— Вовсе нет. Один шальной снаряд угодил в хозяйственную постройку.

— Странно…

— Ничего странного, господин Шерхорн. Вы не думайте, я не пытаюсь набить цену этому граду. Мое кредо — правда. Да и поздно уж врать, скоро пора собираться на встречу с Господом… Просто немецкие солдаты, что жили в замке, ушли отсюда еще до того, как появилась Красная армия. Да я сама помню, как они грузились на машины и подводы. Еще лошадей не хватало, и они были очень недовольны, что в деревнях от них лошадей прятали.

— Что же, замок не защищали?

— Нет. Я всего-то слышала два выстрела, да и то, говорят, это кто-то из русских свинью застрелил. Его, бедного, потом отдали под трибунал за мародерство, а может, и расстреляли. Мы жалели их тогда, ждали как освободителей. Вы понимаете?

— Что? А… да, конечно, понимаю. А можно подвалы посмотреть?

— Ну, обычно мало кто ими интересуется. Может быть, лучше на башню поднимемся? Вы знаете, оттуда открывается потрясающий, сказочный вид на городок, на дорогу!

Шерхорн спорить не стал, решив, что до подвалов доберется позже.

Через час, когда пани Матейкова проводила его вниз, туда, где каменных сводов касались руки древних мастеров, Курт Шерхорн понял, что своей цели ему не добиться. Разве что поселиться здесь, нанять бригаду каменотесов и начисто разобрать стены подвала… Но для этого пришлось бы действительно купить замок либо заставить работодателей доброй фрау-хранительницы поверить в рассказы о несметных сокровищах и реликвиях, вывезенных с оккупированных территорий спецкомандами СС.

Скорее всего, содержимое секретного хранилища ведомства рейхсфюрера было успешно вывезено из замка.

Шерхорн спускался с холма к дороге. Неожиданно повалил густой снег. Первый в этом году… Кружевной тюль на глазах покрывал красные крыши строений Града Либа и купол его знаменитой башни.

Снег ложился на седую голову Шерхорна и не таял. Щекам было холодно. Шерхорн понял, что плачет, и ему вдруг стало очень одиноко и немного страшно.

«Зима моей жизни, — вопреки его воле пронеслось у него в голове. — Не исключено, что это ее последний месяц».

Подойдя к машине, он еще раз обернулся, взглянул на замок и, помахав ему рукой, открыл водительскую дверь. На секунду задержался. И тут же ощутил неожиданный прилив сил, словно и не было всех этих лет, а снег вдруг напомнил ту ночь в лесу у русской деревни и наивные заклинания вокруг злополучного ящика.

— А может быть, это еще не конец, — вслух произнес Курт Шерхорн. — Зря только убили тех парней, мальчишку солдата и того гауптмана. Он так и не добежал до леса, несчастный. Вот потому и не везет мне.

…Автомобиль Шерхорна уже успел скрыться за поворотом дороги, когда к небольшой беседке у подножия холма подкатило элегантное «глазастое» чудо красного цвета. Из него выпорхнула девушка, одетая в короткую куртку с меховым капюшоном, и поспешила в сторону замка.

Этот визит, похоже, не был для пани Матейковой неожиданным.

— Добрый день, — приветствовала хозяйку гостья, откидывая капюшон. — Вам звонили насчет меня… Вот мои документы.

— Да, конечно, проходите, — пани Матейкова указала на ворота и первая вошла в замок.

— Сюда должен был прибыть интересующий меня человек… — Рита вопросительно взглянула на хозяйку.

— Только что уехал. Если, конечно, это тот самый, в чем я сомневаюсь.

— Отчего?

— Не похоже, чтобы почтенный господин в таком возрасте все еще мог интересовать полицию.

— Чем он объяснил свой интерес к замку?

— Желанием его купить. Я не поверила. Скорее всего, у него что-то с этим местом связано. Очень интересовался подвалами.

— Подвалами?

— Именно. Смешно сказать, но в определенный момент мне показалось, что он готов начать раскопки.

— А что особенного в этих подвалах?

— Ровным счетом ничего. Все, что тут хранилось, в конце войны вывезли солдаты СС. Ящиков было не меньше сотни, я думаю.

