— Я больше туда не хочу, — отвечает Туве, оторвав взгляд от экрана. — К тому же дедушке будет трудно объяснить всю эту нашу ложь насчет других гостей.

— Да, боже мой, — вздыхает Малин, — как порой усложняются самые простые вещи.

— Я не поеду. Мне сказать Маркусу, что дедушка передумал?

— Нет.

— Но может быть, мы поедем в другой раз. А то дедушка будет говорить, что мы не захотели, хотя он и приглашал нас.

Малин вздыхает.

— Почему бы не сказать Маркусу все как есть?

— Что сказать?

— Что дедушка передумал, но ты не хочешь.

— А как быть тогда с нашей ложью? Это очень страшно?

— Не знаю, Туве. Может, такая маленькая ложь и не слишком опасна.

— Но если так, мы можем поехать.

— Но ты ведь уже не хочешь?

— Нет, но я могла бы, если бы хотела. Даже лучше, если дедушка немного огорчится. Может, это научит его кое-чему.

— А как быть с Оре?

— Ну-у…

Туве отворачивается и тянется за пультом телевизора.

Дождавшись, пока Туве уснет, Малин некоторое время сидит одна на диване, а потом поднимается и направляется в прихожую. Надевает кобуру с пистолетом и куртку. Прежде чем выйти из квартиры, она роется в верхнем ящике шкафа в прихожей. Отыскав то, что нужно, Малин запихивает это в передний карман джинсов.

Семнадцатое февраля, пятница

Линчёпинг в ночь с четверга на пятницу в самый холодный из февралей. Рекламные щиты состязаются с уличными фонарями в попытках создать хотя бы иллюзию тепла на улицах, где одинокие, мучимые жаждой и ищущие наслаждений шныряют туда-сюда между ресторанами и барами. Неуклюжие полярники в поисках родственных душ.

И нигде никаких очередей.

Для этого слишком холодно.

Малин держит руль.

Город за окнами автомобиля.

Красные и оранжевые автобусы на холостом ходу на площади Тредгордсторгет. В них подростки, возвращающиеся домой. Розовощекие, усталые, с ожиданием чего-то во взгляде.

Она крутит руль, поворачивая на Дроттнинггатан в сторону Стонгона, проезжает мимо офиса агентства недвижимости.

Сны о доме.

О пробуждении.

В этом городе все еще видят сны, как бы ни было холодно, что бы ни случалось.

«О чем мои сны? — задает себе вопрос Малин. — О Туве. О Янне. О Даниэле. Это мое тело грезит им.

Но чего хочу от жизни я сама? И какие мои желания делают меня похожей на тех девочек в автобусе?»

Дверь многоэтажки ходит туда-сюда, даже не запирается на ночь.

Малин осторожно поднимается по лестнице — она не хочет, чтобы ее здесь видели.

И вот она перед дверью Карла Мюрвалля.

Прислушивается.

Но внутри тихо, и на полу под почтовой щелью все еще лежат нетронутые газеты.

Она стучит.

Ждет.

Потом вставляет отмычку в замочную скважину. Крутит ею туда-сюда. Наконец звучит легкий щелчок, и замок поддается.

Внутри несвежий запах и спертый воздух, однако тепло — отопление включено, чтобы вода в трубах не замерзла.

Инженерное мышление победило здравый смысл, который, должно быть, говорил Карлу Мюрваллю: «Ты никогда не вернешься сюда, так что за беда, если вода в батареях замерзнет?»

И все-таки он может быть здесь. Вероятность есть, хотя и небольшая.

Малин замирает.

Вслушивается.

Вытащить оружие?

Нет.

Зажечь свет?

Это надо сделать.

Малин нажимает кнопку выключателя на двери ванной — и прихожую заливает свет.

Куртки и пальто аккуратно развешаны в ряд под полкой для шляп.

Она вслушивается.

Все тихо.

Она быстро проходит комнату за комнатой и возвращается в прихожую.

«Пусто», — думает она.

Потом озирается и начинает выдвигать ящики в шкафу. Рукавицы, шапка, бумаги.

Квитанция на зарплату.

Пятьдесят семь тысяч крон.

