—  Но почему отец Такады отказался брать с них день­ги? — спросил Нобору.

—  Не знаю. Интересно, что покойный Ёсити дал это обещание добровольно. Управляющий показывал мне домовую книгу, в которой черным по белому написано: Ёсити отдает свои бараки в безвозмездное пользование. Эта запись скреплена подписями хозяина и пятерых представи­телей от жильцов.

—  Неужели все пятеро умели писать? — удивился Нобору.

Ниидэ сердито поглядел на него и произнес:

—  Человек с больной печенью остается человеком с больной печенью, даже если он этого не знает.

—  М-да, — неопределенно протянул Нобору, хотя ничего не понял.

—  Дело не в том. могли ли эти пятеро написать иерогли­фами свои фамилии, а в том, что засвидетельствовано право на безвозмездное пользование жилищами. Дураку ясно, что это главное. Но меня интересует другое: почему, по какой причине Ёсити дал такое обещание? До тех пор, пока мы это не выясним, жители бараков своего не добьются.

—  Может быть, кому-то эта причина известна? — пред­положил Нобору.

—  Какудзо уже говорил: из пятерых подписавших двое давно отсюда уехали, двое, в том числе отец Какудзо, умер­ли, остался один Тасукэ.

—  Но, кажется, он то ли повредился в уме, то ли стра­дает провалами памяти.

—  Я пытался поговорить с Тасукэ. После апоплексичес­кого удара у него, ко всему прочему, нарушена речь. Он изо всех сил пытается что-то вспомнить, но ничего членораз­дельно сказать не может, лишь твердит одно слово — «ко­лодец».

Нобору удивленно поглядел на Ниидэ.

—  Чего смотришь? — рассердился тот. — Думаешь, у меня на лице написано, что это значит? Никто ничего не понимает. Ни я, ни жильцы здешних бараков, а Тасукэ твер­дит: «колодец».

—  Может быть, то, что я скажу, к разгадке отношения не имеет, но, кажется, я догадался...

—  Ты что-то понял?

—  Теперь мне ясно, почему Какудзо решил убить Такаду. Представьте настроение человека, у которого десяти­летние труды пошли прахом, лопнула надежда на женитьбу, а противник, наплевав на твои расчеты, думает только о наживе. Такая ситуация любого возмутит до крайности.

—  Нет такой причины, которая оправдывала бы убий­ство! — гневно вскричал Ниидэ. — Среди бедняков немало людей, способных на крайности — безмерно радоваться каким-нибудь пустякам и понапрасну губить себя при малей­шем разочаровании. Это особенно характерно для тех, кто лишен глубоких корней, в том числе семейных... Но ты прав: это отношения к делу не имеет. Главное — узнать, почему Ёсити дал такое обещание. Тогда станет ясно, какие следует предпринять меры против его сына. А в принципе правда на стороне Какудзо: защитить его важнее и справед­ливей, нежели потакать богачам и монахам, думающим лишь о собственной выгоде.

Ниидэ остановился, обратил взор к небу, словно вопро­шая о чем-то, и пробормотал:

—  Так что же заставило Ёсити дать обещание?

Глядя на него, Нобору подумал, что Красная Борода похож сейчас на доктора, который при осмотре больного не  сумел выявить болезнь и обращается за помощью к богам...

На следующий день Нобору отправился к Какудзо. С помощью О-Танэ он промыл раны, сменил пластыри, нало­жил новую повязку на голову и собрался уже уходить, когда в дверях, тяжело опираясь на палку, появился старик.

— Что случилось, дедушка? Вам нельзя одному выхо­дить из дому, — завидев его, испуганно закричала О-Танэ.

«Должно быть, это и есть Тасукэ», — подумал Нобору, глядя на старика, и пододвинул к себе тазик с водой, чтобы вымыть руки.

С трудом переступая непослушными ногами, старик с помощью О-Танэ вошел в комнату. Он напоминал сломан­ную деревянную куклу. Усевшись, он уронил палку, и она с громким стуком откатилась в сторону. Он был ужасно худ, лицо, обтянутое желтоватой кожей, казалось восковым и скорее напоминало маску, губы безвольно отвисли.

Старик беззвучно пошевелил губами. Видимо, он хотел что-то сказать.

—  Ничего не понимаю, — со слезами на глазах прошеп­тала О-Танэ.

