Бен покачал головой.

— Когда эти документы нам доставили, мы с твоим отцом плотно ими занялись, даже обратились к знакомому адвокату. Он подтвердил все наши подозрения. Тут не подкопаешься, завещание прямо-таки чугунное. Причем любое нарушение условий приведет к немедленному и бесповоротному переходу земли в собственность треста… Вообще, должен сказать, документ составлен крайне хитро. Крошечный шаг в сторону — и земля уплывает в чужие руки. Ни малейшей лазейки. Все, что происходит с этой землей, взято в очень жесткие рамки. Собственно, это даже не вполне завещание, а некое право выбора из чрезвычайно малого количества вариантов. После безвременной кончины твоего отца и начавшейся болезни матери передача прав собственности была приостановлена вплоть до момента, когда тебе стукнет двадцать семь…

— А если я не хочу решать прямо сейчас?

— У тебя есть год, пока ты считаешься двадцатисемилетним. Например, ты можешь отказаться от земли. То есть ты не вступаешь в права наследования, и тогда все отходит тресту. Если ты не примешь решение за оговоренный срок, земля автоматически передается опять-таки тресту — но на период, пока твоему собственному наследнику не исполнится двадцать семь… Алекс, на данный момент ты последний в нашей линии. Тебе не разрешается отписывать эту землю по завещанию кому бы то ни было, кроме прямого наследника. Если же у тебя вообще никогда не будет детей, то после твоей смерти земля окончательно отойдет тресту.

— А если меня на следующей неделе до смерти задавит автобус?

— Значит, последует немедленная передача прав тресту, раз и навсегда, коль скоро у тебя нет детей. Если же ты станешь отцом, то даже в том случае, когда ты не заявишь свои права на землю до наступления двадцати восьми лет, твой ребенок автоматически включается в рамки завещания. И затем все ждут, пока ему исполнится двадцать семь. Словом, ты можешь кидаться под автобусы сколько угодно, это никак не скажется на детях. Например, смерть твоего отца не лишила тебя прав наследования… Итак, ты можешь принять землю и наслаждаться ею как душе угодно, а потом передать ее своим детям — если, конечно, перед этим не продашь ее в руки треста. Потому что обратно участок уже не выцарапаешь.

— Хм-м… Но если покупатель может быть только один, они предложат бросовую цену.

Бен полистал бумажки, наконец нашел искомое.

— Нет. Вот взгляни сюда. — Он ткнул пальцем в нужный пункт. — Ты можешь продать землю только в руки Даггетского треста — у них такое название, — но они обязаны выплатить рыночную стоимость. Кстати, тебе разрешается нанять собственного оценщика, чтобы удостовериться в правильности суммы. И я без экспертов тебе скажу, что такая масса земли, пусть даже не на побережье, стоит целое состояние.

Алекс рассеянно покивал головой.

— И занимайся живописью в свое удовольствие…

Бен улыбнулся:

— Ты отлично знаешь принцип, который я исповедую: готовься к худшему, но проживи жизнь на полную катушку. К примеру, ты можешь избавиться от земли и затем писать картины до последнего вздоха, ни разу не столкнувшись с необходимостью продать хотя бы один-единственный пейзаж. Если честно, мне бы не хотелось, чтобы ты расставался со своими работами. В них так много любви к жизни…

Алекс нахмурился, отрываясь от мечтаний.

— Но почему этот трест упорно жаждет приобрести именно нашу землю?

Бен пожал плечами:

— Так ведь они уже владеют всеми окружающими участками. Кстати, земля практически нетронутая — по большей части покрыта девственными лесами, которые столетиями держит Даггетский трест. Им хочется все сохранить в прежнем виде. Наша вотчина — последний кусочек мозаики… Принадлежащая тресту земля закрыта для доступа. Никто и никогда не получал разрешения туда проникать, даже туристы. Кстати, государственный Природоохранный фонд давно недоволен таким положением вещей. Они считают, что имеют право особого доступа, раз их работа касается заповедников и так далее. Наверное, им просто пришлось подчиниться, потому что консервационная группа заявила столь благородные цели.

— Ну а если я решу, что не желаю продавать землю? А захочу, скажем, построить на ней дом?

