[Att., XII, 40]

Астурская усадьба, 9 мая 45 г.

1. Какое порицание со стороны Цезаря встретит мое прославление2888, я понял из той книги, которую прислал мне Гирций2889; в ней он собирает недостатки Катона, но с величайшими похвалами мне. Поэтому я послал книгу Муске, чтобы он дал твоим переписчикам. Ведь я хочу, чтобы она распространялась; чтобы это было легче, ты отдашь приказание своим.

2. Часто пытаюсь написать совещательное2890; не нахожу ничего. Между тем в моем распоряжении книги и Аристотеля и Феопомпа к Александру2891. Но что сходного? Они писали так, чтобы это было и почетно для них и приятно Александру. Что в этом роде ты находишь? Мне, по крайней мере, не приходит на ум ничего. Ты пишешь, что опасаешься, как бы и мое влияние и авторитет не уменьшились от этого моего горя2892; я, со своей стороны, не знаю, в чем люди упрекают меня или чего они требуют. Чтобы я не скорбел? Как это возможно? Чтобы я не пал духом? Кто когда-либо в меньшей степени? Пока я находил облегчение в твоем доме, кого я не принял? Кто пришел и получил отказ? В Астуру я выехал от тебя. Те твои веселые, которые порицают меня, прочесть не могут столько, сколько я написал. Насколько это хорошо — совсем не относится к делу, но род писаний был таков, к какому никто не был бы способен, утратив присутствие духа. Тридцать дней пробыл я в садах. Кто без успеха пожелал встречи или возможности побеседовать со мной? Как раз теперь я читаю такое, пишу такое, что те, кто со мной, переносят досуг труднее, нежели я — труд.

3. Если кто-либо спрашивает, отчего я не в Риме, — потому что перерыв2893; почему я не в тех моих именьицах, пребывание в которых соответствует этому времени года, — потому что мне было нелегко переносить ту многолюдность. Итак, я там, где тот, кто считал наилучшими Байи2894, ежегодно проводил это время. Когда я приеду в Рим, то меня не будут порицать ни выражением лица, ни словами. Ту веселость, которой я приправлял печаль настоящего времени, я утратил навсегда; постоянство и твердость духа и высказываний не изменят мне.

4. Что касается садов Скапулы, — кажется, можно достигнуть, отчасти благодаря твоему влиянию, отчасти благодаря моему, чтобы они были предоставлены глашатаю2895. Если этого не произойдет, я не буду допущен. Если же я приду на торги, то своим сильным желанием превзойду средства Отона. Ты пишешь мне о Лентуле2896; дело не в нем. Только бы было надежным дело с Фаберием2897 и ты бы старался, как ты и поступаешь, — мы достигнем, чего хотим.

5. Ты спрашиваешь, сколько времени здесь; несколько дней, но наверное не знаю. Как только решу, напишу тебе, а ты мне — сколько времени ты пробудешь в загородной усадьбе. В тот день, когда я посылаю тебе это, мне и пишут и сообщают о Пилии и Аттике то же, что пишешь ты.

[Fam., V, 14]

Рим, 9 мая 45 г.

Луций Лукцей, сын Квинта, шлет привет Марку Туллию Цицерону, сыну Марка.

1. Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую, как обычно, однако даже немного хуже, чем обычно2898. У меня часто была потребность повидать тебя. Твоему отсутствию в Риме после моего отъезда я удивился; удивляюсь этому также теперь. Мне не ясно, что более всего не пускает тебя сюда. Если тебе доставляет удовольствие уединение, — хотя ты и пишешь и делаешь кое-что из того, что привык, — я радуюсь и не порицаю твоего решения; ведь ничто не может быть приятнее этого не только при нынешних несчастливых и скорбных обстоятельствах, но даже при спокойных и желанных, особенно для твоего ума, или утомленного, который теперь, после больших занятий, требует отдыха, или образованного, который всегда что-нибудь создает, что другим доставляет удовольствие, а тебя возвеличивает хвалой.

2. Если же ты, как ты указываешь, предался слезам и печали, то я скорблю, так как ты скорбишь и беспокоишься; не могу не обвинять тебя, если ты позволяешь мне сказать более свободно, что я думаю. Как? Ты один не увидишь того, что явно, ты, который по своей прозорливости замечаешь самое скрытое? Ты не поймешь, что не извлекаешь никакой пользы из ежедневных сетований? Не поймешь, что удваиваются тревоги, облегчения которых от тебя требует твое благоразумие?

3. Итак, если я не могу принести какую-нибудь пользу советами, я добиваюсь влиянием и просьбами — если ты сколько-нибудь расположен ко мне, освободись от этих огорчений и вернись к нашему образу жизни, то есть или к нашим общим привычкам, или к твоим личным и тебе свойственным. Я хочу не докучать тебе, если мое рвение не доставляет тебе удовольствия; хочу отвлечь тебя, чтобы ты не утвердился в начатом. Теперь меня тревожат эти два противоположных обстоятельства; в одном из них, пожалуйста, послушайся меня, если можешь; в другом не ошибись. Будь здоров.

[Att., XII, 42, §§ 1—3]

Астурская усадьба, 10 мая 45 г.

1. Я не просил тебя назначать какой-нибудь день для письма; ведь я видел, что ты пишешь, и все-таки предполагал или, лучше, понимал, что тебе не о чем было писать; но за пять дней до ид я и считал, что ты в отсутствии, и ясно видел, что тебе не о чем писать. Тем не менее, я буду посылать к тебе почти каждый день; ведь я предпочитаю — понапрасну, лишь бы у тебя было, с кем отправить, если случайно будет что-либо, что мне, по-твоему, надо знать. И вот за пять дней до ид я получил твое письмо, лишенное содержания. И в самом деле, о чем тебе было писать? Но каково бы ни было то, что было, — мне оно не было в тягость, — за отсутствием чего-либо другого, — знать, что у тебя ничего нового.

Но ты написал кое-что насчет Клодии. Так где она или когда намерена приехать? Владение мне нравится больше, чем что-либо другое, исключая имение Отона.

2. Но я и не думаю, что она продаст (ведь она любит участок и богата), и тебе известно, как трудно то второе дело. Но, заклинаю, приложим усилия, чтобы придумать что-нибудь для того, чего я желаю.

3. Думаю выехать отсюда на другой день после ид, но либо в тускульскую усадьбу, либо домой2899, оттуда, быть может, в Арпин. Когда буду знать наверное, напишу тебе.