— Да, правильно. Пока еще не знаю, где я там буду жить. Но тебе рекомендую снять номер в гостинице «Штрандотель Марчетти». Недорогое и очень достойное место. Только попроси окна с видом на озеро, а не во двор. Сейчас там не high season, так что с этим не должно быть проблем.

— «Штрандотель»… Записал, отлично. Так значит, ты будешь там послезавтра?

— Да.

— Я тоже постараюсь быть там послезавтра.

— Буду тебя ждать. Тебе надо ехать на машине из Мюнхена. Арендуй автомобиль с навигацией — не заблудишься. Все, Антон, мне пора бежать.

— Ну, беги, раз надо. Знаешь… мне очень приятно слышать твой голос.

— Мне тоже, Антон, очень.

— Пока!

— Чао, до встречи!

Антон готов был расцеловать подошедшего к столику «бежевого» официанта, но сдержал эмоции, быстро допил коньяк и позвонил в офис знакомого туроператора.

Шерхорн ехал в Чехию, в Град Либа. Это была его последняя надежда докопаться до истины. Он знал, что существовала еще одна группа, которая должна была отвлечь внимание русских контрразведчиков от истинного объекта интересов рейхсфюрера Гиммлера.

Если бы господа Тихонов и Погоний нуждались в квалифицированной защите своей версии, согласно которой найденный у Хизны предмет ничего общего не имеет с Копьем Судьбы, лучшей кандидатуры, чем Курт Шерхорн, они бы в целом мире не нашли. Предполагать, что реликвия в силу фантастических обстоятельств во время войны попала в русский лес и теперь находится в руках ФСБ, мог кто угодно, только не Шерхорн. Он лично упаковывал злосчастный ящик, и среди предметов, в него уложенных, находилась искусственно состаренная реплика Копья.

К тому же при ее изготовлении были нарочно допущены отступления от особенностей формы оригинала — она выглядела заметно толще хранившегося в Нюрнберге подлинника. Да и все специалисты в мире, знакомые с описаниями Копья Судьбы, отмечали одну из главных деталей любых описаний святыни — наконечник легендарного копья был очень тонким.

Уже много лет рассуждая о случившемся в России, он успокаивал свою совесть тем, что в деле отправки той или иной команды на спецзадание всегда присутствовал элемент лотереи. Группе, выполнявшей настоящее задание Гиммлера, вполне мог и не выпасть счастливый билет. Но так уж получилось, что достался он ей, а не другим.

Ведь именно на группу Целлера, к которой был прикомандирован Шерхорн, Гиммлер возлагал все свои надежды. Найденный русскими макет Копья Лонгина дал Шерхорну шанс выйти сухим из воды, разыграв перед ними старческую немощь. Выглядело натурально — годы помогли.

Но то, что в ящике больше не оказалось ничего, кроме этого макета, Шерхорна озадачило и расстроило. О содержимом клада он знал лучше всех. Получалось, кто-то действительно опустошил его раньше.

Русские также много знали. Помимо схемы, которую несчастный ефрейтор Мюллер оставил в Воронеже, их спецслужбы, очевидно, откопали переписку Гиммлера, где упоминалось об их экспедиции. Да и сам Шерхорн, видимо, наговорил лишнего. Впрочем, повинуясь старинной привычке не раскрывать все козыри, он счел нужным кое-какую информацию скрыть.

Шерхорн не стал подробно описывать содержимое ящика, «забыл» упомянуть, что в декабре 1941 года после Барятино ему с напарником надлежало ехать в Чехию, в замок Либенштайн, где и требовалось оставить груз в специальном хранилище под присмотром СС.

Сопровождавших Шерхорна и его коллегу по «Аненербе» солдат и офицеров, вопреки обещаниям предоставить им отпуск в тылу, в лучшем случае ждала передовая. Так что и сам командир группы Целлер, подобно членам других групп СС, которые могли существовать и отвлекали внимание русской разведки и даже абвера, служил жалкой приманкой, жертвенной пешкой в запутанной шахматной партии.

