– Вы его уже знаете. Меня зовут Кэтрин Хэмптон, и, честно говоря, мне нелегко представить, как я могла бы оказаться кем-то другим.

При виде такой наглости Сэндерс даже изменился в лице.

– Не валяйте вы дурака, – сказал он. – Я отлично знаю, как вас зовут.

– Так скажите, – сказала Кэрри. Она всё ещё продолжала держаться вызывающе.

– Я хотел бы услышать признание от вас.

– В чём вы хотите заставить меня признаться? – спросила Кэрри.

Не смотря на показное спокойствие, Сэндерс понемногу начинал выходить из себя.

– Хватит ломать комедию, – сказал он. – Вас зовут Кэрри Энн Ортон, и мы оба отлично это знаем.

– Что же, если и так, – сказала Кэрри. – Имя само по себе ещё не может быть преступлением.

– Вы упорствуете, – сказал Сэндерс. – И по закону, как упорствующая еретичка, вы будете допрошены с пристрастием.

– Что ж, попробуйте, – спокойно сказала Кэрри.

Казалось, она нисколько не была испугана. Без малейшего сопротивления Кэрри позволила, чтобы её привязали к скамье. Она лежала, косясь на палача в красном капюшоне, который по знаку Сэндерса приблизился и встал рядом.

Сэндерс снова подошёл к писарю и углубился в бумаги.

– На чём мы остановились? – спросил он.

– Убийство лорда Гленвина, – ответил писарь, всё ещё сидевший за столом в углу.

Сэндерс наклонился над столом и перевернув очередную страницу.

– Итак, убийство лорда Гленвина, – повторил он. – Что вы можете сказать в своё оправдание?

– Я не знаю этого человека, – простодушно ответила Кэрри. – Я слышу это имя в первый раз в жизни.

Сэндерс достал из ящика ворох какого-то тряпья.

– Это ваша одежда?..

– Нет.

– А верёвочная лестница?.. Вы узнаёте её?

Конечно, Кэрри её узнала. По этой лестнице она проникла в дом лорда Гленвина чуть более полугода назад.

Сэндерс развернул перед ней и лестницу и платье, так что грубая материя почти касалась её лица. Кэрри следила за ним глазами.

– Я не понимаю, о чём вы говорите, – сказала она.

– Всё вы отлично понимаете, – сказал Сэндерс. – Платье было сшито на девушку примерно такого же роста. Оно вам как раз в пору.

– Это ещё не доказывает, что оно принадлежит мне, – возразила Кэрри. – В любой деревне вы найдёте несколько десятков женщин, о которых можно сказать то же самое.

– На платье я обнаружил несколько длинных каштановых волосков, – точно такого же цвета, как у вас.

– В городе живёт много женщин с такими волосами, – не сдавалась Кэрри.

– Но горничные лорда Гленвина подтвердили, что вскоре после убийства в дом приходила бедная девушка, по описанию похожая на вас.

– Да?.. И что она делала в этом доме?..

– Она спросила, не найдётся ли какой работы. Очевидно, она хотела, чтобы её допустили к телу умершего.

– Господи! Кто бы мог подумать, что человек, совершивший убийство, через день вернётся назад! – воскликнула Кэрри. – Чтобы так поступить, нужно просто быть ненормальным! Если бы это была я, то затаилась бы как минимум на несколько месяцев. Может быть, даже уехала бы из города.

– Тем не менее вы не уехали, – парировал Сэндерс.

– Но я никогда не была в Эриенбурге! Это какая-то глупая ошибка. Не понимаю, кто вам мог такое сказать. Как только я выйду отсюда, я сразу же напишу в Лэнсбрук моему отцу, и он не оставит от этой тюрьмы и камня на камне! Да знаете ли вы, жалкий выскочка из простонародья, что дочь лорда Хэмптона не потерпит такого обращения!

– Хватит, – остановил её Сэндерс. – Так у нас ничего не выйдет. Выбирайте одно из двух: или вы говорите правду, или я буду вынужден принять меры. Третьего пути нет.

– Как вы смеете так говорить со мной?! – воскликнула Кэрри. – Мой отец никогда не позволил бы вам…

– Раскалите железо, – приказал Сэндерс.

Казалось, его слова не испугали Кэрри. Она продолжала держаться так, как будто ничего не произошло; как будто это было небольшое недоразумение, и всё скоро разъяснится.

