Часть Западной Сьерра-Мадре в мексиканском штате Халиско — сказочно красивая горная страна, изобилующая скалистыми пиками высотой до двух с половиной тысяч метров, зажатыми между ними тесными долинами и глубокими каньонами, прорезанными змеящимися стремнинами водных потоков. Редкие тропы соединяют между собой поселения, где сохраняется уклад жизни, уходящий корнями в седую старину. Особый, отрезанный от большой земли мир.

Территория уичолов, народа, который существует в настоящем, но живет прошлым.

Высоко в горах здесь царство жуткого холода, внизу — дикой жары. Труднопреодолимые пути доступны лишь внедорожникам, но и они не всегда способны справиться с крутыми перевалами, а потому здесь много небольших площадок для легких самолетов, без которых не обойтись в чрезвычайных ситуациях. Основным видом топлива тут остаются дрова, на привозном горючем работают только немногочисленные электростанции, воду добывают из скважин, медицинское обслуживание — на самом элементарном уровне, образование — начальное и лишь в некоторых населенных пунктах — неполное среднее. Уичолы, этническое меньшинство, насчитывающее около двадцати двух тысяч человек, объединены в пять автономных сообществ и проживают главным образом на севере штата Халиско, а также в штатах Наярит, Сакатекас и Дуранго. Они говорят на нескольких языках — науатль, пима, яки, или кора и тепеуано и сберегли свою самобытность со времен, предшествующих испанскому завоеванию.

Народ виррарика, как еще называют себя сами уичолы, сохранил умение усмирять ветер и вызывать дождь или солнце, ибо в основе всего их бытия лежали колдовские ритуалы. Самые древние из них осуществлялись на митотах — религиозных церемониях, участники которых исполняли магический танец с особыми движениями, способствующий пробуждению энергии и притоку жизненных соков, — кипури. У уичолов не было единого бога — животворящее начало представлялось им частью мироздания. Силы, главенствующие в их жизни, они почитали братскими и величали по-родственному: Дедушка Огонь — Татевари, Матушка Вода — Татьей Матиньери, Прадедушка Олений Хвост — Таматц Каяумари. Все они олицетворяли различные силы природы, свет небесных светил и являлись связующим элементом с этим волшебным миром. Управляла уичолами каста шаманов — окутанные мистическим ореолом колдуны-воители, которые когда-то одержали важные победы в битвах со сверхъестественными силами. Все повседневные проблемы уичолов решались по установленным ими законам при помощи колдовства и с применением галлюциногенных растений. Главный правитель именовался Маракаме, что означает «Тот, который знает», а вновь посвященные в шаманы назывались Матеваме — «Те, которые узнают». Таким образом обеспечивалась преемственность и передавалось знание. Даже католицизм, насаждавшийся конкистой, не смог нарушить традиции этого древнего мирка, окруженного горами, всегда обособленного, а потому защищенного от внешних влияний, где время остановилось, а расстояний не существовало.

Обо всем этом Джоа успела поведать Давиду накануне вечером, в маленьком отеле в Канкуне, и на следующий день, во время перелетов — сначала из центрального города майяской ривьеры в столицу страны, а потом в Гвадалахару, откуда они продолжили свое путешествие в затерянный мир на арендованном внедорожнике. Обо всем этом и об истории любви своих родителей.

— Дочери бури все родились в отдаленных местах, — нарушил тишину предзакатного дня Давид.

— Может, это был способ уберечь их?

— Они особенные, я уже говорил тебе. Большинство проявили себя как творческие натуры и получили признание.

— А почему они не пошли в науку? По твоим словам, они — живые антенны и накопители информации.

— Это, вероятно, может служить доказательством, что у них, — Давид указал рукой на небо, — мирные намерения, хотя для нас это и так более чем очевидно, и мы не нуждаемся в доказательствах.

— Они точно ничего не знают ни о том, что произойдет, ни о том, где это будет?

— Мы разговаривали со всеми. Внешне — обычные женщины, у каждой своя жизнь.

— А не может быть, что они запрограммированы на что-то?

— Ты — дочь одной из них. Ты как себя ощущаешь?

— Человеческая половина моей сущности сообщает мне, что я себя ощущаю как всегда, обыкновенно, — решительно заявила она.

Давид притормозил на очередном перепутье, но не успел задать вопрос. Джоа, кинув взгляд на карту территории уичолов, его опередила.

— Сюда, — и ткнула налево.

— Я-то думал, ты наизусть знаешь дорогу.

