Молодой поглядел на Идзо. Он по-прежнему держал правую руку за пазухой и по первому знаку готов был пустить в дело нож, который он, вне всякого сомнения, там прятал. Идзо отрицательно покачал головой.

С помощью Нобору Ниидэ поднял Какудзо с носилок и внес в дом, где О-Танэ, пришедшая раньше, уже расстелила постель.

—  Я хотел бы у вас спросить, — произнес Идзо, появля­ясь в дверях. — Вы не собираетесь увезти этого Какудзо отсюда?

—  Напрасно беспокоишься. Он сломал ногу и дней двад­цать, а то и целый месяц пролежит в постели, — ответил Ниидэ.

Когда Идзо и его напарник убрались восвояси, пришли соседи проведать Какудзо, О-Танэ стала угощать их чаем, а Ниидэ, оставив дежурить Нобору, отправился к управляющему домами.

—  Какудзо нужен покой, — уходя, сказал он. — Когда гости уйдут, возвращайся в больницу.

—  Какой молодец ваш доктор, — приподнявшись на постели, засмеялся Какудзо, когда они остались одни. — Честно говоря, я перепугался: думал, вот-вот начнется дра­ка.

—  Он такой! Если понадобится, и кулаки может пустить в ход. Не посмотрит, что против него трое, а то и пятеро, — усмехнулся Нобору.

Он вспомнил, как Ниидэ расправился с бандитами в квартале публичных домов в Микуми.

—  Знаешь, — вступила в разговор О-Танэ. — Мне ска­зали, что сегодня выгнали на улицу Гэна — того самого, что делает метелки.

—  Не может быть! — нахмурился Какудзо.

—  С ним поступили так же, как с Китидзабуро. Пришли трое здоровенных мужчин, похожих на грузчиков, сказали, что хозяин сдал им этот дом, вытолкали на улицу Гэна и его семейство, вышвырнули мебель, а теперь сидят в его доме и пьют сакэ.

—  Ну а Гэн?

—  А что он может против этих троих? Привел семью в дом к Ёхэю. Они и сейчас там.

—  Почему выгнали Гэна? — спросил Нобору.

—  Это все делишки Мацудзиро Такады, — вздохнул Какудзо. — Он убедился, что просто так никто свое жилище не освободит. Вот и решил применить силу. Дней пять тому назад он выгнал на улицу стариков Гэндзи.

—  Неужели здесь у вас нет квартального старосты? — возмущенно спросил Нобору.

—  Если бы на него можно было положиться, разве я решился бы на такое дело? Ведь я все перепробовал, к кому только не обращался, прежде чем надумал порешить этого кровопийцу Мацудзиро.

Однако ситуация складывалась не в пользу жителей улицы Ябусита. Если монахи из храма Гококудзи выступили в поддержку Мацудзиро, то, как ни старайся, свою правоту не докажешь. Кроме того, у Мацудзиро были деньги, а всем известно, сколь падки до денег чиновники, тем более что молодой господин обещал понастроить здесь всякие доход­ные заведения. Какудзо и еще четверо квартирантов ходили жаловаться, но чиновники и слушать их не пожелали. У них на все был один ответ:

—  Вы должны быть и так по гроб жизни благодарны хозяину — почти двадцать лет он не брал с вас ни гроша. Чего же вы хотите еще?

—  А мы уж договорились между собой, что готовы отныне платить, сколько положено, лишь бы оставили нас в наших жилищах, но те и слушать не хотели. Они выпол­няли приказ Такады: поскорее выселить жильцов из при­надлежащих ему бараков.

Нобору слушал и не мог понять: кто же из них прав? Может, и вправду проще им переехать в другое место? С какой стати они так упорствуют: то ли привыкли к своей улице, то ли из упрямства, просто чтобы настоять на своем? Но вслух он ничего не сказал.

Ниидэ вернулся от управляющего через час. Он отворил дверь, однако внутрь не вошел, лишь подал знак Нобору и Такэдзо собираться в обратный путь, а О-Танэ сказал:

— Ни о чем не беспокойтесь. Управляющему я все объ­яснил. Идзо ничего пока предпринимать не будет, но вы тоже постарайтесь не лезть на рожон, пока все оконча­тельно не устроится. Скажите об этом Какудзо и остальным жителям бараков.

