— Почему?

— Правду сказать, идея отправить этот экспонат на выставку принадлежала мне. Так сказать, самое необычное произведение искусства из великого музея искусств Метрополитен.

Кто бы мог подумать, что у Тибодо такое чувство юмора?

— Человеческая рука? Настоящая?

— Не стану вам рассказывать, как мы боролись за этот экспонат. Мы заполучили его из Эрмитажа, где хранится великолепная коллекция искусства скифов.

— Скифов? Что-то не припоминаю…

— Эта народность жила в гористой местности в Западной Сибири.[91] После себя они оставили огромные запасы сокровищ из золота. Многие их изделия очень подошли бы для совместной выставки, потому что щедро украшены всяким мифическим зверьем. Русские очень гордятся этим искусством, о котором остальной мир почти ничего не знает.

— Эту руку вы сюда привезли?

— Нет, мои предшественники — Монтебелло и Ховинг. Скифы были великими воинами и прекрасными наездниками. Сохранилось множество седел и элементов конской сбруи…

— А рука, сэр? — прервала я этот экскурс в историю. — На кой черт она им была нужна?

— Эти люди жили в краях, где зимой бывают суровые морозы. Тела птиц, животных, и людей в том числе, могли храниться многие века, местные условия подходят для этого не хуже, чем пустыня Египта.

В очередной раз я совершенно запуталась. Тело Грутен сохранилось так замечательно в холодном подвальном хранилище или же теплом сухом склепе? И почему эти музейные умники, словно заправские патологоанатомы, знают столько методов консервации тел?

— Эта рука, детектив, принадлежавшая скифскому военачальнику, датируется примерно третьим веком нашей эры. Каким-то образом они умели сохранять и человеческую кожу, подобно шкурам животных. — Тибодо положил фотографию на подоконник и указал на змеевидные татуировки, которыми была покрыта темно-коричневая кожа. — Вы видите, мистер Чепмен, здесь изображена схватка двух оленей. А сверху на них камнем падает орел, наметив кого-то из них своей добычей.

Стоило Майку услышать о «военачальнике», как его интерес к рассказу явно усилился.

— Современные любительницы тату могли бы поучиться у этого древнего мастера. А то, когда вижу очередной трилистник, или розочку, или сердечко на чьей-нибудь щеке или там заднице, мне это кажется такой банальщиной.

Тибодо бросил удивленный взгляд на Майка.

— Я не о своих знакомых говорил, — поспешил объяснить тот. — Я имел в виду мертвых леди, которых мне довелось повидать. Вот эти тату выглядят по-настоящему стильно. Так что с этой рукой?

— Ее увезли из Метрополитен пару месяцев назад. Но лучше об этом справиться у людей Мамдубы, — посоветовал Тибодо. — Вероятно, кто-то захотел подкинуть Музею естествознания парочку лишних проблем и позаимствовал ее из готовящейся экспозиции.

— А кто был в курсе, что она там? Из ваших людей, входивших в оргкомитет, кто знал о ней?

— Да все, пожалуй, знали. Впрочем, как и все люди Мамдубы.

Тибодо как будто сам увлекся своей недавней речью об истории и искусстве скифов и казался более расслабленным, чем в начале нашей встречи.

Майк переключился на другую тему.

— В пятницу мы узнали об одном интересном факте и подумали, что, может, вы его проясните.

Директор кивнул, почти не сомневаясь, что сумел завоевать уважение Майка.

— Катрине Грутен не устроили приличных проводов. Никто не зашел к ней домой за ее любимым костюмом или подходящим случаю платьем, в общем, ее никто не обряжал. Получилось, что никому до нее нет никакого дела?

Тибодо опять напрягся.

— На ней были дешевые шерстяные брюки и застиранное белье. Но вот что странно — мисс Купер, более сведущая в подобных вещах, подтвердит это — на Катрине был кашемировый пуловер. Очень добротное изделие ручной вязки, купленное в одном из самых модных магазинов на Мэдисон-авеню. Мы проверили, кто его купил. Это просто совпадение или вам знакома женщина под именем Пенелопа Тибодо?

— Это моя покойная жена, Чепмен. Я полагаю, вы достаточно сообразительны, чтобы догадаться самому. — Он не на шутку разозлился и заговорил довольно резко.

