Я хорошо помню тот день, когда окончательно ощутил себя взрослым, ощутил, но, как теперь понимаю, не стал. Ощущение оказалось ошибочным, вызванным преобладанием физического роста над умственным развитием, глуповатым дембельским оптимизмом, амбивалентностью социальной среды.

Как не обладание женщиной делает мужчиной мужчину, так не физический возраст определяет степень взросления. В социально разрозненном обществе со смешанным набором восточных и западных ценностей возраст человека определяется по сложной шкале.

Преуспевающий человек в крупном загазованном городе с растущими ценами на недвижимость, мутирующими вирусами и бурно развивающейся сырьевой экономикой выведен из повседневности особыми привилегиями и полномочиями. Он не выказывает желаний, он пресыщен, нетороплив, расчетлив в движениях и позах, ибо суетность, ныне обзываемая креативностью, переносит креативщика на ступень ниже — в касту менеджеров, откуда наверх нельзя, можно только на дно. У преуспевающего человека есть свое дело, которым он, однако, не обременен. Его автомобиль не стоит на светофорах и перекрестках. А сам он не опускается до завязывания шнурков на своих же ботинках. Он не знает, сколько у него денег, его брачные контракты составляются таким образом, чтобы не платить алиментов, окна его кабинета выходят в исторический центр города, охраняемый международным комитетом ЮНЕСКО. А его самого от дурного слова, глаза, яда, пули и сифилиса охраняют крепкие натасканные ребята из специального подразделения «БОБР», именуемые в простонародье «бобры». Даже обрывки туалетной бумаги, которую он использует, снабжены вензелями и призваны нести недвусмысленный посыл обществу.

Чтобы стать таким человеком, мне понадобилось без малого десять лет…

Тишину в кабинете с окнами на исторический центр нарушали мое дыхание и четкий швейцарский шаг часов на моей руке. Я смотрел, как вдоль Фонтанки по овечьи тупо подпирали друг друга ряды машин с серыми просоленными боками. Лошадиных сил в них хватило бы для победного броска до Ла-Манша или Халкингола на выбор, но машины везли в себе жирных биологических роботов с мозгами, зашторенными самодовольством, и пищеводами, зараженными глистами от суши. Я видел, как маленькие фигурки сновали взад-вперед по присыпанной снегом «ватрушке». Охваченные деловым безумием, они кричали в отверстия сотовых телефонов, колотили по клавишам ноутбуков, испускали миазмы желудочной деятельности. Они были сыты, одеты, уверены в завтрашнем дне, они всерьез думали, что живут, создают, делают жизнь. На самом деле от тех потерянных, перепуганных, полуголодных людей эпохи девяностых их отделяло всего ничего. Кусок колбасы в животе, литр кислого пива, тряпочка из полиэстера с биркой «hand made stile» на жопе, автомобиль, взятый в кредит, и ежедневные два-три часа лести из телевизора. Суммарный вектор их деятельности по-прежнему был равен нулю.

Я смотрел на них и боролся с желанием закурить. Затянуться едким табаком, вызывающим сладостный туман в клетках мозга и кашель в придушенных легких. «Мальборо», самосадом, на худой конец, газетой, свернутой в трубочку. Вред от сигареты мог примирить меня с неэффективностью, слабостью и тупостью человеческого вида.

Будучи студентом, я хотел посвятить себя прекрасной цели: созданию систем, машин, механизмов, облегчающих физический труд, устраняющих натужные телодвижения. Повсеместное введение машин постепенно привело бы общество к равенству и справедливости. Это была утопия. Техпрогресс не в состоянии положительно влиять на человека, аннигилировать его зоологические разрушительные рефлексы. Нужен альянс с доброй волей.

После полета в космос этот альянс наметился и стал крепнуть. В конце восьмидесятых — распался, в стране стало плохо с волей и с техникой, а слово «добрый» нашло себе место в словосочетании «добрый сок».

Я был не хуже и не лучше других, я смиренно выбрал наемный физический труд и для удобства труда переложил волю из кулака в задний карман. Спутник и родственник обезволенного труда — алкоголизм. Он же — катализатор, который и провоцирует личность на деятельность и ускоряет ее распад.