Виртуальная реальность. И немного денег в придачу?

Малин выходит на кухню. Роется в ящиках, осматривает стены. Они пусты, если не считать часов с кукушкой.

Скоро час ночи, стало быть, кукушка закричит. Главное — не испугаться. Гостиная. В ящиках полно бумаг: банковские счета, рекламные листовки, но ничего такого, что могло бы ее заинтересовать.

Внезапно Малин поражает мысль: в квартире нет гардероба. В прихожей, где они обычно стоят, его нет.

Малин возвращается в прихожую.

Углы в том месте, где должен стоять гардероб, обведены краской.

…она запирала его в…

Малин проходит в спальню. Нажимает кнопку выключателя, но свет не загорается. На столе у окна стоит лампа. Окно выходит во двор, и слабый сероватый свет фонаря из сада падает на стены.

Малин зажигает лампу.

Тусклый световой конус ложится на поверхность стола, на которой что-то вырезано ножом.

Она оборачивается.

Слышит звук останавливающегося у дома автомобиля, стук захлопнувшейся дверцы.

Малин нащупывает кобуру. Вот пистолет, который она так ненавидит носить на себе. Какое счастье, что сейчас он при ней! Внизу, в подъезде, кто-то хлопает дверью. Малин пробирается в прихожую, прислушиваясь к шагам на лестнице. В двери этажом ниже поворачивается ключ. Потом она осторожно захлопывается.

Малин облегченно вздыхает.

Возвращается в спальню и тут видит его — гардероб. Он стоит у кровати. Она зажигает вмонтированный в стену ночник, чтобы было больше света, и замечает: он расположен так, чтобы свет падал прямо на гардероб.

На ручке висячий замок.

Там кто-то заперт.

Зверь?

Уверенной рукой Малин вставляет в замок отмычку. Механизм сопротивляется, и через три минуты Малин чувствует, что ее прошиб пот. Наконец щелчок — и замок поддается. Она открывает дверь и смотрит вовнутрь.

Я вижу тебя, Малин. Ты наконец добралась до правды? Стало ли у тебя спокойнее на душе или ты испугалась того, что открылось твоим глазам? Будешь ли ты теперь лучше спать по ночам?

Смотри на него, смотри на меня, на Ребекку, которая в моей памяти навсегда останется Лоттой. Мы одиноки.

Может ли твоя правда избавить нас от одиночества?

Малин осматривает гардероб. Изнутри он оклеен обоями со стилизованным изображением дерева, усыпанного зелеными яблоками. На полу, рядом с пачкой печенья «Мария», книги по психоанализу и Асатру, Библия, коран и черная записная книжка.

Малин листает ее.

Это дневник.

Почерк аккуратный, но буквы такие мелкие, что читается с трудом.

О работе на «Коллинзе».

О встречах с Вивекой Крафурд.

Дальше словно что-то случилось с хозяином дневника или записи делал кто-то другой.

Почерк становится неровным, пропадают даты, предложения обрываются.

«…в феврале Мидвинтер…»

«…теперь я знаю, я знаю, кого нужно принести в жертву…»

И повторяющееся без конца — «впустите меня…»

В самом конце подробная карта. Блосведрет, поле, на котором изображено дерево, неподалеку от того места, где нашли Мяченосца.

Отмечено какое-то место в лесу, должно быть, неподалеку от охотничьей избушки Мюрваллей.

Он сидел здесь и разговаривал с нами.

А эта книжка со всем своим содержимым была совсем рядом.

Целая вселенная, наполненная самыми невообразимыми ужасами, сидела здесь, перед нами, и ей удавалось сохранять маску невозмутимости и оставаться в той реальности, которую мы знаем.

Малин слышит все голоса этой вселенной. Они раздаются из гардероба, из комнаты, из нее самой. Где-то внутри себя она чувствует холод, куда более страшный, чем тот, что может быть за окном.

Точка разрыва.

Внутри и снаружи.

Мир фантазий.

И мир реальности.

Они встречаются. И сознание цепляется за любую возможность. Начинает играть. Я убегу. И остатками разума крепко держится за внутреннее сознание, прежде всего за инстинкт.