—  Что с вами, дедушка Тасукэ? — громким голосом спросил Какудзо.

—  Погоди, дай ему отдышаться, — остановила его О-Танэ.

Сказав Какудзо, что жар спал, опасности нагноения нет и надо лишь через день менять на ноге пластырь, Нобору  предупредил, что зайдет послезавтра, и направился к выходу.

Проходя мимо О-Танэ и Тасукэ, он заметил, что старик силился что-то сказать, с трудом ворочая непослушным языком. Было тяжко глядеть, как он, пуская слюну, сжимал пальцами горло, словно хотел выдавить из себя какие-то слова.

—  Успокойся, дедушка, и не мучай себя. С Какудзо все в порядке. А тебя я сейчас отведу домой. Ты полежи, отдохни немного и ни о чем не беспокойся, — увещевала его О-Танэ.

Нобору направился к мосту Коисикава. Он договорился встретиться с Ниидэ в доме ста­рого Мацудайры, но пришел раньше условленного срока, и ему пришлось дожидаться около часа. Затем они обошли еще нескольких пациентов и к пяти часам вернулись в боль­ницу. Так рано они еще никогда не возвращались, и Нобору удалось, не торопясь, принять ванну и спокойно поужинать. Когда ему подали чай, Мори как бы между прочим сооб­щил, что в больницу возвращается Цугава. Нобору не сразу понял, о ком идет речь.

—  Ну как же, Гэндзо Цугава, которого ты сменил в этой больнице. Неужели не помнишь?

—  А-а, тот самый противный тип! — вспомнил наконец Нобору и, подозрительно поглядев на Мори, спросил: — Неужели он и вправду возвращается?

—  С какой стати мне тебя обманывать?

—  Но ведь его прочили на должность врача при прави­тельстве.

—  Ничего путного из этого не вышло. Стоило ему занять это место, как он сразу же натворил глупостей, и его вскоре выгнали.

—  И направили обратно сюда?

—  Да. Видно, здесь тоже нужны врачи, — сказал Мори, допив чай.

—  Неужели наша больница нуждается в новых врачах?

—  Ага, — отрезал Мори и постарался перевести разго­вор на другую тему. — Я слышал, будто Ино и О-Суги наду­мали жениться. Тебе что-нибудь об этом известно?

Нобору покачал головой. Особого значения словам Мори, будто больнице нужны новые врачи, он не придал, а потому и не понял, почему тот переменил тему. Мори ска­зал, что сумасшедшей О-Юми жить осталось недолго, пожа­луй, она не дотянет до Нового года. После ее смерти О-Суги надлежит вернуться к родителям, а этого она не желает, вот они и договорились с Ино пожениться.

—  Это первый светлый луч за все годы моего пребывания в больнице, а может быть, с дня ее основания ска­зал Мори. — И я с грустью подумал о том, сколь редко своими глазами удается увидеть счастливых людей.

«Верно, увидеть счастливых людей — большая ред­кость», — согласился в душе Нобору. Надолго загадывать трудно, но сейчас, в этот короткий по сравнении вечно­стью миг, Ино и О-Суги счастливы ожиданием грядущей свадьбы. Но жизнь так длинна, и кто знает, что ожидает их в будущем?

Нобору вновь покачал головой и рассмеялся.

—  В этой больнице и философствовать научишься на стариковский манер, — сказал он. — Но это я не на твой счет, Мори, я о себе говорю.

На следующий день, когда Нобору собрался идти с Ниидэ на осмотр пациентов, его остановил у ворот незнако­мый мужчина.

—  Если не ошибаюсь, господин Нобору Ясумото? — на всякий случай удостоверился он. — Я плотник Ёхэй, живу в одном бараке с Какудзо.

Ага, тот самый, кто взял к себе стариков Гэндзи, изгнан­ных Такадой, вспомнил Нобору, глядя на низенького, но плотного Ёхэя, заросшего по самые глаза густой бородой.

—  Что-нибудь с Какудзо? — спросил он.

—  Нет, с ним все в порядке. — Ёхэй запустил пятерню в бороду, не зная, с какого конца подступить к интересу­ющему его разговору. — Видите ли, у нас тут намечается одно дело, ну и мы все просим, чтобы вы обязательно пожа­ловали к нам часам к четырем.

—  Кто-то приходил от Такады и решил затеять сва­ру? — спросил Ниидэ, разглядывая Ёхэя.