Кура не может сдержать возгласа удивления и, восхи­щенно глядя на друга, говорит:

—  Выходит, у песка соображение есть?

—  Само собой!

—  У этого самого песка? — Кура нагибается, захваты­вает пригоршню песка и медленно разминает его на ладо­ни. — Просто не верится.

—  Еще бы, — задумчиво говорит Томи. — Я и сам пона­чалу никак не мог поверить, что вот эти песчинки — живые!

—  Мне такое и в голову никогда бы не пришло, — гово­рит Кура.

—  Блаженны те, кто живет в неведении, — со вздохом произносит Томи. — И я был таким, пока не понял, что к чему. А когда дошло до меня, что песок живой, я и подумал: не все в этом мире так просто, как кажется на первый взгляд. Такой он обыкновенный на вид, а оказывается, живет, своей жизнью живет! — Томи указывает подбород­ком на горстку песка, которую Кура все еще держит на ладони.

—  Угу, — бормочет Кура.

—  И не только живет, но еще и растет, взрослеет и, по мере того как взрослеет, поднимается вверх по течению... И откуда же у него такой разум берется? Как подумаешь об этом, прямо оторопь берет.

—  Угу, — бормочет Кура, разглаживая пальцем песок на ладони.

В ночной тишине слышно, как где-то играет рыба, уда­ряя хвостом по зеркальной морской глади. Продолжая свою неторопливую беседу, друзья направляются к берегу.

Горо, сын владельца лавки заграничных товаров «Мисоно», женился. Ему было двад­цать четыре года, и жители Уракасу уважительно называли его Горо-сан. Его невесте Юико исполнился двадцать один год. Она была родом из богатого помещичьего дома в Синодзаки, что в четырех километрах от Уракасу, вверх по ре­ке.

Горо обладал спокойным характером, был невысок ро­стом, чуть побольше полутора метров, худощав и бледен лицом. Жил он вместе с отцом и младшей сестрой, старшая несколькими годами раньше вышла замуж и переехала в дом родителей мужа, на Хоккайдо. Мать долгие годы страдала от болезни почек. Нынешним летом отмучилась. Сразу же после ее смерти Горо надумал жениться.

Свадьбу сыграли в ресторане «Ямагути». Была пригла­шена вся местная знать во главе с мэром города. Всего со­бралось больше двадцати человек. Говорят, среди подарков был огромный морской карась — тридцать пять сантиме­тров от головы до хвоста. Начальник пожарной команды Ванихиса, обидевшись, что его не позвали на свадьбу, осно­вательно надрызгался и, обнимая пожарную каланчу, орал не переставая:

—  Погодите, я им испорчу эту поганую свадьбу! Вот за­берусь на каланчу да как ударю в набат!.. Не мешайте мне, отойдите все в сторону! Переполошу весь город — тогда и свадьбе конец!

Никто, собственно, и не думал останавливать Ванихису. В Уракасу вряд ли сыскался бы глупец, который захотел бы приостановить столь любопытное зрелище. Зеваки, дер­жась на приличном расстоянии, посмеивались и подзадори­вали Ванихису, наблюдая за его тщетными попытками взобраться на каланчу. Ванихиса поднимался по пожарной лестнице на две-три перекладины, соскальзывал вниз, вновь поднимался и вновь соскальзывал. Это еще больше распа­ляло его.

—  Что за дурацкие шутки! Кто смеет надо мной изде­ваться?! — орал он. — Прочь с дороги! Прочь — не то пока­жу, где раки зимуют!

Совершенно обессилев, он ухватился обеими руками за перекладину, прислонился к лестнице, да так и уснул. При­бежала жена Ванихисы, с трудом разбудила захмелевшего супруга и увела домой.

Свадебное торжество в ресторане «Ямагути» благополуч­но завершилось, и молодожены отправились домой. Судьба пока улыбалась Горо. Он окончил всего лишь на­чальную школу, а жена — женский колледж в Токио. Был он простым, неказистым парнем, а жену себе взял миловидную, со столичным образованием. Горо считал, что ему здо­рово повезло, и его сердце переполняла радостная трево­га — чувство, знакомое актеру, когда занавес поднимается и он впервые предстает перед зрителями на сцене. Но не­жданно-негаданно судьба перестала расточать Горо улыбки и показала ему язык.

