— Что ты знаешь об отце МакАфи?

— Он свинья. Свинья. Он думает, что может спрятаться. Он прячется за своего Бога. А Бог… это… ничего… пустое место… — Он улыбнулся, точнее, по-волчьи ощерился.

— Малик, это ты пугал отца МакАфи?

— Да-а-а, — снова засмеялся он. — Малик разъяснит МакАфи.

— Что разъяснит?

— Что его Бог — ничто. Не защитит, не вступится.

Аполлон поднял руку, собираясь вмешаться.

— Правильно, Малик, — сказал он. — Да, Бог отца МакАфи — ничто.

— Ничто, — повторил Малик.

Анина поняла, что, продемонстрировав Малику свое одобрение, Аполлон словно ввел дозу нужного химиката.

— Что ты собирался сделать с отцом МакАфи, плохим МакАфи? — произнес Аполлон и кивнул Алише, передавая ей инициативу.

Малик застонал, как оголодавший человек при виде накрытого стола с шикарными закусками.

— М-м-м-м-м, плохой МакАф-фи-и-и-и. — Он откинул голову, словно вглядываясь в потолок, но глаза его оставались закрытыми. — Такой высокий, неприкосновенный. Неприкосновенный, — повторил он с полнейшим презрением. — МакАфи будет висеть на своей люстре. — Малик сладострастно улыбнулся. — На кишках своих будет висеть.

У Алиши холодок пробежал по спине. Она закрыла глаза и сделала глотательное движение. У нее заныла раненая рука. Алиша не сомневалась, что Малик собирался сделать с добросердечным старым священником именно это. Когда она снова открыла глаза, ей показалось, что в комнате стало темнее. Она посмотрела на лампы: обе продолжали гореть.

Следующий вопрос она задавала, глядя на Аполлона; смотреть на ту тварь, что была привязана к стулу, у нее не хватало сил.

— Малик, это ты выкрал бумаги отца МакАфи?

Он, не отвечая, медленно опустил голову.

— Секундочку, — Аполлон принялся крутить свои вентили, поглядывая при этом на электрокардиограф. Затем снова кивнул Алише.

— Так это ты украл бумаги отца МакАфи?

— Конечно! — вскинул голову Малик. — А кто сказал, что Малик этого не делал? «Достань этот архив, Малик. Доставь его мне». Кто-нибудь сказал, что это не я сделал?

— Никто не говорил, что Малик этого не делал. Малик хорошо сделал. А кто тебе сказал… кто велел Малику достать архив?

— Священник.

— Да, священник, но кто… — Алиша остановилась перевести дыхание. Брейди дотронулся до ее руки.

— Малик, — сказал он. — Священник приказал тебе выкрасть архив, так?

— Да.

— Как зовут священника?

— Рендалл.

Тот самый Адальберто Рендалл, который якобы представлял архивы Ватикана. Алиша посмотрела на Брейди и кивнула.

— Где сейчас отец Рендалл? — спросил он.

— Дома.

— Где — дома?

— Далеко отсюда. У себя дома.

— Малик, где находится дом отца Рендалла?

Он молчал.

— Где твойдом, Малик? — допытывался Брейди.

Тот молчал, часто и прерывисто дыша. Когда он заговорил, голос его звучал на октаву ниже. Скрип перешел в хрипоту.

— В аду его дом. В черной тьме… горячей!

Алиша невольно взглянула на диктофон — посторонний человек, слушая запись, ни за что не поверил бы, что это тоже говорит Малик.

— Почему горячей? — спросил Брейди.

— Огонь. Жжет. Кровь, — Малик снова стал раскачиваться в разные стороны, широко улыбаясь, открыл рот, демонстрируя черные десны и свои нечеловечески острые зубы. Он издал протяжное громкое шипение, и до Алиши донесся выдохнутый им воздух, который вонял чем-то гнилым и прогорклым, как протухший гамбургер. Она отшатнулась, наткнулась на койку и села.

— Крови! — заорал вдруг Малик так, словно требовал пива в забегаловке. — Пустите этому ребенку кровь! Режьте его! Режьте скорей!

— Малик! — протестующе загудел из-за его спины Аполлон. Лицо его выражало такое же страдание, которое испытывала Алиша.

— Хозяин? — завертел головой Малик, пытаясь обернуться. — Хозяин, это вы?

— Кто твой хо… — подалась вперед Алиша.

