— Какой услуге?

— Можете немного поговорить со мной по-русски? Хочу услышать, как звучит ваш язык. Или почитайте что-нибудь.

— Но у меня с собой нет ничего такого на русском языке, что я мог бы почитать. У меня только паспорт и водительские права.

— Тогда читайте права!

— Читать права?

— Да, я хочу, чтобы вы почитали мне водительские права!

— Ладно… Если вам хочется… — Антон достал из бумажника свои права и начал читать подряд все, что написано на обороте. — «Водительское удостоверение… Категории транспортных средств, на управление которыми выдано удостоверение. Мотоциклы…»

— Удивительно! — Рита перебила его. — Мне вообще ничего непонятно из того, что вы говорите. Ни единого слова! Но ваш голос хорошо звучит. У вас очень приятный тембр.

Антон взял в руку бокал с коньяком, но тут же отставил в сторону:

— Вы очень красивая женщина. Мне так хорошо, когда вы рядом. Кажется, что я знаю вас очень давно.

Антон готов был поклясться, что в ответном взгляде Риты скрывался ответ: «Да, я чувствую то же самое». А еще он ругал себя за банальные слова, но… слово не воробей…

Она взяла его за руку и прошептала еле слышно:

— Я должна идти. Проводите меня, пожалуйста. Проводите меня прямо сейчас.

Но тут оркестр заиграл романтическую мелодию, отдаленно напоминающую «Lady in red» Криса де Бурга.

— Рита, давайте потанцуем.

Она, словно осуждая, покачала головой, но затем кивнула. Они танцевали перед небольшим подиумом, где работали музыканты. Саксофонист старательно выводил тему. Антон желал только одного — чтобы эта женщина осталась сегодня с ним. Он не хотел ее отпускать, а потому все сильней прижимал к себе. И так, обнявшись, кружились они по залу в медленном танце.

Когда песня закончилась, Рита взглянула ему прямо в глаза и вдруг произнесла:

— Я хочу остаться с тобой. Не хочу уходить. Вы меня приютите сегодня, мистер?

Возле двери номера Антона они остановились и впервые поцеловались. Оторвавшись на секунду от взволнованного русского, Рита спросила:

— Как там у вас называется эта самая «последняя рюмка»?

— На посошок…

— Na pososhok. Отлично. Теперь-то понятно, что на самом деле это значит.

Рита ушла около семи часов утра. Проснувшись, Антон наблюдал, как она одевается. В этом ритуале было столько забытой им прелести, что он даже расстроился, когда Рита надела свое черное платье. Она подошла к кровати, поцеловала Антона в щеку и протянула ему небольшую записную книжку.

— Напиши здесь номер своего телефона. Обещаю, сама позвоню тебе после работы. Не скучай.

— Вот этого я не обещаю, — ответил он, когда за Ритой закрылась дверь.

Оставшись один, Антон включил телевизор. На экране высветилось персональное приветствие: «Дорогой господин Ушаков! Добро пожаловать в отель “Торброй”». Он поискал англоязычный канал и, найдя CNN, где как раз начался очередной выпуск фирменной программы канала — «новостей в заголовках», стал по привычке ждать вестей с родины. И не дождался. В информационном пространстве крупнейшего в мире кабельного телеканала его огромной страны будто бы и не существовало. Впрочем, отсутствие новостей из России означало, что там все пока слава богу.

В дверь постучали, Антон встал с постели.

— Гутен морген! Обслуживание номеров.

Смуглая дама в форменном темно-синем костюме вместе с приветливой улыбкой внесла в комнату небольшой поднос с изящным кофейником и двумя накрытыми тарелками. На подносе также уместились баночки с джемом, столовые приборы и вазочка с полевым цветком желтого цвета.

Заметив недоумение на заспанном лице закутанного в одеяло Антона, дама быстро объяснила:

— Фройляйн заказала это специально для вас. Блондинка в черном платье.

— Данке шон…

— Битте шон! Ауфидерзейн.

— А… Yes… Bye.

Антон жевал круассан, запивая его кофе, и вслух благодарил заботливую девушку.

— Молодец, Рита. Прямо как наша. Не иначе в роду были русские.