От распада, растворения в спиртах меня спас капитан первого ранга Косберг, который был известен многим как распространитель порнографической литературы и торговец ивановскими ткачихами. Мнение большинства оказалось поверхностным и неполным, ибо раскрывало только одну грань могучей натуры каперанга. Кроме порно, у Косберга было то, чего не было у многих в то смутное дикое время: у него имелась концепция общественного развития. Косбергу было не по пути с большинством. Именно он, а не кто-то другой, спас меня, поднял из бушующего безумного мрака безверия на борт свого торпедоносца. С тех пор я стал его верным матросом.

Я дал ему и себе несколько замечательных обещаний, которые неукоснительно выполнял. Это были пять так называемых «никогда».

Вот они:

Никогда не торговать своим телом, то есть не выполнять физических работ на кого бы то ни было.

Никогда не опускаться до уровня быта и не подниматься выше уровня бытия (то есть совсем не бухать).

Никогда не покупать акций и не участвовать в коммерческих предприятиях (речь шла только о средствах собственных).

Никогда не вступать в контакты с женщинами, если контакт может вызвать доверие, ответственность или любовь.

Никогда никому не помогать, кроме Родины.

Под Родиной, в зависимости от настроения, Косберг подразумевал собственную подводную лодку, или фирму, которую создал в середине девяностых годов. Полное название организации было АОЗТ «Родина-6». Номер «6» недвусмысленно намекал на наличие, по крайней мере, еще пяти «родин». Собственно, так оно и было: к моменту повествования количество «родин» соответствовало количеству естественных монополий, сложившихся в России после распада СССР.

«Родина-1» абсорбировала в себе нефтедобычу и ее перегонку, «Родина-2» — черную и цветную руду, «Родине-3» принадлежал добытый, добываемый и еще неразведанный кокс и уголь, «Родина-4» обладала патентом на автомат Калашникова и прочие виды вооружений, топография «Родины-5» состояла из сети железных и авто дорог. Наконец, существовала «Родина-0,5», она обладала монополией на спирт.

Кальки родин, наложенные друг на друга, превратились в сетку, которая накрыла собой густые леса, черные поля, изрешеченные минами горы, мутные реки, заброшенные деревни, пьяные поселки, чахоточные города-заводы, мифы о балалайках и валенках, сказки о бурых медведях, разгуливающих по улицам, похабные истории о толстых сисястых бабах, размалеванных свеклой. Накрыла всю эту чудовищную смесь страха, веры и предрассудков. Родины-кальки, опутав невидимой паутиной одну шестую часть суши, образовывали политическую и экономическую карту России, удерживали ее в своих сетях от путешествия в будущее.

Номерные родины являлись независимыми государствами-призраками, княжествами и баронствами нового типа, с собственным государственным аппаратом, армией, без ответственности перед населением и территорией, если в понятие «территории» не включать сырьевые источники и курортные зоны.

Вотчиной нашей родины — «Родина-6» — был лес. Лес как строительное сырье и подспудно все, что в нем водится, шелестит, летает и ползает. «Родина-6» вела свое начало от «ЛенЛесТорга», на складе которого я когда-то работал.

Силы «родин» были примерно равны, и каждая ставила целью поглотить собой прочих. Прочие «родины» были нашими конкурентами в борьбе за целостность и единство страны. Под единством страны понималось слияние всех естественных монополий в гигантский добывающий холдинг. Косберг называл его «Корпорация Русь». С таким сочетанием слов можно было интегрироваться в мировую экономику или же дезинтегрировать ее под себя и затем бухать до окончания времен.

Нашими мускулами считалось спецподразделение «БОБР». Оно отвечало за состояние игрового газона, на котором вела свои финансово-политические баталии наша с Косбергом родина. Для решения более сложных задач существовали две элитные группы — «ВЫДРА» и «СКУНС». «Выдры», называемые недоброжелателями «шмарами», были укомплектованы лично Косбергом из безработных ткачих. Род деятельности группы выходил далеко за рамки обычных услуг, предоставляемых слабым полом сильному, некоторым клиентам приходилось расплачиваться за однажды оказанные услуги всю дальнейшую жизнь. «Скунсы» получили свое имя от хитрых степных зверьков, обладающих великолепной сенсорикой. «Скунсы» занимались диагностикой социальных патологий нового общества с последующей лицевой хирургией. Внештатным командиром «скунсов» был я. Я подчинялся лично Косбергу и никому больше.