– У тебя есть шанс выяснить это, – отозвался Корди.

Лаванда обратилась к Серене:

– Вы не супруги?

– Это мой напарник, – ответила Серена, больно ткнув Корди локтем. – Сегодня по крайней мере, а завтра – не знаю.

– Ну и как тебя зовут, малышок? – поинтересовалась Лаванда, переведя взгляд на Корди.

Серена поняла, что Корди ей понравился. Ей было забавно наблюдать за ним.

– Можешь называть меня Корди, – проговорил тот.

– Знаешь, Корди, все бы хорошо, но ты такой коротенький. Боюсь, не замечу, задену тебя случайно. Не упадешь?

– Разве что только на тебя.

– Э, ребята, хватит! – встряла Серена. – Помолчи, Корди, слышишь?

– Как насчет вечера в пятницу? – спросил Корди, не замечая ее.

Лаванда пожала плечами:

– Хорошо, птенчик. Ты меня уговорил. Заезжай сюда в пятницу к восьми. Я как раз закончу. Тебе шести часов на меня хватит?

Серена хмыкнула.

– Романтика! Ты не забыл, казанова, что на нас труп висит? Кто за тебя его идентифицировать будет?

– Да ладно, – отмахнулась Лаванда. – Тут все время кто-нибудь исчезает.

– Я знаю. И эта тоже пришла и исчезла. Рост – пять футов семь дюймов, крашеная блондинка, возраст – от семнадцати до двадцати пяти лет. Пропала дня два назад.

– Ну и что? Да их море пропадает.

Корди протянул руку и потрогал сосок на левой груди Лаванды.

– У нее чуть повыше этого есть татуировка, маленькое сердечко.

«Вот чертов сосунок, вспомнил. Молодец», – подумала Серена. Она иногда действовала механически, как робот, оставаясь бесчувственной к окружавшей ее эротике.

Серена знала, как коллеги называют ее за глаза. Колючкой. Или Колючей Проволокой. Она была похожа на забор, обнесенный колючей проволокой, с надписью «Прохода нет!». В этом и состояла ее драма. Даже когда мужчина ей нравился, она всегда находила возможность отпугнуть его, вместо того чтобы привлечь. Иногда она завидовала Корди, его легкому характеру, умению чувствовать себя в своей тарелке в любой обстановке.

– Сердечко, говоришь? – Лаванда задумалась.

Серена посмотрела ей в глаза и впервые за день почувствовала, как у нее участился пульс.

Лаванда закусила губу.

– Не знаю, может, это и она. Знаешь, в клубе, где я раньше работала, была одна девушка, очень похожая на эту.

– Как ее звали?

– Кристи. Кристи Кэтт. Вымышленное, конечно. Как и мое. Ты что, думаешь, меня действительно зовут Лаванда? Нет. Я свое имя называю только очень близким мне людям. Вот станешь близким, – она подмигнула Корди, – тогда и тебе скажу.

– А в каком клубе ты раньше работала? – спросил Корди.

– Во «Дворце восторга», район Стрип.

– А где эта девушка живет? – спросила Серена.

– Она снимала какую-то дыру у ближайшего аэропорта. Черт, как же тот дом называется? А, вспомнила! – воскликнула она. – «Бродяжий угол». Точно, он самый. Там сдают комнаты на неделю, а можно и на день снять.

– Больше ничего о ней не вспомнишь?

– А что вспоминать-то? Молчаливая она была. Придет, отработает и сразу уйдет. Одиночка. Никогда с нами не оставалась посидеть, потрепаться.

– Когда ты ее в последний раз видела?

– Уже после того, как сюда пришла. Примерно месяц назад.

Корди неохотно вытащил из кармана своей шикарной рубашки фотографию.

– Не узнаешь ее тут?

Лаванда лишь взглянула на снимок и сразу зажмурилась, отвернувшись.

– Кошмар. Так и стошнить может. Вот не повезло. Не дай Бог никому такое.

– Прости. Она это? – спросил Корди, держа фотографию перед Лавандой.

Та брезгливо покосилась в его сторону.

– Кто знает? Трудно сказать. Кристи была красавицей, а это мумия какая-то. Она была такая же сексуальная, как и я. Если это она – ужас… – Лаванда замолчала и, протянув руку, перевернула снимок.

– Спасибо, Лаванда, ты нам очень помогла, – проговорила Серена.

