Тем временем стиль, обаяние и ум Мадонны подобно магниту продолжали привлекать к ней людей. На одной из вечеринок во время танцев она познакомилась с художником Норрисом Берроузом. «Это произошло зимой 1979 года, — вспоминает Берроуз. — Я помню, что на ней были леопардовые брюки. Вокруг нее было много народу, но ее танец всегда приковывал к себе всеобщее внимание, хотя в доме было полно других танцоров. Этот танец походил на какой-то древний ритуал. Она танцевала, словно в кругу огня. Во время той вечеринки мы с друзьями пели и веселились и Мадонна веселилась вместе с нами, постоянно находясь в центре внимания. Она выглядела удивительно. Буйная копна волос и бьющая через край сексуальная энергия, ищущая выхода. Она была готова на все, лишь бы произвести впечатление. И в отношении меня ей это удалось. Я подошел к ней.

«Отвали, — сказала Мадонна. — Ты напоминаешь мне парня с Пятой авеню, который пытался продать мне свою расческу». Отбрив незадачливого поклонника, Мадонна направилась к выходу. На полпути она обернулась и спросила: «А ты не хочешь пригласить меня пообедать?»

«Хочу».

«Отлично. Но выбери итальянский ресторан, иначе сделка отменяется».

Они не виделись несколько недель. Затем Берроуз позвонил Мадонне. «Тащи сюда свое роскошное тело», — сказала ему Мадонна.

«Ну разве я мог устоять? — вспоминает Берроуз. — И с этого момента начался наш роман».

Хотя высокий, стройный блондин Берроуз не соответствовал тому типу мужчин, которые привлекали Мадонну — она всегда предпочитала мускулистых брюнетов, — эти отношения, казалось, доставляют ей удовольствие. Берроуз вспоминает, что Мадонна была очень сексуальна. «В ней была какая-то животная сексуальность. Она не была ни кокетливой, ни скромной. Все было каким-то первобытным и очень веселым. Мы часто танцевали под песню Глории Гейнор «Я переживу» («I Will Survive»). В то время это была ее любимая мелодия. Она была невероятно поглощена собой. Все ее мысли были заняты только ее собственными проблемами, потребностями и желаниями… Но меня это не раздражало. Мне нравилось даже просто наблюдать за ней и быть рядом с нею.

За обедом Мадонна заказала на десерт мороженое с бананами и шоколадной подливкой. А потом еще полила его кленовым сиропом. Меня затошнило от одного только вида, а она буквально вылизала креманку. Ее обмен веществ был совершенно уникальным: у нее не было ни капли жира.

Казалось, Мадонна совершенно не заботилась о своей внешности, но сейчас я понимаю, что это была своеобразная игра. Она хотела, чтобы люди думали, что она ничего с собой не делает. Как-то раз я подарил ей пару джинсов тридцать четвертого размера. Конечно, они были ей велики. Но она не могла дождаться, когда можно будет в них выйти. Она носила дырявые рубашки и футболки. Ей нравилось засовывать пальцы в прорехи, выставляя их на всеобщее обозрение. Она всегда выглядела клево. Она всегда была клевой».

Берроуз рассказывал, что во время романа с Мадонной его не оставляло ощущение временности всего происходящего. «Я знал, что наши отношения не продлятся долго, — говорил он. — Она никогда не говорила мне об этом, но я чувствовал, что она скоро найдет свое место… а для меня места не окажется. Я знал, что она не останется со мной надолго».

Как-то раз после занятий любовью Берроуз повернулся к Мадонне и сказал: «В будущем году мы вспомним этот день и оценим его по достоинству, правда?»

«Хммм, — пробормотала Мадонна с уклончивой улыбкой. — Интересная мысль».

Берроуз обнял ее и задремал, понимая, что в будущем подобных счастливых мгновений будет немного.

В то время карьера Мадонны сдвинулась наконец с места благодаря ряду случайностей, которые позволяли ей влиять на людей, способных оказать необходимую помощь. Она не упускала ни одной возможности, ей были незнакомы чувства благодарности и сентиментальности, она двигалась только вперед и вперед, не оглядываясь назад. Точно так же идет она по жизни и сейчас, несмотря на то, что ее жизнь стала совершенно иной. Хотя отношения с Норрисом Берроузом продлились всего три месяца, именно они позволили Мадонне перейти на новый жизненный этап. На вечеринке в доме Берроуза 1 мая 1979 года хозяин дома познакомил ее со своими друзьями Эдом и Дэном Гилроями, основавшими группу под названием «Брекфаст Клаб» («Breakfast Club»).