Где-то в районе платяного шкафа зазвонил мобильный. Антон не без труда отыскал его в кармане пиджака.

— Ральф, привет! Как дела? У меня все хорошо, даже более того. Ты представляешь, она попросила принести мне в номер…

— Антон, — голос Ральфа показался чужим. — Антон, слушай меня внимательно. Твою записную книжку украли. А сегодня утром мы с отцом обнаружили, что из нашего дома пропал оригинал письма дяди из России.

Русские штурмовики ушли на юг, оставив после себя огонь, дым и разбитую технику. Пока Ральф Мюллер решал, что делать дальше, со стороны Жиздры показались несколько автомашин, в том числе один грузовик, скорее всего чешского производства, с красным крестом на брезенте.

Впереди ехал четырехместный фольксваген. Эти скоростные короткобазные машины отлично справлялись с бездорожьем и часто использовались в люфтваффе для транспортировки сбитых в бою или совершивших вынужденную посадку пилотов. Поравнявшись с Ральфом, машина остановилась.

— Кто-нибудь выжил, обершарфюрер? — спросил у Ральфа немолодой лейтенант вермахта, сидящий рядом с водителем.

— Не знаю. Все закончилось три минуты назад.

— Садитесь, поедем с нами. Возможно, понадобится ваша помощь.

— Конечно, поехали.

Вскоре их взору открылась картина, от которой у Ральфа кровь застыла в жилах. Повсюду были разбросаны еще горящие части автомобилей. Воронки дымились, а земля, вывороченная наизнанку после взрыва, отчего-то была ярко-желтого цвета. В искореженных кабинах, около уничтоженных снарядами машин, в воронках, на снегу — повсюду лежали изувеченные люди и человеческие останки.

Откуда-то слева, из-за грузовика, который пострадал меньше остальных, доносился слабый стон. Санитары, приехавшие на татре с красным крестом, пошли на эти звуки (которые повторялись с равными интервалами, отчего слушать их было просто невыносимо). Ральф механически двинулся следом.

Упершись головой в подножку, полулежа на окровавленном снегу, доживал свои последние минуты тот самый водитель, который согласился доставить Мюллера до поворота на Жиздру.

— Господи, когда же все это прекратится… — вздохнул кто-то.

Ральф обернулся и увидел за спиной лейтенанта.

У него потемнело в глазах, он почувствовал приступ тошноты. Зато собственные раны вдруг перестали беспокоить, будто он принял лошадиную дозу обезболивающего. Ральф отвернулся и пошел прочь, невольно успев подслушать разговор санитаров.

— Хорст, мы когда ожидаем санитарный поезд?

— А что ты у меня спрашиваешь? Ты ведь сам говорил, послезавтра.

— А… ну, да, конечно, послезавтра.

— Этот бедолага все равно не дотянет. Ноги как бритвой срезало.

— Конечно, посмотри сюда, снаряд угодил прямо в капот, машина пополам развалилась.

Санитары продолжали тихо переговариваться, переходя от раненого к раненому и облегчая им страдания притупляющей боль инъекцией.

Лейтенант закурил, предложил сигарету Ральфу, но тот вежливо отказался.

— Господин лейтенант, господин лейтенант! — водитель фольксвагена звал начальника, отчаянно жестикулируя.

Они пошли на его зов и на некотором расстоянии от места уничтожения колонны, там, где дорога слегка изгибается, увидели то, что осталось от армейского бронетранспортера. Им показалось, возле машины что-то шевельнулось. Когда же они наконец достигли места трагедии, то увидели обожженное и изрешеченное осколками тело умирающего человека. Его била мелкая дрожь.

Подойдя ближе, Мюллер вздрогнул и отпрянул, узнав того, кто ударил его ножом в лесу возле Хизны. Вдруг этот человек открыл глаза, посмотрел на него и отчетливо прохрипел:

— Ich hatte Pech[14]…

Погибших погрузили в санитарную машину. Ральф помогал перетаскивать тела Хартмана, Пауля и несколько фрагментов, которые раньше составляли единое целое — майора, а на самом деле штурмбаннфюрера СС фон Заукера.