Бен вновь постучал по документам.

— Не выйдет. Завещание составлено на условии так называемого сервитута неприкосновенности. Кстати, вот почему нам никогда не надо было платить налоги на собственность. Есть закон, освобождающий от таких налогов, если речь идет об особых природоохранных зонах, о чем, собственно, и говорится в условиях завещания.

— Получается, эта земля для меня бесполезна? Я не могу ею пользоваться?

Бен опять пожал плечами:

— Ну, ты мог бы там отдыхать, наверное… Короче, она твоя, если ты этого хочешь. Можешь бродить по ней, разбивать палатку, что-то в этом духе… но возводить на ней какие-либо постоянные сооружения не разрешается. Кроме того, ты обязан соблюдать внутренний устав треста, который запрещает впускать туда посторонних: скажем, путешественников, туристов выходного дня и тому подобное.

— Или я мог бы ее продать…

— Да. Даггетскому тресту.

Все это было очень неожиданным и ошеломляющим. Алекс в жизни не владел какой-либо землей, кроме участка под домом его родителей. Сейчас этот дом, располагавшийся неподалеку от дедовского, был записан на имя Алекса. Хотя молодой человек там жил, в каком-то смысле ему до сих пор казалось, что домом распоряжаются призраки давно ушедших людей. У него в голове не укладывалось, что такое полсотни тысяч акров лесных угодий. Пожалуй, в таком месте можно заблудиться. На веки вечные.

— Раз я ничего не могу поделать с этой землей, наверное, лучше от нее избавиться…

Бен потянулся за своим жестяным экстрактором.

— Логично. Продай ее и купи себе приглянувшуюся машину.

Алекс с подозрением уставился на макушку деда.

— Мне нравится мой «чероки», просто в нем надо заменить стартер.

— Алекс, сейчас у тебя появилась возможность приобрести себе настоящий подарок. Такого сорта, который был нам не по карману.

— Да я ни в чем не нуждаюсь, — возразил Алекс, ласково коснувшись дедовского плеча. — У меня всегда было все необходимое.

— Ага, прямо как я с моим кофейником, — буркнул старик. — Мне тоже ничего другого не надо. — Тут он резко обернулся и подарил внуку непривычно суровый взгляд. — Продавай землю, Алекс. Там только деревья да скалы… бесполезная обуза.

Но для Алекса «деревья да скалы» звучало очень соблазнительно. Ему нравились именно такие места.

— Говорю же: продавай, — настаивал Бен. — На кой ляд тебе сдалась Замковая гора?

— Какая-какая гора?

— Замковая. Она расположена примерно в центре.

— А почему ее так назвали?

Бен отвернулся и некоторое время сосредоточенно сопел, изгибая трубочку экстрактора согласно лишь ему известной схеме.

— Говорят, она смахивает на средневековый замок. Хотя лично мне так не кажется.

Алекс улыбнулся:

— Так ведь и знаменитая Индейская скала мало чем похожа на индейца.

— Ну а я о чем толкую? То же самое. Люди видят то, что хотят видеть, вот и все. — Не оборачиваясь, Бен передал бумаги. — Займись оформлением, а когда окончательно вступишь в права наследования, продай эту землю.

Алекс медленно пошел к лестнице, на ходу обдумывая услышанное. Остановился и оглянулся на деда.

Бен сидел мрачный как туча.

— Спасибо, дед, за твой мудрый совет.

Тот уже успел взяться за паяльник.

— Ты сначала им воспользуйся, а благодарить будешь потом. Пока не сделаешь дело, это так и останется пустыми словами.

Алекс рассеянно кивнул:

— Ладно, схожу маму проведаю.

— Передай от меня привет, — буркнул Бен не оборачиваясь.

Дед редко навещал сноху. Он на дух не переносил лечебницу, в которой ее держали. Алекс тоже ненавидел больницу, но ничего не мог поделать: если надо повидать маму, другого пути не остается.

Молодой человек посмотрел на конверт. Наверное, столь неожиданный подарок на день рождения должен был его осчастливить, однако наследство лишь напомнило об умершем отце и о матери, которая заплутала в другом мире.