— Следовательно, с малышкой Грутен вы не были знакомы. Тогда ваша жена?

— Моя жена ее никогда не видела. Послушайте, в тот первый раз я не узнал Катрину на фотографии. Вы должны меня понять. Эта… эта… смертельная бледность и, как вы это называете… сам факт, что снимок был сделан в морге… на снимке Катрина была совершенно не похожа на ту молодую женщину, которая здесь работала. Клянусь вам, я не пытался ввести вас в заблуждение. И даже после того я так и не вспомнил ее имени. Последний раз, когда я видел мисс Грутен, она была так полна жизни, так…

— Когда это было?

— Прошу поверить, я всеми силами пытаюсь вспомнить обстоятельства той встречи.

— А пуловер вашей жены на Катрине чем вы можете объяснить?

— Это было, должно быть, прошлым летом. В конце августа, если я верно помню. Точную дату вам скажет Ева. В моем доме. Не то, о чем вы подумали, детектив. Вечеринка с коктейлями, устроенная в честь одного из попечителей.

— И почему там была Катрина?

— Мы тогда обхаживали спонсоров как раз для Клойстерс, пытались привлечь к его проектам интерес и — деньги, естественно, на рынке антиквариата появились кое-какие ценные вещи. Устроил все Беллинджер. Я уверен, что идея пригласить туда сотрудников музея тоже принадлежала ему. Он же их и выбирал.

— Но почему тогда вечерника проводилась в вашем доме? — удивился Майк.

Тибодо указал в окно.

— Наша квартира — прошу прощения, квартира, где я живу, — принадлежит Метрополитен. Это пентхаус на Пятой авеню. Там часто устраивались разные приемы. В тот вечер стояла очень теплая погода. Бар и столы с закусками вынесли прямо на террасу. Оттуда замечательный вид на музей и весь парк. А эта девушка, наша сотрудница, помнится, все время мерзла. Как ни удивительно, но она буквально дрожала.

— При том что было тепло? — уточнила я.

— Да, мне это показалось странным. Все радовались тому, что вечеринку устроили на открытом воздухе. Но Катрина, как мне показалось, чувствовала себя очень неуютно.

«Не иначе, симптомы посттравматического стресса», — подумала я. Со времени нападения на нее прошло всего пара месяцев. Или, может, это уже были признаки отравления мышьяком, судя по тому, что говорил доктор Кестенбаум. Озноб вполне вписывается в эту картину.

— Я ей, конечно, предложил пройти в дом, но она чувствовала себя обязанной присутствовать во время беседы с попечителями, как ей казалось, Беллинджер очень на это рассчитывал. Ведь в своей области Катрина обладала большой эрудицией. — Тибодо слегка занервничал. — И я сказал ей, что у меня есть кое-что из вещей Пенелопы. Боюсь, я до сих пор не осознал всю необратимость смерти жены.

— И вы пригласили ее в спальню?

— Мне жаль вас разочаровывать, детектив. Нет. Я сам пошел в дом и в одном из ящиков комода нашел этот пуловер. Признаюсь честно, я не разбирался, из чего он и какова его цена, что вас так впечатлила. Я просто отдал его молодой женщине, сказав, что мне будет приятно, если она его примет. Что этим она сделает мне приятно, потому что Пенелопа… в общем, ее больше нет…

Он секунду помолчал, после чего продолжил:

— Потом я, кажется, спросил Катрину, нравится ли ей вечеринка и как она доберется домой. Она же, если мне не изменяет память, ответила, что живет недалеко от Беллинджеров и что домой ее отвезет Гирам.

— Он говорил вам, наверное, что однажды летом Катрину изнасиловали, когда она поздно вышла из Клойстерс?

— Так это была Катрина? Но я это с ней никогда не связывал. — Тибодо явно заволновался. — Смутно вспоминаю, что он действительно говорил мне о неприятном происшествии в парке. И что наша сотрудница не пожелала привлекать полицию, чтобы не предавать дело огласке. И что я, по-вашему, мисс Купер, должен был делать, пойти наперекор ее воле? Нет, но тогда я правда понятия не имел, что речь шла о мисс Грутен.