Мадонна немедленно поладила с Дэном Гилроем. Когда гости начали расходиться, она спросила его: «А ты не собираешься поцеловать меня?» Когда тот уклонился от ответа, она схватила его за галстук, притянула к себе и поцеловала в губы. А затем отвесила ему две хлесткие пощечины. Подмигнув Дэну, Мадонна удалилась.

Спустя много лет Норрис Берроуз вспоминал: «Прежде чем я сумел осознать, она охмурила и меня, и Дэна. Дэн стал учить ее играть на музыкальных инструментах. Она научилась играть на гитаре и органе. Потом она попробовала научиться играть на ударных… Но больше всего ей хотелось петь».

Очень скоро Мадонна поселилась с Дэном и его братом в полуразрушенной синагоге в Корне, район Квинс. Они использовали это помещение и для репетиций, и для жилья. Теперь Мадонна была членом группы. Уитли Сетракян рассказывает: «Я помню, что очень долго шла по странному району Квинса. Наконец передо мной появилась полуразрушенная синагога. Я подумала: «Господи, неужели она здесь живет?» Но когда я ее увидела, то поняла, что Мадонна сильно изменилась. Она стала еще более уверенной в себе. Я послушала их музыку, и она мне понравилась. Они играли слишком громко, но хорошо. Мадонна крепко сжимала микрофон в руке и слегка покачивалась. Я села в кресло и смотрела на нее. Мне стало ясно, что она наконец нашла себя. Я знала, что с танцами покончено, хотя Мадонна мне этого и не сказала. Я поняла, что ей нравится быть певицей. Они с Дэном были влюблены друг в друга и выглядели совершенно счастливыми».

Дэн увлекся Мадонной. «Ты занимаешься любовью, как мужчина, — сказал он ей после очередной бурной ночи. — Ты такая агрессивная. Ничего не боишься».

«Это тебя пугает?» — спросила она.

«Нет, — сказал Дэн. — Это меня заводит».

«Я всегда мечтала быть парнем, — сказала Мадонна. — Мне хочется иметь возможность снять рубашку посреди улицы, как строитель. Мне нравится свобода».

«Мне нравишься ты», — прошептал Дэн.

«Я знаю», — просто ответила Мадонна и поцеловала его.

«Дэн и Эдди часто пели дуэтом, порой пела одна Мадонна, а потом они стали просто подпевать ей, — вспоминает Норрис Берроуз. — Естественно, ей хотелось петь больше. Она полностью забыла о том, что собиралась стать танцовщицей. Мне кажется, эта мысль покинула ее, как только она стала членом группы и влюбилась в Дэна. Она хотела выступать с группой. Ей все нравилось. Она, как губка, впитывала все, чему Дэн мог научить ее в рок-музыке. Она училась петь, училась играть. Она хотела все больше…»

И чем больше она узнавала, тем больше хотела. В конце концов она поняла, что ей стоит заняться пением. Продюсер Стив Брей, знавший Мадонну еще по Мичигану, встретился с ней Нью-Йорке. Впоследствии он так вспоминал об этой встрече: «С «Брекфаст Клаб» Мадонна открыла себя. Эта группа стала для нее настоящей школой. Она играла на гитаре и выступала на авансцене. Мне всегда казалось, что из нее выйдет отличная ритм-гитаристка. Она танцевала на столе и разбрасывала все вокруг себя. Она лила на себя шампанское. Это было дикое, необузданное дитя.

Дэн многому научил ее. Он любил ее. Я думал, что им хорошо вместе. Но я не мог не понимать, что все это лишь временно».

Каждую неделю Мадонна просматривала объявления о работе в разных журналах. В сентябре 1985 года, давая интервью журналу «Плейбой», она сказала: «Я увидела рекламу выступления французского певца Патрика Эрнандеса. Он записал песню «Рожден, чтобы жить» («Born То Be Alive»). Студия звукозаписи («Коламбия Рекордз») пыталась организовать ему мировое турне и подбирала девушек для подпевок и танцев. Это должно было быть роскошное представление. Я подумала, что это будет здорово: я смогу и танцевать, и петь, да и попутешествую — я ведь никогда не выезжала из Америки. Поэтому я отправилась на просмотр. Мне сказали, что для шоу Патрика Эрнандеса я не подхожу, зато пригласили меня в Париж и пообещали сделать меня звездой диско».