На обратном пути они заглянули еще к нескольким паци­ентам. По дороге Ниидэ рассказал о своей беседе с управля­ющим. Он прерывал повествование, когда они заходили к очередному пациенту, и продолжал уже на улице, поэтому рассказ длился довольно долго, зато Нобору узнал об этом происшествии во всех подробностях.

Отец Какудзо, Какити, занимался изготовлением цино­вок, мечтал открыть свою мастерскую, но мечта его так и не сбылась. С двенадцати лет Какудзо отдали в ученики повару в харчевне «Надамон». Ему по душе была работа повара, но к двадцати годам он убедился, что готовить еду он не научится. Тогда он решил стать хозяином — открыть собственный ресторан — и начал копить деньги. Известно, что повара, за редким исключением, люди веселые — любят пошиковать, развлечься с женщинами, чему способ­ствует сам характер их работы. Но Какудзо, решив во что бы то ни стало открыть собственное дело, отказался от лишних трат, чем навлек на себя презрение всей поварской братии.

Как раз в это время Какудзо сблизился с О-Танэ, и вскоре они решили пожениться. Родители О-Танэ рано умерли, и ее взял на воспитание дед Тасукэ, который зара­батывал тем, что вечерами разносил горячую лапшу про­ституткам. О-Танэ с двенадцати лет помогала ему готовить лапшу, а ночью — разносить.

Два года тому назад деда хватил удар, отказали ноги; он лишился памяти и с трудом мог связать несколько слов. О прежней работе не могло быть и речи, и О-Танэ нанялась в чайный домик. Так прошло два года.

Отец Какудзо скончался еще до того, как Тасукэ хватил удар, а мать умерла от болезни пятью годами раньше. Оставшись один, Какудзо поселился в доме родителей. До этого он жил в харчевне «Надамон». С О-Танэ он встре­чался каждый день и однажды поделился с ней своей мечтой о собственной харчевне. О-Танэ в свое время часто помо­гала деду Тасукэ готовить лапшу и, как посчитал Какудзо, вполне подходила на роль хозяйки.

—  Мы непременно добьемся своего, если даже ради этого придется камни грызть, — сказала она Какудзо и тоже стала откладывать деньги из своих скудных заработ­ков. Наконец в августе этого года они договорились с управ­ляющим и переехали в пустовавший дом. Он стоял у дороги, по которой шли паломники к храму Гококудзи. Кроме того, поблизости был квартал особняков, принадлежащих потомкам знаменитых самурайских семейств, чьи слуги всегда считались выгодными клиентами.

Короче говоря, место было выбрано вполне подходящее для харчевни. Подсчитав накопленные деньги, Какудзо договорился с плотником Ёхэем и штукатуром Косукэ — оба были порядочные выпивохи, но дело знали — и присту­пил к перестройке дома.

Перестройка подвигалась не так быстро, как хотелось, потому что Ёхэй и Косукэ могли заниматься ею лишь в вечерние часы после работы, но все же к концу сентября она была в основном закончена. Тем временем Какудзо и О-Танэ закупили сковородки, котлы, кухонные ножи, посуду. Какудзо взял расчет в «Надамоне» и пятнадцатого октября состоялась церемония открытия. Дела пошли неплохо, осо­бенно много было посетителей в новогодние праздники, и Какудзо с О-Танэ решили пожениться — тем более что местные жители стали смотреть на них косо: мол, молодые люди затеяли общее дело, живут вместе, а не женаты.

—  Прошло немного времени, и вдруг Мацудзиро Такада приказал им освободить дом, поскольку он идет на снос, — продолжил свой рассказ Ниидэ. — А ведь у них только-только дела наладились, появились постоянные клиенты. Но этого мало. Какудзо все свои деньги, равно как и деньги О-Танэ, вложил в харчевню да еще влез в долги.

Какудзо остался без гроша в кармане и с кучей долгов. О-Танэ ничего не оставалось, как вернуться на работу в чайный домик. Жители бараков посо­ветовались между собой и решили идти к Такаде.

—  Но, как тебе уже известно, Такада не стал с ними раз­говаривать, а просто выставил за дверь, — продолжал Ниидэ. — Положение сложилось тяжелое. Мало того, что на стороне Такады были монахи из храма Гококудзи, его поддерживали и местные власти, заинтересованные в строи­тельстве увеселительных заведений, суливших немалые доходы. Да еще эти двадцать с лишним семей ничего не пла­тили за аренду жилья. Этот факт давал Такаде все шансы выиграть дело, если оно будет передано в суд.