— Что за ящики, не знаете?

— Извините, не знаю. Но, как говорят, сюда очень много всего привозили. Из Польши, из России. Наверное, ценности какие-нибудь.

— Не иначе, ценности. Скажите, а было что-нибудь странное в поведении этого почтенного господина?

— Ничего примечательного. Обычный пенсионер, только вот совсем грустный, потерянный какой-то.

— Так когда, вы говорите, он уехал?

— И пяти минут не прошло. Он припарковал машину там, с правой стороны дороги, а после, по-моему, поехал в сторону Карловых Вар…

Снегопад почти прекратился к тому времени, как Рита вышла из замка. Снег таял на глазах, из-за чего окружающий пейзаж преображался, словно на замедленной видеосъемке.

В «Штрандотеле Марчетти» не оказалось ни одного свободного номера. Антон снял комнату в гостинице с милым названием «Die Forelle». Изображение веселой рыбки тут встречалось на каждом шагу, и даже к ключу от номера, который наш герой получил на ресепшен, была прикреплена двухсотграммовая бронзовая форель.

Эту гостиницу построили на берегу озера Мильштатт во второй половине XIX века представители местной семьи Анивантер. Здесь имелся свой причал, открытый бассейн и ресторанная терраса, с которой постояльцы подкармливали белых лебедей. В связи с наступлением холодов в «Форели» готовились к закрытию сезона, так что Антон застал последние деньки ее работы в этом году.

Любой советский по рождению человек испытывает диковинное ощущение в первые минуты пребывания в гостинице на чужой стороне. Опьянение волей и иллюзия освобождения от всех на свете проблем неизменно охватывают постояльца, даже если окна его комнаты выходят на автостоянку. Когда Антон оказался на балконе своего номера, у него дыхание перехватило: синяя гладь озерной воды, уходящая к другому берегу, хоровод необычных красок здешней осени и чистейший воздух восторгом рвали душу на части. Противоположный берег облюбовали симпатичные домики с причалами для катеров. Наверняка в каждом из них имелись уютные гостиные с каминами, перед которыми так прекрасно сидеть холодными вечерами, попивать крепкие альпийские настойки, вспоминать хорошее и мечтать.

В который раз Антон ощутил острое желание не возвращаться из-за кордона. И тут же, в который раз, понял, что это невозможно.

Внутренний голос вторил ему, произнеся это неумолимое слово «невозможно», а вслух очарованный райскими видами гражданин России почему-то произнес:

— Вот же засада!

…И набрал номер Игорька.

— Привет, дорогой, — в трубке прозвучал далекий и родной голос воронежского дружка.

— Здорово, братец. Ну вот, я в Австрии, стою на балконе, любуюсь горами и озером. Тут еще лебеди есть. Как ты там?

— Все в норме. Громилу того, что нас с тобой хотел уконтрапупить, посадят. Говорят, на нем штук десять разных дел.

— Значит, не зря мы все затеяли — хотя бы бандита помогли взять. Ты к тете Кате, в смысле к Екатерине Михайловне, не заходил? Проведай при случае.

— Есть.

— Слушай, я тебе перезвоню еще сегодня или завтра. Хочу набрать дяде Саше.

— Привет ему. Давай, до связи, не шали там.

— До связи. Шалить не буду.

Антон улыбнулся, поискал в телефонной книжке номер дяди Саши, позвонил ему.

— Александр Валентинович, здравия желаю!

— Привет, привет, — отозвался тот. — Ну, как там заграница поживает? Загнивает?

— Разумеется. Настолько, что нет сил отсюда уехать.

— Эй, ты это брось! Остаться решишь — найдем и вернем силой, — с напускной строгостью проговорил Александр Валентинович.

— Знаю, наблюдал ваши возможности. А в действительности, дядь Саш, я же все понимаю. Пусть сейчас это австрийские Альпы, а завтра будет Мюнхен или сад Тюильри в Париже — все это прекрасно, но это другой мир, в котором все не так, как у нас, то есть все, как у людей. Живет он по законам и правилам, к которым мы можем приспособиться, но никогда не сумеем принять… В этом беда наша, наказание. Наша земля держит и не отпускает.