— А это ты видел? — Она обвела рукой окрестности — пустынную местность, кое-где поросшую деревьями и кустарником. — Последний раз, когда мы приезжали сюда, я была еще девочкой, я ничего не помню. Хотя порой мне кажется, будто я родилась здесь и никуда не уезжала. Это все равно что быть частью чего-то, не сознавая этого. Мама столько рассказывала об обычаях, преданиях.

— Вспомни что-нибудь для меня.

— Мне больше всего нравилось слушать о Матери Кукурузе. — На губах девушки заиграла легкая улыбка. — Она была голубкой, но приняла человеческий облик, чтобы познакомить юношу со своими пятью дочерьми, олицетворявшими пять цветов священного маиса: белый, красный, черный, синий и желтый. Юноша был ужасно голоден, и Мать Кукуруза дала ему горшок с маисовыми лепешками и плошку с маисовым напитком атоле. Добрый молодец подумал, что этим ему голода не утолить, но сколько бы он ни съел и ни выпил — лепешки и атоле не убавлялись. Когда он наелся, Мать Кукуруза предложила ему на выбор одну из своих дочерей, и он склонил свою голову перед Маис Асуль — самой прекрасной и почитаемой…

— Ты говорила, что твоя бабушка — могущественная шаманка.

— Да. Она знает все о травах и галлюциногенных грибах, магических ритуалах и общении с духами…

— Ты веришь в это?

— Я видела вещи, которые тебя поразят, хоть я и была тогда ребенком.

— Твою мать не готовили к шаманству?

— Моя мама проявляла другие задатки. Бабушка всегда знала, что мама не такая, как они. Бабушка растила и воспитывала ее, но понимала, что она никогда не принадлежала к миру уичолов и не останется здесь. А когда появился мой отец и увез ее…

— Твоя бабушка никогда не уезжала отсюда?

— Нет.

— А если она уже умерла, а вы об этом не знали?

— Нет, такого не может быть. С нами бы связались. Она живет одна, у нее никого больше нет, но она — уважаемый член своего общества, и всем известно, что у нее есть родные в Испании.

— Ты мне не сказала, как ее зовут.

— Для испанояэычных она — Лусия. На языке науатль ее имя — Уаянкаве, что переводится как Печальная Женщина.

— У твоей матери было имя на науатле?

— Каэуака — Дочь Молнии. Мне оно очень нравилось, но при мне ее всегда называли обычным именем — Мария.

— И у тебя тоже есть имя на науатле?

— Да, — Джоа отвела взгляд.

— Не хочешь говорить?

— Нет.

— Ладно.

— Смотри! — Джоа указала вперед.

По дороге шли первые встреченные ими уичолы. Одежду мужчин составляли уэррукис — свободные штаны из домотканого хлопка, вышитые по низу символическим орнаментом, и катуни — просторные рубахи с разрезами по бокам, подпоясанные гуайаном — широким кушаком из плотной шерсти. Дополняли костюм кучури — торба из вышитой ткани через плечо, тубарра — шейный платок и рупуреро — широкополая шляпа из пальмового листа, украшенная цветами, веточками, перьями и бусами. Одеяние женщин было менее броским: кутуми — короткая вышитая блуза до талии, игуи — юбка с вышивкой по подолу и рикури — головной убор из двух полотнищ белой ткани, тоже с вышивкой.

Давид смотрел на них во все глаза, пока они не скрылись позади автомобиля.

Взяв машину напрокат в аэропорту Гвадалахары — столицы штата Халиско, Джоа и Давид отправились на север, перевалили через цепь Сьерра-де-Гуахолотес и оказались в штате Сакатекас. Трасса номер 23 проходила через городишки Гарсиа-де-ла-Кадена, Теуль-де-Гонсалес-Ортега, Тепечитлан, Тлалтенанго-де-Санчес-Роман и после Момакса вливалась вновь в штат Халиско — северную его оконечность в форме причудливого выроста. Здесь они взяли курс на запад и, оставив позади населенные пункты Тотатиче и Темастиан, повернули в Вилья-Герреро, спускаясь на юг в направлении Боланьоса — восточных ворот в земли уичолов. Финальный отрезок пути они проделали под ласковым солнцем клонившегося к вечеру дня. Глядя на них, нельзя было сказать, что они устали, а ведь им пришлось проехать двести пятьдесят километров и встать ни свет ни заря, чтобы попасть на первый рейс из Канкуна в Мехико. Для Джоа это было возвращением к истокам, для Давида — встречей с неведомым миром. Оба испытывали волнение, каждый — по-своему.