Советы директоров были моментально изменены, а векселя завода, находившиеся в железнодорожной кассе, признаны недействительными. Деньги, 9 000 000 рублей (сегодня примерно 4 миллиарда долларов), повесили на Савву Ивановича как недостачу, которую следовало немедленно покрыть. Однако покрывать было нечем, и 11 сентября 1899 года коммерции советник, потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии, кавалер ордена Святого Владимира Савва Иванович Мамонтов был арестован и под конвоем доставлен в Таганскую тюрьму, а на все его имущество был наложен арест. При обыске в его доме были найдены деньги в размере 53 рублей, кредитный билет в 100 германских марок, револьвер и записка: «Тянуть дальше незачем, без меня все скорее уладится и проще разрешится. Ухожу с сознанием, что никому зла намеренно не делал, кому делал добро, тот вспомнит меня в своей совести. Фарисеем никогда не был».

15 сентября Савва Иванович написал прошение об изменении меры пресечения на домашний арест. Следователь назначил залог в 763 000 рублей. Когда родственники требуемую сумму собрали, размер залога был увеличен до пяти миллионов.

Пока шло следствие, Хитрово успел с блеском закончить свою миссию: акции мамонтовской северной дороги и Невского паровозного завода были проданы в казну практически за бесценок, за 30 % от настоящей стоимости. Поскольку полученных денег на покрытие недостачи не хватило, все имущество Саввы Ивановича, включая дом, усадьбу, картинную галерею, библиотеку и прочее было продано с молотка. Узнав об аресте Саввы Ивановича, из его театра ушли Шаляпин и Коровин. Ни тот ни другой ни разу не посетили его в тюрьме. Ушла от него и любовница, актриса театра Татьяна Любатович, из-за которой Савва в середине 90-х годов расстался с женой. И не просто ушла, а распродала декорации и костюмы Частной оперы, присвоив себе несколько десятков тысяч рублей.

Справедливости ради стоит сказать, что так поступили далеко не все из друзей Саввы. Серов, например, писавший портрет царя, ходатайствовал перед Николаем II о своем благодетеле.

В июне состоялся суд. Блестящий Плевако отработал свой адвокатский хлеб на славу, наголову разбив обвинение и доказав, что в действиях C. И. Мамонтова и его компаньонов не было ни грамма преступного умысла. Присяжные оправдали Савву Ивановича Мамонтова и остальных участников процесса по всем пунктам, и 3 июля они были отпущены на свободу прямо из зала суда.

– Подсудимые, вы свободны! – объявил председатель.

Услышав это, Савва Иванович уткнулся в плечо адвоката и заплакал.

Отныне он был абсолютно свободен. Без имущества, без капитала, без положения в обществе. Савва Иванович вернулся к жене. Поселился он с Елизаветой Григорьевной в небольшом деревянном домике у Бутырской заставы.

Частной опере продержаться еще пару сезонов помогли артель театральных гардеробщиков и Общество народной трезвости (общество выкупало билеты на все утренние спектакли). Театр просуществовал до 1904 года.

Некоторое время Савва Иванович работал в театральной студии Станиславского и Мейерхольда на Поварской, затем организовал небольшой керамический заводик и даже иногда сам вставал к гончарному станку. Но в 1907 году его постиг новый удар – умерла любимая дочь Вера, та самая, с которой Серов писал свою «Девочку с персиками». Еще через год умерла Елизавета Григорьевна. Такие потрясения подкосили психику Саввы Ивановича, у него появились провалы в памяти, он начал путать имена близких людей. В 1913 году Савва Иванович похоронил внука Сережу. В 1915 году заболел и умер сын Сергей. А в 1918 году не стало и самого Саввы Ивановича. На фоне событий, потрясавших страну, его смерть оказалась почти незамеченной.

* * *

Потомков Мамонтовых эмиграция занесла аж в Аргентину. Оттуда они недавно вернулись в Россию. Сейчас праправнук Саввы Мамонтова гражданин России Сергей Мамонтов живет в подмосковной деревне Десна и работает в Москве представителем нескольких аргентинских и чилийских винных заводов.

