Избушка, Малин.

Лес.

Нечто крадется между стволами там, на морозе.

Братья и мать.

Малин, это они причинили мне боль? Это они стреляли в мое окно, а потом повесили меня на дереве? Они покрыли ранами мое тело?

Они упираются. Пытаются сохранить то, что принадлежит им.

Или это были подростки?

Или язычники?

Вопросам нет конца.

Малин, поговори с родителями мальчиков, я знаю, что сейчас нужно делать вам с Закариасом. Внеси ясность. Подойди еще ближе к той правде, которую ищешь.

Где-то там, снаружи, есть ответ.

Где-то там, Малин.

Действуй по плану.

Не нарушай данной тебе схемы.

Ничего не оставляй, пока не будешь знать наверняка.

Объективность, Малин.

Любимое слово Свена Шёмана.

Перед ней двери, приоткрытые и закрытые, как эта.

Палец Зака на кнопке звонка. Над входом небольшой красный козырек, свет в окне рядом с дверью. Там кухня, но в ней никого нет.

Улица Палласвеген.

Около тридцати домов, построенных, судя по архитектуре, в конце семидесятых, разбросаны на забытом клочке земли сразу же за муниципальным пляжем Юнгсбру. По краям обледенелых, но тщательно посыпанных гравием дорожек выстроились мертвые белые кустарники, перед каждым подъездом расстилается небольшой, покрытый снегом газон.

«На виллу не тянет, — думает Малин. — Жилье ни то ни се, для тех, у кого нет средств на большее. Интересно, люди в этих домах тоже превращаются в ни то ни се? Даже гаражи за окруженной кустарником парковкой имеют какой-то расхлябанный вид».

Мама Иоакима Свенссона — Маргарета.

«Она дома, — думает Малин. — Почему же не открывает?»

Зак звонит снова, из его рта струится пар, белый в сгущающихся вечерних сумерках.

Когда они припарковались, часы в машине показывали 17.15. Вечер, или, может, ночь, будет долгим.

Братья сидят в камерах.

Где-то в лесу стоит избушка.

Потом Малин слышит шаги на лестнице. Скрип замка — и дверь приоткрывается.

«Ох уж все эти люди, — думает Малин, — те, что смотрят на мир сквозь щелку своей двери. Чего они боятся?»

Перед глазами возникает висящее на дереве тело Бенгта Андерссона.

Братья Мюрвалль. Ракель. «А пожалуй, хорошо, что ты, Маргарета, держишь дверь на замке».

— Маргарета Свенссон? Мы из полиции Линчёпинга, и у нас есть несколько вопросов, касающихся вашего сына. Можно нам войти?

Женщина кивает и открывает дверь. Она завернута в белое полотенце, со светлых вьющихся волос капает на пол. Следуют приветствия и рукопожатия.

— Я лежала в ванной, — говорит она. — А тут пришли вы. Посидите на кухне, пока я что-нибудь накину.

— Иоаким дома?

— Нет, Йоке где-то гуляет.

Кухня требует ремонта. Белая краска на окнах отслаивается, а плита потерта. Тем не менее здесь уютно. Покрытый черным лаком обеденный стол и необычной формы деревянные стулья оставляют впечатление полной достоинства простоты, и когда нос Малин после мороза вновь обретает чувствительность, она ясно ощущает аромат душистого перца. Они снимают куртки, опускаются за кухонный стол и ждут. На столике возле мойки стоит бутылка оливкового масла, в вазе для фруктов — пакеты с печеньем разных сортов.

Проходит пять минут.

Десять.

Потом Маргарета Свенссон возвращается, одетая в красную тренировочную куртку и белые брюки. Она накрашена, и ей не дашь больше тридцати восьми — максимум сорока, будто она всего на несколько лет старше Малин. Маргарета миловидна, с хорошей фигурой, очевидно, посещает спортзал.

Она садится за стол и вопросительно смотрит на гостей.

— Звонила ректор, говорила, что вы приходили в школу.

— Да, как вы, наверное, знаете, ваш сын преследовал убитого Бенгта Андерссона, — произносит Малин.

Маргарета Свенссон на мгновение задумывается.

— Да, ректор упоминала об этом. Я ничего не знала, хотя нахожу это вполне вероятным. Когда они вместе, им может взбрести в голову что угодно.