У Шерхорна не было родных и друзей. Последние годы он жил одной лишь мечтой о священном кладе, спрятанном где-то в России. Ни на что не надеясь, можно сказать, от нечего делать, он отправился в Либенштайн. «Это путешествие меня немного успокоит, — рассуждал Шерхорн. — Поговорю со старожилами, по замку погуляю…»

Конечно, имелся один шанс из тысячи или даже из миллиона, что часть груза непостижимым образом все же достигла пункта назначения. Может, с помощью ефрейтора Мюллера или благодаря кому-то из членов группы, чудом уцелевших после бомбежки. И не вел ли кто-то из их собственной команды двойную игру? Например, Заукер… его останки так быстро погребли после того авианалета… А кто знает, быть может, это были и не его останки? Не имеет значения. Шерхорн просто ехал в Чехию, повинуясь привычке надеяться на лучший исход, пока сохранялся хотя бы малейший шанс.

Ему повезло. Хозяева старинного замка Либенштайн, который чехи называли Град Либа, как раз решили избавиться от столь громоздкого и требующего постоянного внимания наследства. Покупатели из Германии, Англии и даже России присматривались к этой собственности и регулярно присылали на экскурсии своих агентов. Роль экскурсовода выполняла уже немолодая, но очень бойкая дама, которая знала историю замка до мельчайших деталей.

Шерхорн выдал себя за потенциального покупателя. Он внимательно слушал рассказ хранительницы. Дама не очень-то верила в серьезность намерений пожилого немца, но благодаря природной доброте и словоохотливости работу экскурсовода и промоутера замка выполняла добросовестно.

Откуда было ей знать, что Шерхорн знал про Град Либа больше всех пенсионеров на планете. Да, ему была известна одна из главных тайн этого места, о которой когда-то можно было прочесть лишь в специальном разделе архива института «Аненербе». Допуск туда не оформлялся без визы Зиверса, а после — уже только самого Гиммлера.

Еще поднимаясь по старинной лестнице к воротам замка, Курт Шерхорн не мог не почувствовать легкого трепета от осознания, что здешние подземелья все еще могут хранить секреты и сокровища повергнутой империи нацистов.

Град Либа, построенный то ли в X, то ли в XII веке, оказывал довольно успешное сопротивление времени — главному противнику всех на свете крепостей. Увенчанная медным куполом центральная башня — самое древнее сооружение замка — сохранилась в первозданном виде, так что вкупе с толстыми стенами и узенькими окнами этот памятник воинственной архитектуры европейского Средневековья продолжал внушать уважение. Построенный на холме, возвышающийся над живописными окрестностями, Град Либа напоминал путешественникам и местным жителям о былом величии и мощи феодальных городов-государств.

— И давно вы здесь проживаете? — спросил Шерхорн даму, когда она решила перевести дух и сделала паузу в своем историческом повествовании.

Даму звали пани Матейкова. Как и большинство жителей приграничного района, она прекрасно говорила на немецком языке. Они стояли под сводами хорошо сохранившейся средневековой галереи.

— С прошлого века, господин…

— Шерхорн, имею честь.

— Простите, у меня на имена плохая память. Ведь правда — с прошлого века, — смеясь ответила госпожа, — а если быть точной, то с 1945 года.

— Как интересно, — улыбнулся Шерхорн. — Мне казалось, что в 1945 году вас еще не должно было быть на свете.

— Бросьте, это уж совсем неприкрытая лесть. Хотя, должна по секрету признаться вам, что по местным холмам я все еще легко бегаю. Здешний воздух просто чудесный.

— Воздух здесь восхитительный. А что это за галерея?

— Это просто один из переходов в многочисленные залы. Как сами видите, внутреннее убранство, к большому сожалению, не сохранилось. Есть кое-какие фрески.

— Вы знаете, фрау Матейкова, — заметил Шерхорн, вглядываясь в угол галереи, откуда, судя по всему, был вход в подземелье замка, — посещая средневековые постройки, не перестаю удивляться их долговечности.

— Что же вы хотите, вы поглядите на эти своды… — ответила пани Матейкова. — А подвалы! Подвалы, фундамент — все это простоит еще лет семьсот.

— Замок, наверное, пострадал во время войны?