Человек в красной одежде с капюшоном, все это время сидевший в тёмном углу, тотчас поднялся и выступил из тени. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это был палач. По знаку Сэндерса он вынул железо из огня и крепко прижал его к её руке…

В комнате запахло палёным.

…Она не вскрикнула, но по тому, как побелело её лицо, Сэндерс понял, что борьба будет недолгой.

Сэндерс подошёл к скамье и встал рядом с палачом.

– Так что вы решили? – спросил он.

– Ваше упорство бесполезно, – мягко заметил Сэндерс. – Не усугубляйте своё положение. Посмотрите на эти бумаги. Они стоили мне многих бессонных ночей и нескольких месяцев упорного труда… Здесь записаны все ваши преступления, – начиная с того дня, как вы переступили порог монастыря, и кончая всем тем, что вы совершили в доме лорда Брэкли. Включая похищение золота из тайника в гостиной, убийство Луизы Брук, и последнее… попытку утопить меня, Адриана Сэндерса, в болоте Потерянных Душ, за что вы ответите особо. Вы видите – я знаю о вас всё, что знаете вы, и даже больше… Вы знаете, какое наказание вас ожидает?

Кэрри молчала.

– Вы состояли в ордене ведьм. Если вы не признаетесь, суд признает вас упорствующей еретичкой, а знаете ли вы, что бывает с упорствующими еретиками? Вы будете сожжены на костре, на городской площади, при большом стечении народа…

– Этого не будет, – сказала Кэрри.

– Но вы ещё можете облегчить свою участь, – продолжал Сэндерс, не обращая ни малейшего внимания на её слова. – Если вы признаетесь во всём… если вы искренне раскаетесь в своих преступлениях, суд может оказать вам снисхождение. Вам сохранят жизнь, как это случилось с нашей общей знакомой… сестрой Эделиной из монастыря святой Анны.

– Через три года сестра Эделина умерла в тюрьме, – сказала Кэрри.

– Значит, вы это тоже знаете… Во время грозы в тюрьму ударила молния, и ведьма погибла при пожаре. Людской суд оказал ей снисхождение, но Господь не пожелал, чтобы её преступления остались безнаказанными. Свершилось правосудие Божие… – Сэндерс задумался, его взгляд устремился куда-то вдаль.

«Похоже, на этот раз он говорит правду, – думала Кэрри. – Сэндерс не знает, что Элли осталась жива. Ей ничего не угрожает…»

– Хорошо… мы отклонились от темы, – продолжал Сэндерс. – Так вот… если вы признаетесь… если я увижу, что вы искренне раскаиваетесь, возможно, правосудие будет более снисходительным к вам. В любом случае вы не будете приговорены к смерти. Вам сохранят жизнь, обещаю. Вы не верите?..

Кэрри молчала. «Предположим, я снова буду всё отрицать, – думала она между тем. – Но Сэндерс… он же и так всё знает! Это не человек, а ищейка. Я ещё понимаю, откуда ему известно о золоте сэра Альфреда, – Луиза следила за мной, – но вот происшествие в Эриенбурге… Догадаться было почти невозможно. Неужто он успел побывать и там?.. И уж совсем непонятно, как он узнал о монастыре святой Анны. Неужели я так мало изменилась?..»

– Так вы будете отвечать на мои вопросы правдиво, или вы предпочтёте рассказать мне очередную выдуманную историю? – спросил Сэндерс.

«Что же мне делать? – думала Кэрри. – Согласиться?.. Если Сэндерс говорит правду, меня, возможно, посадят в тюрьму до конца моих дней… Не очень счастливое будущее. Но кто знает… может быть, мне представится возможность бежать, как это сделала Элли. Пока я жива, всегда остаётся надежда. Но если я откажусь, и меня приговорят к сожжению на городской площади… а я не сомневаюсь, что эти люди поступят именно так… мне вряд ли удастся спастись. Надежды уже не будет, к тому же это случится довольно скоро.»

– Я попробую, – сказала Кэрри, подняв на Сэндерса огромные, окружённые тенью глаза…

Сэндерс не отрываясь смотрел на эту странную девушку. Взгляд тёмных глаз завораживал и притягивал его; он тряхнул головой, стремясь отогнать наваждение.

– Это ваши вещи? – спросил он.

Он всё ещё держал в руках верёвочную лестницу и потрёпанную крестьянскую одежду, которую Кэрри так легкомысленно оставила в доме лорда Гленвина.