Все невольно оглянулись. Над соседним склоном слышался ужасный треск и вой. Там ломались деревья под напором дикого ветра. С горы на тропу катилась снежная лавина, подгоняемая неведомо откуда налетевшей бурей. Вихрь крутил снежные валы, сметая все на пути, разбрасывал камни, корежил стволы сосен, выворачивал с корнем старые пни и кустарник.

— Все к Белой скале! — крикнул Вернигор, стараясь перекричать шум бури, — Кадо, помоги Элиа!

Кадо не надо было просить. Он подхватил друга под локоть, поставил его на ноги и потащил вперед. Не разбирая дороги, не слушая жуткого чарующего пения, путешественники кинулись к повороту тропы, в спасительную тень Белой скалы. Встречный ветер сбивал их с ног, мешая двигаться и дышать. Ветки деревьев цеплялись за одежду, задерживая. Небо и земля смешались в дикой пляске снега. Один за другим путники покатились по сугробам, потеряв опору под ногами. Их неудержимо влекло к обрыву в стороне от тропы. Казалось, остановиться не было никаких сил. В вое ветра вдруг послышалось звонкое ржание. На тропинке под скалой появился синий единорог. Ветер трепал его гриву, но он твердо стоял на земле. В зубах синий скакун держал веревку особого эльфийского плетения. Он мотнул головой, и один конец веревки метнулся вперед и оказался на снегу совсем рядом с Тарилор. Эльфийка протянула руку и схватилась за веревку в тот самый миг, когда ее ноги уже повисли над пропастью. Чуть выше за веревку ухватился Нок, а Кадо, одной рукой державший Элиа за шиворот, ухватился за пояс Тарилор. Все, что произошло в дальнейшем, путники вспоминали, как сквозь сон. Никто в точности не мог сказать, как ему удалось удержаться на краю пропасти. Никто не помнил, как у него получилось поймать конец веревки, брошенной единорогом. Но все ясно видели, как наделенное волшебной силой магическое существо, похожее на лошадь с крученым рогом во лбу, переступая копытами и изгибая могучую шею, тянуло веревку к Белой скале, прочь от зияющего пустотой провала. Буря завывала в горах, продолжая крушить все вокруг. И только когда единорогу удалось дотащить путников на веревке до поворота и укрыться с ними за Белой скалой, колдовское ненастье вдруг отступило и стихло, точно разбившись о невидимую преграду. Повисла тишина, показавшаяся оглушительной. Воздух прояснился, небеса опять засияли солнечным светом морозного утра. Лазурные своды соснового леса переливались и искрились кристаллами инея, неслышно роняя снежинки на широкую тропу, ведущую вниз по склону. Далеко внизу сосновые леса отступали, горы раздвигались, и взгляду открывалась круглая как чаша долина. На дне долины под солнцем раскинулся город из белого камня, покрытого кружевом искусной резьбы. На крышах его островерхих башен лежал снег, и развевались голубые и зеленые знамена, украшенные изображением листьев плюща. Глядя на безмятежный, окруженный покоем город, путники бессильно опустились на снег и с трудом перевели дыхание.

— Парладор, жилище зловредных эльфов, — пробормотал Ронф, облизывая пересохшие губы и прижимая ладонь к груди, где под одеждой хранилась заветная книга, — Вот уж не думал, что его вид окажется таким приятным для глаз!

Остальные не промолвили ни слова, но все были согласны с гоблином. Единорог выронил веревку, мотнул головой и с радостным ржанием поскакал вниз по тропе в долину. Судя по следам, оставшимся на снегу, он проделал это уже во второй раз.

Элиа плохо помнил, как он и его друзья спускались со склона, как сошли в Спрятанную долину и оказались у стен Парладора. Соприкосновение с темным колдовством истощило его силы до предела. Когда ворота белого эльфийского города отворились перед путниками, Элиа потерял сознание. А когда он очнулся, было утро, начало девятого часа. Робкое солнце проглядывало сквозь прозрачные занавеси на окнах его комнаты, голубые сосны в горах были покрыты бахромой инея, в лощинах между хребтами еще не улеглась дымка зимнего тумана. Эльфийская дева в серебряном одеянии принесла Элиа завтрак на плетеном подносе с ручками: чашку душистого овощного бульона, еще теплый, только вынутый из печи хлеб с маслом и сыром и укрепляющий настой в узком кубке. С ней пришел Ронф. Он выглядел подавленным. Мало того, что само присутствие эльфов угнетало гоблина, так эти немыслимые создания вдобавок заставили его умыться, постричь ногти и надеть чистое платье.

