Натан Ли проявлял осторожность — ради ее же блага. Всякий раз оставлял дверь широко открытой, когда к нему приходила Миранда. Не распускал руки: никаких дружеских похлопываний и объятий. Во всех лабораториях расцветали романы. Гуляли сплетни. Миранде этого совсем не надо. Она еще дитя. А себя он ощущал на сто лет старше, поэтому и не давал волю чувствам. Платон бы гордился им.

Они сидели лицом друг к другу, почти соприкасаясь коленями. Он был коричневым от солнца, она бледна. Три видеоэкрана располагались на столе, на них воспроизводилась дневная запись с различных камер, установленных во дворе. Звук был выключен.

— Это у них такая азартная игра? — спросила Миранда.

Натан Ли глянул на экран.

— Типа рулетки. Похоже, правда?

Миранда показала на другой экран. Иоав сидел на корточках над дневным уловом — воробьем с расправленными крыльями и белкой в клетке из плетеных сосновых прутиков.

— Он их продает, — объяснил Натан Ли. — Это у них вроде базара.

Он коснулся регулятора громкости. Из динамика донесся шум торговли. Очередь мужчин выстроилась перед несколькими продавцами, сидевшими на пятках рядом с небольшими кучками всякого хлама.

— Сандалии. Сосновые шишки, — прокомментировала Миранда. — А вон там — статуэтки женщин?

— Или амулеты. Из хлебных катышей. Эти парни очень изобретательны. Обожают меновую торговлю. Она начинается всякий раз, как только они выходят во двор. Заключают сделки с утра до ночи. Для них это способ общения. Формируется своего рода поселение. Видите того человека? Это предсказатель. А вон того? Делает браслеты из цветных нитей и кусочков бараньих сухожилий. Или вон — профессиональный чистильщик ушей.

— Шутите?

Человек сидел на корточках рядом с лежащим на боку клиентом, с сосредоточенностью нейрохирурга усердно орудуя проволочкой и очищенным от коры прутиком.

— Вы никогда не бывали в третьем мире, — сказал Натан Ли.

— А с этим что?

По двору бродил человек, у него ко лбу шпагатом был примотан свернутый клочок материи.

— Лекарство от головной боли. Волшебная ткань, заговоренная одним из его друзей. Ему вроде даже полегчало.

Натан Ли выключил звук и снова сел. Миранда оторвала взгляд от экранов и подалась к нему.

— Кавендиш звонил, — тихо сообщила она. — Он на тропе войны.

Натан Ли напрягся. У Окса есть Кавендиш. У него — Миранда. Акценты расставлены.

— С чего вдруг? — спросил он.

— Хочет знать, какую цель вы преследуете, занимаясь всем этим. — Она похлопала ладонью по одному из мониторов. — Я ему сказала, что вы в процессе поиска и собираетесь расспросить клонов о чуме.

— Так оно и есть, — сказал Натан Ли. — Сейчас мы ничего больше сделать не можем.

— Кавендиш говорит: это топтание на месте. Он хочет закрыть проект. И подписал приказ о вашей депортации.

— Что? — ошеломленно переспросил Натан Ли.

Карандаш выскользнул из его пальцев. «Вот и все, так просто?» Ему хотелось возражать. Зачем же так скоро? Он ведь еще не нашел ответа. Но кроме себя винить некого. Он позволил себе соблазниться этой альтернативной реальностью. Сотворил ее своими руками. Клоны были не его заботой. Ну, жили бы своей жизнью и дальше. А ему надо было заниматься своим делом, посвящая каждую минуту выслеживанию врага.

— Окс, — сказал Натан Ли.

Может, у него еще осталось немного времени, чтобы спрятаться в одном из каньонов или в лесу. Окс в конце концов появится. И в то же время Натан Ли понимал, что это все несерьезно: повсюду люди из охраны.

— Окс? — переспросила Миранда. — Уверена: это он нашептывает про вас гадости в уши Кавендишу. Но у Эдварда есть и свои причины избавиться от вас. Вы — угроза его системе.

— Кавендиш? А ему-то что я сделал?

Натан Ли в глаза не видел этого человека, только его фотографии. Все возрастающая замкнутость директора была, по-видимому, следствием некой уродующей его тело болезни, добавившейся к прежним хворям. Или же коварным приемом для рекламы своей вездесущности: якобы он всюду и нигде в данный конкретный момент. Миранда говорила, что это расплата за паранойю. Так или иначе, Кавендиш уже давно утратил связи с человеческим племенем. Он был как одна из неустойчивых элементарных частиц — так, кажется, называют физики свои субатомные рикошеты. Теория хаоса без ее логического обоснования.