– Увидимся в пятницу! – напомнил Корди.

– Э, нет, мальчик. Увиделись мы с тобой сегодня. А в пятницу я приду к тебе, чтобы ты посмотрел на меня. Понял? Готовь бумажник.

Они выехали с трассы I-15 на Тропикана-авеню, нетерпеливо дождались, когда на Лас-Вегас-бульвар загорится зеленый свет. Справа от них возвышался отель «Экскалибур», имитация под времена короля Артура, а слева – «Нью-Йорк», такая же подделка под очертания Манхэттена. Из миниатюрных пожарных катеров, окружавших фальшивую статую Свободы, били разноцветные фонтаны. Несколько струй были направлены на улицу. Серена почувствовала влагу на щеке. В такую жару приятно ощутить прохладу. Она посмотрела на толпу туристов, высыпавших подышать вечерним воздухом, отдохнуть после проигрыша в близлежащем казино. С туристов градом тек пот, они вытирали лбы, трясли воротниками рубашек. Даже сейчас, когда солнце скрылось за горы, жара стояла невыносимая.

Зажегся зеленый. Они свернули налево, на Ковал-лейн. Затем еще один поворот, направо, после чего они вырвались из сверкающего и притягательного мира района Стрип и очутились в небогатом квартале, застроенном скромными домиками с металлическими решетками на окнах. Это был «плавильный котел» Лас-Вегаса, густозаселенный чернокожими, мексиканцами, индейцами, иммигрантами из многих десятков стран, выполнявшими низкооплачиваемую работу обслуги в казино. Уровень преступности здесь был еще невысокий, особенно по сравнению с «Голым городом» возле «Стратосферы», где случалось самое большое число убийств. По улицам брели домой старушки, толкая перед собой тележки с продуктами. В садиках играли детишки, тыкали палочками в скорпионов.

Они проехали еще с полмили и оказались перед «Бродяжьим углом» – длинным двухэтажным зданием, покрытым белой штукатуркой, очень похожим на мотель. Двери квартир первого этажа выходили на автостоянку, второго – на узкий, вдоль всей стены проход с ржавыми перилами. Все окна были занавешены плотными шторами, на дверях с темно-синей облупившейся краской стояли массивные накладные замки.

Серене вдруг показалось, что она снова подросток, живет в Фениксе. Несмотря на жару, по ее спине пополз мерзкий холодок, перед глазами замелькал калейдоскоп полузабытых образов. Мать смотрела на нее впалыми полумертвыми глазами, татуированная ящерица на груди мужчины трясла раздвоенным языком. Потом их смыла коричневого цвета вода, падавшая крупными каплями из душа ей на голову.

Серена заставила себя несколько раз глубоко вздохнуть, отгоняя картинки прошлого.

– Странно. Я представляла эту девушку совсем иной, скорее из высшего общества. Она у меня никак не вяжется ни с такими домами, ни с работой во «Дворце восторга», – проговорила она. – Разве что она была алкоголичкой или наркоманкой.

– Мамочка, она, вероятно, от кого-нибудь пряталась, – предположил Корди.

Серена пожала плечами.

– Давай найдем дежурного.

Они увидели открытую дверь на первом этаже, прошли через нее в крошечный холл с почтовыми ящиками на стенах. Из комнаты, где находился дежурный, показался лысый худой мужчина лет пятидесяти, в шортах, без рубашки, шурша кипой газет. Он прошлепал мимо, даже не взглянув в их сторону. Они вошли в комнату дежурного. Здесь на одной стене висели почтовые ящики, возле другой стояли два автомата – с газированной водой и бутербродами.

В углу комнаты находился стол с большой кнопкой, за ним на стене висел календарь с полуголой красоткой. На столе лежала утренняя газета, раскрытая на объявлениях и комиксах. Стоящую на ней бумажную тарелку с крошками облепили мухи. Корди нажал кнопку. Они услышали, как за стеной глухо прозвучал звонок. Никто не появился. Корди опять нажал кнопку и держал ее долго, пока не послышались шаги.

Распахнулась внутренняя дверь, появился парень с серьгами в ушах. Высокий, худой, с узким прыщавым лицом и острыми выдающимися скулами. На нем, как и на жильце, которого они видели, были лишь шорты.

– Чего? – недовольно спросил он.

Серена подумала, что они, похоже, явились не вовремя. Уловив за стеной тихий шорох, она догадалась, что парень был не один.