— Хозяин! Мы привезли детей! Мы привезли вам еще детей! — закричал он, мотая головой и судорожно сгибая руки.

— Он бредит, — ошеломленно пробормотал Брейди.

— Наши тела принадлежат тебе. Наши души принадлежат тебе. Наши дети принадлежат тебе. Мы все наги перед тобой, хозяин! Мы наги! Всё возьми!

Они его теряли. Алиша подобралась ближе к его стулу и, присев на корточки, взяла Малика за судорожно напрягшуюся руку и заглянула в лицо.

— Малик, — просительно сказала она, — где живет отец Рендалл? На кого он работает? Кто твой хозяин?

— Кара… — невнятно произнес он перекошенным ртом. — Муки… — и вдруг захихикал. Брейди от отвращения отступил еще дальше.

Аполлон, сгорбившись за спинкой стула, машинально продолжал подкручивать краники на капельницах. Он был похож на кукловода, который не хочет отвечать за поведение своей марионетки, и дергает за ниточки исключительно по обязанности. Малик вдруг замер, словно прислушиваясь к приказам, которые слышал он один.

— Жру! — закричал он так же неожиданно, как и затих. — Я жру их мясо! Вот, видишь? — Он вытянул голову и принялся, щелкая зубами, хватать воздух. Он жевал, облизывался и проглатывал невидимую плоть. — Я жру их мясо! — гордо крикнул он и засмеялся еще отвратительнее, чем раньше.

Затем он оттолкнулся от пола ступнями. Щиколотки его были прочно привязаны к ножкам стула, но толчок был настолько сильным, что стул опрокинулся. Вернее, он мог опрокинуться, если бы сзади не сидел на корточках Аполлон. Тот подпер плечом стул и вернул его в исходное положение.

Но было поздно. Алиша видела, как Малик ухватил зубами одну из капельниц. Он сорвал ее мешок с подставки и, бешено мотая шеей, стал рвать на части, как акула разрывает большие куски пищи. Жидкость из капельницы брызнула во все стороны.

Немало ее выплеснулось и на лицо близко сидевшей Алиши. У нее защипало в глазах, а во рту она ощутила горьковатый вкус. В ноздри ударил острый запах, напоминавший спиртное с примесью чего-то цитрусового. Алиша вскочила на ноги, отшатнулась и упала на колени возле кровати.

Раствор из капельницы, которую разорвал своими острыми зубами Малик, жег Алише глаза и язык. Моргая от боли, она открыла глаза и попыталась понять, не грозит ли ей со стороны русского еще какая-то опасность. Он сидел на стуле, уставившись в потолок, челюсть его безвольно отвисла. И вдруг Алиша увидела: изо рта Малика к потолку стала подниматься струйка черного дыма. Она собиралась в некое вращающееся облако, которое на глазах увеличивалось. Из облака то и дело вырывались завитки густого дыма, похожие на змей, они тут же втягивались обратно в общую крутящуюся массу. Облако излучало невидимый жар, от которого по очертаниям окружающих предметов пробегала рябь. Алиша ощущала этот жар кожей лица, она вдыхала раскаленный воздух, которым все труднее было надышаться.

«Этого не может быть», — сказала она себе, но сама же себе ответила, что все это происходит на самом деле, — и сердце бешено заколотилось при этой мысли. Алиша протерла глаза — под веки словно песка насыпали.

— Режьте детей на кусочки! — заорал Малик. — Съешьте их!

И вдруг у Алиши перехватило дыхание — она увидела детей! Их лица высовывались из крутящегося облака, как из воздушного шара: маленькие головки, испуганные невинные лица.

Алиша закрыла глаза, но детские лица не исчезли. Они возникли перед ее мысленным взором помимо воли Алиши: мальчики и девочки, от ясельного до младшего школьного возраста. Их лица становились все отчетливее. Они плыли перед ней, чередуясь, как в киномонтаже. Они были искажены страхом и отвращением, словно их грубо держали невидимые Алише руки. Потом все эти юные создания в один голос начали кричать.

Алиша распахнула глаза. К ней двигался Брейди, он звал ее и спрашивал, как она себя чувствует. Он протянул к ней руку, и она отшатнулась — вместо рук у него были черно-фиолетовые когтистые лапы, в чешуе, как у рептилии. Алиша почувствовала на лице легкое прикосновение: нормальные руки. Тогда ей пришло в голову, что чешуйчатые лапы тянулись к ней из-за спины Брейди — кто-то за ним прятался.