— А они держатся вместе? — спрашивает Зак.

— Да, как братья.

— И вы ничего не можете сказать об их отношениях с Бенгтом Андерссоном?

Маргарета Свенссон качает головой.

— Могли они где-нибудь раздобыть оружие?

— Вы имеете в виду ножи и все такое? В ящиках на кухне их сколько угодно.

— Огнестрельное оружие, — уточняет Малин.

Маргарета Свенссон смотрит на них с изумлением.

— Не могу представить, где им взять такое. Совершенно.

— Асатру, — говорит Зак. — Иоаким когда-нибудь интересовался чем-то подобным?

— Уверена, они не знают, что это такое. Вот насчет тэйквандо и скейтбординга им известно все.

— Он водит машину? — спрашивает Малин.

Маргарета Свенссон делает глубокий вдох и проводит рукой по мокрым волосам.

— Ему всего пятнадцать. Хотя кто знает, чем они занимаются вдвоем.

— Они говорили нам, что смотрели здесь фильм в прошлый четверг, но вас не было дома.

— Когда я около семи уходила, они сидели здесь. Когда я вернулась, Йоке спал, а фильм еще не кончился. Тот самый, про скейтбордистов, они его постоянно смотрят.

— Где вы были?

— Сначала я занималась водной аэробикой в бассейне, потом пошла в гости к моему другу. Я дам вам телефон, если хотите. Дома я была около половины двенадцатого.

— К другу?

— Мой любовник. Его зовут Никлас Нюрен. Я дам вам его телефон.

— Отлично, — говорит Зак. — Он общается с вашим сыном?

— Пытается. Думает, что мальчику нужен мужской пример.

— Папа Иоакима умер, ведь так? — спрашивает Малин.

— Погиб в автомобильной катастрофе, когда Иоакиму было три года.

Маргарета Свенссон распрямляет спину.

— Я сделала все, что могла, чтобы воспитать мальчика собственными силами. Целыми днями вкалывала помощником экономиста в чертовой строительной компании, старалась сделать из него порядочного человека.

«В этом ты не преуспела, — замечает про себя Малин. — Он больше похож на садиста и бандита».

И, словно читая мысли Малин, Маргарета Свенссон добавляет:

— Я знаю, что он не подарочек. Но он парень с характером, и таким его воспитала я. Учила его не позволять никому садиться себе на шею, он усвоил это. И достаточно хорошо подготовлен к тому, чтобы дать отпор любому, кто встанет на его пути.

— Мы можем взглянуть на его комнату?

— Вверх по лестнице, прямо напротив.

Зак остается сидеть за столом на кухне, а Малин поднимается на второй этаж.

В комнате душно. Ощущение одиночества. Плакаты с изображениями скейтбордистов, звезд хип-хопа.

Голубой ковер на полу, голубые стены. Кровать заправлена. Малин выдвигает ящики письменного стола — там ручки, бумага, чистая записная книжка.

Она заглядывает под кровать, но видит только комочки пыли в углу.

«Место ночевки», — думает Малин.

И мысленно благодарит судьбу за то, что Туве не встретила такого парня, как Иоаким Свенссон. Докторский сынок — просто мечта по сравнению с «крутыми парнями» с равнины.

Другой дом — другой мир, пусть он и находится всего в пятистах метрах от жилища Маргареты Свенссон.

Большая кирпичная вилла семидесятых годов, двухместный гараж у самого спуска к Гёта-каналу — один из десятка крупногабаритных домов вокруг благоустроенной детской площадки. Черный внедорожник «субару» припаркован у дороги рядом с кустами.

Малин нажимает кнопку звонка распространенной черно-белой модели. Ниже щитка с кнопкой закреплена табличка под стеклом, на которой неровным почерком написана фамилия — Кальмвик.

Темно и холодно. На Юнгсбру уже опустился вечер, и со временем он перейдет в ночь, пронизанную еще более убийственным холодом.

Иоаким Свенссон и Йимми Кальмвик были в квартире одни с семи до половины двенадцатого. Но кто знает, находились ли они там на самом деле? Не прошмыгнули ли они наружу, чтобы выкинуть очередную дьявольскую шутку? Они могли успеть замучить Бенгта Андерссона и вывезти его к дереву. Или Иоаким Свенссон выскользнул на улицу после того, как его мама вернулась домой?