— Неужто террорист с докторской степенью по химии посмотрел фантастическое кино и подумал: «Э, да это отличный способ прикончить американцев»?

Кто пожал плечами.

— После событий последней недели я бы не слишком удивился. Нет, возможно, некоторые высшие мозговые функции и сохраняются, но они подавлены сильнее, чем у пациента с болезнью Альцгеймера в последней стадии.

— Такой человек все равно должен ощущать боль. Однако я выбил дух из Джавада, а он и глазом не моргнул.

— Да, верно, здесь мы вступаем в темную для нас область. Помните, речь идет не о естественной мутации, поэтому приходится основываться на наблюдениях и клинических тестах.

— Ну… если зашел разговор о болезни, почему бы нам не побеседовать заодно и о живых мертвецах? Как они функционируют?

— Вот это мы и пытаемся выяснить, работая с бродягами, захваченными в больнице Святого Михаила, — сказал Кто, и на мгновение с его лица исчезла радостная ухмылка. — Болезнь редуцирует столько функций организма, что жертва впадает в некоторое подобие спячки. Ошибочно называть такое состояние смертью. Когда вы выстрелили в Джавада, его тело уже было опустошено болезнью, и ранения ускорили процесс. Он находился в коме, настолько глубокой, что осматривавшие его медики не заметили никаких признаков жизни. Обратите внимание — животные могут впасть в оцепенение, точно так же, как и люди, но физиологические процессы при этом не прекращаются. Нечто похожее можно наблюдать при переохлаждении. Однако когда в спячку впадает земляная белка, ее метаболизм снижается до одного процента от нормального. Вы наверняка решите, что она мертва, если, конечно, не воспользуетесь хитроумным оборудованием. Сердце у нее бьется очень медленно, и даже кровь из ранки не потечет, потому что давление слишком низкое.

— Разве йоги не проделывают то же самое?

— Ничего подобного. В самом глубоком трансе метаболизм у них составляет девяносто девять, девяносто восемь процентов от обычного. Бродяга же близок к состоянию земляной белки. Для сравнения, у медведя, залегшего на зиму в берлоге, обмен веществ гораздо интенсивнее. Нам пришлось задействовать специальные приборы, но и тогда мы едва не прошляпили импульсы. Чтобы достичь такого результата, кому-то удалось либо вмонтировать ДНК земляной белки людям — предваряя ваш вопрос, сразу скажу: согласно теории трансгенеза, эти геномы несовместимы, — либо изменить химию тела и вызвать искусственную спячку. В любом случае мы видим только результат и пока еще далеки от понимания процесса. — Кто положил обратно пружину и подался вперед. — После укуса зомби быстро реорганизуется функциональная матрица тела. Зараза, проникшая в организм, каким-то образом использует белок фатальной семейной инсомнии, чтобы снова пробудить жертву и поддерживать в состоянии бодрствования, однако за время спячки паразит успевает отключить серьезно поврежденные участки тела, например с огнестрельными ранениями.

Наши бродяги поднимаются, потому что паразит поддерживает моторную функцию мозга, а также некоторых черепных нервов, тех, что отвечают за сохранение равновесия, жевание, глотание и прочее. Однако большая часть органов отключена, и редуцированный поток крови и кислорода вызывает необратимые повреждения высших функций, таких как способность к познанию. Сердце перекачивает совсем мало крови, легкие функционируют на незначительном уровне. Циркуляция питательных веществ сильно понижена, и незадействованные части тела начинает поражать некроз. В итоге мы имеем почти классический случай безмозглого, жаждущего плоти, разлагающегося зомби. Это прекрасно, абсолютно прекрасно в своем безобразии!

Я с трудом подавил желание врезать ему как следует.

— А они вообще могут думать? Решать задачи?

Он пожал плечами.

— Мы не в силах доказать, способен ли бродяга к осознанному мышлению. Неизвестны ни их возможности, ни последствия распространения заразы среди населения. Вероятно, поэтому террористы сегодня и задействовали детей, испытывали патоген на новой тестовой группе. Химия тела у ребенка иная. Но, в общем и целом, мы имеем дело с тупыми механизмами, пожирателями мяса, которые ходят, рычат и кусают. Вот, пожалуй, и все их таланты.