После смерти в начале прошлого века самого богатого из российских миллионеров и после оглашения его завещания главный шоумен страны Михаил Лентовский вспоминал: «Я же ведь его спрашивал: “Ну куда ты свои миллионы, старик, денешь? Что будешь с ними делать?” А он мне: “Вот умру – Москва узнает, кто такой был Гаврила Гаврилович Солодовников! Вся империя обо мне заговорит”».

Лукавил старик. На самом деле о нем уже давно говорила вся страна. И тому было несколько причин. Если быть точным, то две.

Он являл собой настоящее воплощение русской мечты. Сын cерпуховского купца третьей гильдии Гавриила Петровича Солодовникова, торговавшего на ярмарках бумажным товаром, работал в отцовских лавках и подметалой, и помощником приказчика, и мальчиком на поднесушках. Не выучился даже, за отсутствием времени, нормально писать и складно излагать мысли. Сразу после смерти отца и получения своей доли наследства (кроме него в семье было еще четверо детей) перебрался в Москву, где повел дело так хорошо, что в свои неполные 20 лет стал московским первой гильдии купцом, в неполные 30 – потомственным почетным гражданином, а в неполные 40 – мультимиллионером.

Однако Гаврила Гаврилович Солодовников прославился не коммерческими успехами, а своей, как сказал бы гоголевский Чичиков, расчетливостью и хозяйственной экономией. Именно по этой причине он стал одним из основных героев московских анекдотов. Про Гаврилу Гавриловича в Москве было точно известно, что он, имея капитала больше 10 000 000 рублей, по дому ходит в заплатанном халате, питается на два гривенника в день, причем на обед неизменно просит подать вчерашней гречки (полкопейки за порцию); ездит в экипаже, на котором в резину обуты лишь задние колеса, утверждая, что кучер «и так поездит»; на рынке может стянуть, например, яблоко у разносчика, поэтому продавцы стараются следить за ним с удвоенным вниманием. Хроникер московской жизни, блестящий репортер Гиляровский уделил Гавриле Солодовникову в своей книге «Москва и москвичи» лишь несколько строк: «В Сандуновские бани приходил мыться владелец универсального пассажа миллионер Солодовников, который никогда не спрашивал – сколько (имеются в виду деньги парильщику, который жалованья в бане не получал и жил исключительно на чаевые), а совал двугривенный… Парильщик знал свою публику и кто сколько дает. Получая обычный солодовниковский двугривенный, не спрашивает, от кого получен, а говорит: “От храппаидола…” – и выругается».

Люди склонны приукрашивать свое прошлое. Послушаешь человека, рассказывающего о своей юности, так уж кажется, что и такие времена тогда были, и такой уж он сам был, что лучше просто и не бывает. И вода была чище, и колбаса дешевле, и люди честнее, и все друг другу на слово верили.

Купцы в былые времена друг другу верили… когда времени не было за нотариусом сбегать. Но вообще предпочитали сделки заключать с составлением бумаг, со свидетелями. А за устные договоренности и за излишнюю доверчивость купцам частенько приходилось терпеть ущерб.

Гаврила Гаврилович был человеком весьма общительным. Любил он в обеднее время пройтись по знакомым, попить хозяйского чая да послушать, о чем люди говорят. Так вот совершенно случайно (а может, и не случайно) зашел он утром (было это в 1862 году) к своему старинному приятелю купцу Ускову, контора которого располагалась в переулке прямо за Большим театром. И тот под большим секретом поделился с ним радостью: оказалось, он уже договорился о покупке построенного совсем рядом пассажа. «За два мильона сторговал, – хвастался купец, – а просили два с половиной. Да ведь оно того стоит. Я бы и за два с половиной купил, коли б продавец не прогнулся». Гаврила Гаврилович согласился с приятелем: действительно, покупка того стоила. Именно поэтому, выйдя от Ускова, Солодовников отправился прямиком к хозяину пассажа. С ним он заключил сделку о покупке здания за два с половиной миллиона.