— Видал безобразие? — Ронф подергал себя за одежду на груди, — В жизни не надевал такого уродства!

На нем был черный с серебром кафтан из превосходного бархата, служивший когда-то эльфийскому ребенку и бережно сохраненный в княжеских сундуках.

— Тебе идет, — ответил Элиа.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь! — возмутился Ронф, — Ты вообще как? Рыжая просила узнать о твоем самочувствии. Эти долговязые любители разрядиться в пух и прах затеяли какую-то церемонию в честь праздника. Говорят, будет сама бабуля. Они очень хотят, чтобы ты пришел, но если ты еще нездоров…

— В честь праздника? — перебил Элиа с недоумением.

— Ну, да, — кивнул гоблин, — Вчера был Последний день в году. Ты не знал?

— Конечно, нет, — Элиа сел на кровати, — Сколько же я проспал?

— Два дня, — ухмыльнулся гоблин, — Все уж боялись, что ты вырубился всерьез и надолго. Так ты плохо себя чувствуешь? Сказать Тарилор, что ты не встанешь?

— Нет, я приду, — возразил Элиа и потянулся к кубку с настоем, от которого успокаивающе пахло травами, — Тем более, ты говоришь, что Генимар там будет.

— Ага, — кивнул гоблин, — Она хотела всех нас видеть. Страсть до чего боюсь этой эльфийской ведьмы. Вдруг еще заколдует меня.

Элиа улыбнулся. Темно-зеленая теплая жидкость была кисло-сладкой на вкус и оставляла приятный холодок во рту. С каждым глотком она будто прибавляла жизненных сил.

— Брось ты, — сказал Элиа гоблину, — Все так говорят, пока не увидят ее.

Элиа присоединился к своим друзьям в зимнем саду князя Дарфиона на верхней площадке одной из башен. Летом этот сад произрастал под открытым небом, зимой над ним была поднята стеклянная крыша. Это место было уже знакомо Элиа по первому приезду в Парладор. Поднявшись в зимний сад, гости Спрятанной долины увидели, что их ожидают сам князь Дарфион, его дочери Нарилен и Ийнариэль, а также Тарилор, ее родители и сама Генимар. Все эльфы были одеты вопреки обыкновению в яркие голубые и розовые одежды, богато расшитые серебром и золотом. Хозяева Спрятанной долины приветливо улыбались всем пришельцам без исключения и встретили их появление низким поклоном.

— Для нас эльфов важнее начало, а не конец, — промолвил владыка Дарфион, когда гости и хозяева остановились в центре башенной площадки друг против друга, — Поэтому мы привыкли праздновать, не последний день старого года, а первый день нового. Сегодняшний праздник мы просим вас провести вместе с нами. У вас принято дарить подарки в такой день. Генимар приготовила для каждого из вас особый дар. Мы оставляем вас с ней.

Эльфы поклонились и ушли. Только Тарилор осталась, потому что Генимар задержала ее, коснувшись рукой плеча. Провидица обвела собравшихся взглядом глубоких темных глаз, в которых как всегда скрывалась улыбка.

— Мой дар действительно особый, — молвила она, прикоснувшись к мыслям каждого, — Возможно, он удивит кого-то из вас, но это именно то, что я хотела бы вам подарить. То, что могу вам дать от всего сердца.

Она указала на узкие плетеные кушетки, поставленные среди растений сада, и жестом попросила Элиа и его друзей сесть. Стоило им занять предложенные места, по едва заметному знаку Генимар в зимний сад вошли эльфийки, одетые также нарядно и ярко, и внесли маленькие глиняные чаши с дымящимся напитком.

— Это напиток новогоднего сна, — с улыбкой проговорила Генимар, не разжимая губ, — Испив из чаши, вы погрузитесь в сновидение, в котором увидите что-то важное и дорогое для вас. Я не знаю, что вам откроет сон. Это может быть пророчество будущего или дорогое воспоминание из прошлого. Предостережение для вас или ваша мечта. Сон сам выберет, куда перенести каждого из вас. Но он не будет пустым и не пройдет даром. Таков подарок эльфов на Первый день в году. Примите же его, прошу.