Я фыркнул.

— А боль бродяги чувствуют?

— Они, совершенно точно, не реагируют на нее. Ни малейшего признака. Хотя в больнице Святого Михаила мы видели, что они избегают огня. Вопрос, почему… Склоняюсь к мысли, что живой мертвец если и ощущает боль, то уж точно не распознает угрозы болевого воздействия.

— Зато они умирают, — сказал я. — Повреждения мозга или позвоночника достаточно, чтобы проделать с ними такой трюк.

— Верно, и на вашем месте я бы за это зацепился. Но можно ли их ранить в классическом понимании слова… У бродяг есть свойство, которое я назвал бы гиперактивным исцелением. Конечно, они не восстанавливаются полностью, как Вольверин из «Людей Икс», скорее, напрашивается аналогия с автомобильной покрышкой, когда в нее заливают жестянку герметика. Безусловно, если бы раны не затягивались, мы истекли бы кровью, порезавшись о край бумажного листа. Вы наверняка имеете некоторое представление об этом. Так вот, фибрины и гликопротеиносодержащие фибронектины с высоким молекулярным весом связываются вместе, образуя затычку, которая предотвращает дальнейшую потерю крови и, кроме того, обеспечивает структуральную поддержку, чтобы запечатать рану, пока не образуются коллагеновые волокна. У бродяг данный процесс происходит с суперскоростью. Выстрел — и поврежденные ткани восстановились мгновенно. Естественную мутацию мы оценили бы как эволюционный ответ на угрозу частых повреждений, на повышение опасности окружающей среды. Однако это человеческая задумка, и снова скажу: наш доктор Зло держит в руках патент на золотые копи, потому что одно это открытие обеспечило бы потенциальное исцеление или прогресс в лечении гемофилии и прочих болезней крови. А применение подобной технологии в зонах военных действий принесло бы миллиарды. — Кто придвинулся еще ближе. — Если вы со своим отрядом Рембо сумеете вывести гениального безумца на чистую воду, тогда я лично сопру его идею, насобираю патентов, после чего куплю Таити и отправлюсь на пенсию.

— Посмотрим, что можно сделать. — Я вздохнул. — А что насчет лечения, есть ли средство, которое убивает прионы? Как поддержать иммунную систему?

Он отрицательно покачал головой.

— Организм реагирует на прионовые инфекции иначе, чем на все другие, он не сопротивляется, и болезнь развивается стремительно. На данный момент она считается неизлечимой.

— Шикарно.

— Уничтожить прион чрезвычайно трудно. В лабораторных условиях, где гормоны роста культивируются из экстрактированных слюнных желез, мы использовали для очистки тканей разнообразные растворители, так вот, они убивают все… кроме проклятых прионов. Не помог и формальдегид, что меня по-настоящему испугало. Воздействие радиацией, бомбардировка ультрафиолетовыми лучами оказались бесполезными. Мы — я имею в виду научное сообщество — испробовали буквально все на свете, чтобы справиться с ТГЭ, включая воздействие на пораженные участки мозга всеми видами химикатов, в том числе и промышленными моющими средствами, но прионы не умирают — даже со смертью организма-носителя. Похороните инфицированное тело, выкопайте кости через сто лет… и прионы будут тут как тут. В конце концов, это просто белки.

— Это все, что вы можете сказать? — спросил я.

— О науке я могу говорить бесконечно…

— Хотелось бы услышать главное. Что мне необходимо знать, когда я поведу свой отряд на крабовый завод?

Кто посмотрел на Черча. Тот ответил кивком. От его прежней отстраненности не осталось и следа.

— Ну, — произнес Кто, — это касается распространения инфекции.

— Я знаю: зараза передается через укус. Самолично наблюдал достаточно примеров всего три часа назад и видел, как эти твари бросались на детей.

Похоже, на доктора Кто мои слова не произвели впечатления, во всяком случае, сострадания он не выразил. Видимо, был слишком увлечен тем, как ловко устроен механизм нового биологического оружия. Интересно, что бы он почувствовал, окажись один на один с бродягой в запертой комнате.