Погоний дивился перемене, произошедшей в его сознании.

«Недаром говорят: бес попутал — я ведь чуть за границу с этим копьем не убежал! Ну и дела!»

В дверь кабинета постучались, и через секунду на пороге вырос Александр Валентинович.

— Здравия желаю, — обратился он к Погонию. — О, у тебя гость? Неожиданная встреча, господин Шерхорн. Гутен таг!

— Гутен таг, — австрийский гражданин вежливо ответил на приветствие.

— Привет, Саша, — поздоровался с товарищем Карен Федорович. — У господина Шерхорна, видимо, есть для нас важная информация.

Шерхорн покосился на Александра Валентиновича.

— Ничего, нормально. Можете говорить при нем, — успокоил Погоний. — Итак, вы утверждаете, что охотились отнюдь не за Копьем Судьбы.

— А зачем мне искать в России то, что исчезло из нюрнбергской церкви в 1945 году после прихода туда ваших союзников по антигитлеровской коалиции?

Еще несколько лет назад я бы испугался даже мысли о том, что буду делиться своими тайнами с русской разведкой. Но время идет. Я стар. И мне хочется пожить… Вы знаете, я всю жизнь задавался вопросом, отчего мне выпало быть в составе несчастной команды СС, заброшенной в глубь России, обреченной на смерть, и все это только для того, чтобы служить отвлекающей целью для НКВД? Ответа на этот вопрос я так и не нашел.

— Объяснитесь, Шерхорн, — потребовал Карен Федорович.

— Вы можете мне верить, а можете не верить, но в ящике не было ничего, кроме копии наконечника Лонгина и… огромного количества золота и драгоценных камней.

— Что вы говорите? — недоверчиво проговорил Александр Валентинович, доставая из пачки очередную сигаретку.

— Вы, молодой человек, очень много курите. Смотрите, не доживете до моих лет. Впрочем, я иногда жалею, что не умер в расцвете сил.

— Ваши вздохи напрямую не относятся к делу, Шерхорн, — строго произнес Погоний. — Прошу продолжать, и говорите по существу. Наше время ограничено.

— Будь по-вашему, — бесстрастно согласился Шерхорн. — Итак, господа, я считаю, что существовала еще одна группа, которая не получала никаких приказов от Гиммлера и вообще не светилась. Она-то, скорее всего, и достигла своей цели.

— «Группа Целлера» номер два? Хм… — Карен Федорович в сомнении покачал головой.

— Браво, господин подполковник! Отличная работа. Да, я состоял в группе Целлера в качестве эксперта. Знаете ли, всегда увлекался христианскими святынями… Мы никого не предупреждали о маршруте следования и никому не раскрывали истинную задачу. И вот наша экспедиция как бы пропадает. Более того, нас вполне серьезно преследуют как дезертиров. Наконец, мы перехватываем спецгруз в районе Малоярославца. Ну, а дальше фронтовая ситуация бросает нас на юго-запад, сначала в Рославль, а после уже на военный аэродром Шайковка, где мы (чуть ли не открытым каналом!) получаем приказ во что бы то ни стало доставить груз на указанный аэродром, но с посадкой на маленьком летном поле в Барятино. Надо было забрать там еще кое-что… Что было дальше — долго рассказывать. Обстоятельства вынудили нас, следуя инструкциям, спрятать ящик в первой попавшейся роще.

— Но какую роль во всем этом деле играл ефрейтор Мюллер? — воскликнул Александр Валентинович.

— Никакой особенной роли он не играл, — с безразличием в голосе проговорил Шерхорн. — Ему приказали помочь спрятать груз, потому что нас тогда осталось слишком мало для такой работы… А потом… потом новый командир отряда принял решение ликвидировать свидетелей, в том числе Ральфа Мюллера из Ландсхута.

— Что за новый командир?

— Просто я уже не помню, как его звали. Это ведь не важно, правда? Мы летели в Барятино, самолет потерпел катастрофу. Целлер погиб. Командиром стал старший офицер, который после тоже был убит.

— Понятно. Получается, свидетель ефрейтор Мюллер — единственный человек, кроме вас, разумеется, который мог впоследствии выбрать подходящий момент, чтобы вернуться и забрать сокровища. Так?