— Он убежден, что я пытаюсь скинуть его, — сказала Миранда. — С вашей помощью.

— Но это какая-то нелепость.

— Нет, он абсолютно прав, — улыбнулась Миранда. — Я использую вас, вы — меня. Да не удивляйтесь вы так. Один большой порочный круг.

Слова ее не звучали безжалостно, она скорее напоминала ребенка, пытающегося выглядеть взрослым.

— Не слишком-то я грозное оружие, — сказал он. — С чего Кавендишу беспокоиться?

— Теневой город объединяется. Тайный альянс. Я встречалась кое с кем из начальников других лабораторий. Они тоже замечают изменения. Плюс ежемесячные статистические данные. Люди почти перестали брать больничные. Начинаются новые эксперименты. Все меньше случаев злоупотребления наркотиками. Растет мораль. Будто тьма отступает.

— А какое это имеет отношение ко мне?

— Да тут сразу не поймешь. Но каким-то образом это связано с «Годом Зеро», — сказала Миранда. — Больше увязать не с чем. Днем — наука, вечером — жертвоприношения животных. Люди словно приклеились к мониторам. Народ увлечен. Нет, не то слово. Заворожен, пленен. И еще, — припомнила она, — я говорила? Опыты над людьми почти сошли на нет по сравнению с тем, что было.

— Думаете, все дело в клонах?

— Отчасти да. Эта резкая перемена в настроениях имеет прямое отношение к вашему дворику.

— Верится с трудом.

Но Натан Ли сам чувствовал, что это так. Двор поселился у него в душе. Маленькое племя клонов победило смерть. Они выжили в апокалипсисе и взялись за руки, решив, что очутились в раю.

— Весь город настроился на вашу волну. Учителя истории и географии показывают детям на уроках фильмы о нравах Палестины первого века. Классы изучают отдельных клонов и пишут их биографии. Закусочные и кофейни наполнены слухами о последних откровениях. В церквях проигрывали запись «Отче наш».

Кое-что из этого Натан Ли уже слышал.

— Хлеба и зрелищ, — отмахнулся он.

— Неужели не понимаете? Вы — угроза исцелению. Вот что думает Кавендиш.

— Это же просто телевидение. Элементарное реалити-шоу.

— Нет, — покачала головой Миранда. — Кавендиш прав на все сто. — Она взяла ребро из ячейки с костями Матфея. — Вы превратили их в людей.

— Они и были ими.

— Но мы-то не знали этого, — сказала она. — Большая разница. Из-за вас уже две лаборатории приостановили эксперименты. Остальные дискутируют. Кавендиш понимает: они отклоняются в сторону от методологии. Так сказать, самокорректируются. Пятятся от пропасти.

— Опыты над людьми? — повторил Натан Ли. — Это часть культуры. Сделку с дьяволом человечество заключило давным-давно.

— Поэтому все это очень опасно, — сказала она. — Дьявол — это Кавендиш. Все началось с него.

— Неправда, — возразил он. — Это часть Лос-Аламоса. Мне рассказывали о том, что было здесь в самом начале. Во времена бомбы. В пятидесятые годы тысячи мертвых детишек присылали сюда со всего мира, чтобы исследовать воздействие радиоактивных осадков. Ученые сами себе делали инъекции плутония. И добавляли его в пищу своим детям.

— С этим покончено.

— Но это создало прецедент. Кто знает, может, самое худшее впереди?

«А твой ребенок?» — подумал он.

— Не знаю, насколько много вам известно о происходящем. Никто не говорит об истинном масштабе.

— Масштабе чего?

— Помните свой самый первый день здесь? — спросила она. — Когда мы шли через мост, посыпался пепел. Вы еще пошутили: мол, снег в июле?

«Интеллектуальный мусор» — так она назвала это.

И он все понял, ужаснувшись, что это случилось только сейчас.

— Человеческий пепел, — проговорил он.

— Клоны, — кивнула Миранда. — Контейнеры из городов. Даже заразившиеся ученые. Точных цифр у меня нет. Тысячи. Последнюю пару лет мы изо всех сил старались не думать об этом. Самый жуткий кошмар заключался в том, что мы могли превратиться в Аушвиц. — Она вручила ему кость. — Теперь поняли? Вы что-то разбудили в людях. Кавендиш теряет поддержку своих методов. И времени у него не остается.