Как только молодые супруги вошли в спальню, Юико стала сыпать песок вокруг своей постели. Перехватив рукой горловину льняного мешочка, она высыпала из него песок узкой струей, сооружая песчаную баррикаду. Горо недо­уменно наблюдал за ее действиями. И лишь когда Юико улеглась в постель, которая оказалась теперь в центре пес­чаного круга, он пришел в себя и спросил:

—  Это заклинание, что ли?

—  Никакое не заклинание. Просто мне сказали, что я должна это делать до тех пор, пока не окончится траур по матушке.

Горо на минуту задумался.

—  Когда же она изволила скончаться?

—  Кого вы имеете в виду? — слегка опешив, спросила Юико.

—  Твою мать, конечно. Кого же еще? Ты же сама сказа­ла: «Пока не окончится траур по матушке».

—  Но позвольте, — протянула Юико с изысканным ак­центом, который ей привили в столичном колледже, — моя мать была на бракосочетании и на свадебном торжестве в ресторане и проводила нас до самых дверей спальни. Не­ужели вы забыли?

—  А ведь верно, черт подери! — воскликнул Горо.

—  Как вы изволили заметить, моя мать жива и здоро­ва, — заключила Юико.

—  Извини, — сказал Горо. — Значит, ты имела в виду мою мать?

—  Спокойной вам ночи, — холодно проговорила Юико.

—  Спокойной ночи, — пробормотал Горо. — Спасибо тебе.

На мгновение он ощутил чувство благодарности к Юико за то, что она не забыла его покойную мать, но тут же раз­драженно подумал: «Все эти штучки с трауром — пережи­ток, теперь так никто не поступает».

От этой затеи с песочной линией Мажино вокруг брач­ного ложа на него повеяло вдруг чем-то зловещим.

«Неужели во время траура запрещено спать с законной женой?» — недоумевал Горо. Но поскольку дело касалось интимной жизни, он не решился рассказать об этом не только отцу, но и своим закадычным друзьям.

Однажды, когда Юико пошла проведать родителей, Горо отправился к настоятелю буддийского храма Омацудера, расположенного в трех километрах от Уракасу. Насто­ятель слыл человеком интеллигентным — в свое время он окончил духовную академию.

—  Должен признаться, что ничего подобного я не слы­шал, — с улыбкой ответил настоятель, выслушав рассказ Горо. — А впрочем, не обращайте внимания, пусть пока все будет как есть.

—  То есть как это?! — возмутился Горо. Настоятель принялся загибать пальцы, что-то про себя высчитывая, потом сказал:

— До конца траура по вашей матушке осталось двад­цать дней, потерпите. Принято считать, что дух умершего не покидает родной дом семьдесят пять дней, столько же длится и траур.

Горо поблагодарил настоятеля и отправился восвояси.

Если подсчитать точнее, до конца траура оставалось де­вятнадцать дней, и Горо погрузился в повседневные дела, надеясь, что так время пройдет быстрее.

Юико не привыкла заниматься хозяйством — рис полу­чался у нее недоваренным, на уборку и стирку уходила уйма времени. Двенадцатилетняя сестра Горо раньше всех обра­тила на это внимание и частенько за глаза ругала золовку.

—  Уж если она по дому не управляется, пусть хоть в лавке поработает, — обращалась она то к отцу, то к бра­ту. — Братец, прикажи ей пойти в лавку.

—  Молчи, не лезь не в свои дела, — огрызался Горо. — Поглядим, каково тебе будет, когда выйдешь замуж. Пер­вое время наплачешься в чужой семье — верь моему слову. А Юико совсем недавно у нас, еще не привыкла. Поняла, ду­реха?

Каждый вечер Юико по-прежнему возводила вокруг своей постели песчаную баррикаду. Она все более замыкалась в себе, подурнела, двигалась медленно, жаловалась на чрезмерную усталость, потеряла сон.

«Должно быть, и ей траур в тягость», — думал Горо, тайком поглядывая на календарь: до заветного срока оста­валось три дня. И вот был сорван последний листок кален­даря, наступила семьдесят шестая ночь. Но Юико и на этот раз окружила постель полоской песка. Увидев это, Горо почувствовал себя жестоко обманутым.