— Ни в коем случае. Все, что он успел сделать, так это перепрятать ящик, о чем свидетельствует схема, оставленная им у своей подружки в Воронеже. Но вот что случилось дальше с содержимым ящика, ума не приложу. Единственное, что приходит в голову, — божий промысел. Мне больше нечего сказать.

В кабинете воцарилась тишина. Было слышно, как подполковник Погоний поигрывает в кармане пиджака мелочью.

— После неудавшейся операции меня вызвали в штабквартиру института, — продолжал Шерхорн. — Я не мог, да и права не имел найти предлог остаться или вернуться в ту местность через какое-то время. К тому же к 1943 году эта территория уже была занята Красной армией. После войны я вынужден был забыть про свою тайну. Вспомнил я о ней, когда появилась возможность свободно ездить по вашей стране. Поначалу попытался найти ящик в том месте, где мы его оставили много лет назад. Все тщетно. Недавно выяснилось, что этот ефрейтор остался жив, и я подумал, что он вполне мог добраться до клада и перепрятать его. Ценностями ящик был набит до отказа, для отвода глаз солдат СС.

— Получается, вы всю жизнь посвятили поискам тривиального клада? — спросил Погоний.

— Лично мне эта версия больше всего по душе, — заметил Александр Валентинович. — Она многое объясняет и не уводит нас в сторону мистики и тайн.

— Я польщен, что вы склонны мне верить, — Шерхорн даже совершил некое подобие поклона в сторону отставного полковника. — Но мне самому все-таки было бы интересно, есть ли у вас информация о других группах СС и «Аненербе» и о дальнейшей судьбе подлинного Копья. Раз уж вы знаете имя первого командира моей группы… Впрочем, я не имею права задавать вопросы в этом здании.

— Вы опять возвращаетесь к этому самому копью? — удивился Карен Федорович.

— Я считаю, что, как бы лучше выразиться… Можно, наверное, сказать, что «одно из считающихся настоящим» Копий Судьбы некоторое время хранилось на территории России. Гиммлер принял решение забрать его у вас, что называется, «на всякий случай». Для этого в СССР были направлены две спецгруппы. Одна погибла, ну, за исключением «везунчика» Курта Шерхорна, а другая достигла цели.

— Господин Шерхорн, — возразил Погоний, — доподлинно известно, что до 1945 года Святое Копье, оно же «Копье Судьбы», хранилось в Нюрнберге, в церкви Святой Екатерины. Его вывезли из Вены по приказу Гитлера после аншлюса.

— Господа, — Шерхорн развел руками, — я не собираюсь ничего утверждать. Это всего лишь версия, и я готов ею с вами поделиться.

— Отчего такая откровенность? — поинтересовался Александр Валентинович.

Шерхорн выпил воды. Погоний смотрел на допрашиваемого… нет, не с жалостью — не пристало сотруднику ФСБ жалеть бывшего эсэсовца, пускай и гражданского, в преступлениях не замеченного. Скорее всего, это было нечто другое. Повернутые внутрь ступни, слегка трясущаяся, видимо от волнения, голова, ладони, сжимающие края табурета, — все это лишь убеждало в бесполезности дальнейшего общения с жалким стариком. Возникло желание как можно скорее избавиться от странного подопечного.

Помолчав немного, Шерхорн вновь заговорил:

— Откровенность? Это все я делаю в надежде, что, выслушав мою историю, вы поймете, что я вам больше не нужен… Какая вам от меня польза? Я старый человек и совсем не хочу закончить жизнь на нарах. Как у вас на профессиональном жаргоне называется Лефортовская тюрьма?

— «У Франца», — машинально ответил Карен Федорович. Александр Валентинович усмехнулся.

— Вы понимаете меня? — Шерхорн поочередно заглядывал в глаза своим собеседникам. — Что было, то прошло. Груз пропал, цель жизни потеряна. Дайте спокойно умереть дома, а не… «у Франца». Пусть не в богатстве, но дома. Прошу вас. Да и вам, насколько я понимаю, проще меня отпустить, чем объяснять всему вашему миру, что произошло.

Погоний обменялся взглядом с Александром Валентиновичем.

Тот пожал плечами. Погоний кивнул и снял трубку телефона:

— Олег, уведите задержанного, — приказал он. — Пускай подождет где-нибудь недалеко. Глаз с него не спускайте.