А сейчас, по аналогии, у нас появилась МУЗА, благодаря которой мы собственными глазами можем узреть значимость микроэволюции — так что отныне прорыв может случиться в любое время и в любом месте. Хотя бы здесь и сейчас, в квартирке Мэдди, когда дождь потоками низвергается на зеленовато-белый полосатый навес расположенного внизу «Беннигана». Мэдди не прекращала сражаться с данными, даже разыскивая под диваном свою левую туфлю. Туфля соизволила найтись, завернутая в мантию из пыли и шерсти.

— Наступит такой день, когда от всей этой мешанины останется одна лишь чистая математика, — пробормотала она, чихнув.

Должно быть, по чистой случайности Мэдди мигнула, и фокус сместился, потому что ни с того ни с сего вместо замысловатых переплетений химического взаимодействия ее принялись бомбардировать алгоритмы, описывающие поведение клеток. Мэдди уменьшила мощность входящих сигналов, вызвавших у нее тошноту, но из любопытства сохранила этот новый ракурс. Теперь она слышала/видела/чувствовала/обоняла данные, наложенные на утреннюю атмосферу дома с его запахом несвежего дыхания.

Бонус прошествовала из ванной комнаты, так и не сняв свою малышовую пижаму. Она подразнила кота игрушечной удочкой с перышком на конце.

— Мамочка, а что было до Чистой математики?

— Грязная математика, милая. Повсюду разъезжали самосвалы с рабочими-строителями и расхаживали важные парни, засунув за ухо карандаши. Существовали всевозможные сметы, аэронавтика с ее расчетами, схемы информационных потоков и другая мудреная заумь. — Мэдди, опустив голову, замолчала, привлеченная активностью астроцитов — звездообразных клеток в коже Менискуса. — Дизайном занимались в свободное время, ему обучали на курсах для взрослых какого-нибудь Уильяма Патерсона, наряду с бальными танцами и искусством флористики. Всего лишь безобидное увлечение. На рынке он тогда еще не ценился. Так продолжалось до тех пор, пока мы не обнаружили, что именно мода — двигатель эволюции — испокон веков была.

— Мода, — повторила Бонус. — Мам, как думаешь, в Медоулэндз крысы живут?

— Да, скорее всего их там хоть пруд пруди. А почему ты спрашиваешь?

— Волк должен что-то есть.

— Лучше бы он слопал ту проклятущую мышь в лаборатории, — пробормотала Мэдди, усиливая мощность МУЗЫ. Как оказалось, у Менискуса росли не только ногти на руках. Астроциты тоже менялись — они развивались в нейроны.

Матерь божья!

Бонус проговорила, с трудом сдерживая рыдания:

— Какая жестокость! Как ты можешь быть моим материнским клоном, когда творишь такое?

— А как ты можешь быть моим дочерним клоном, когда так и норовишь при любой возможности сделать все по-своему и швырнуть мое доверие обратно мне в лицо?

— Ненавижу тебя!

— Ешь завтрак.

— Можно мне взять пирожное «Поп-тарт»?

— Только если оно органического происхождения. Наркотические пирожные для меня.

— Боже, не могу поверить, что в этом доме царят двойные стандарты!

Мэдди пропустила слова Бонус мимо ушей. Она снова и снова проигрывала дорожку с интересующими ее данными. В организме взрослого человека астроциты существуют в скрытой форме. В решающие периоды развития они могут видоизмениться в нейроны, но еще никогда такого не было, чтобы человек выращивал клетки мозга в собственной коже в нормальных условиях.

Одна только мысль о нейронах, развивающихся в кожной ткани Менискуса, заставила Мэдди передернуться от отвращения. Вот где собака зарыта, подумала она. Кризис Менискуса не имел никакого отношения к СЕ. Или к Бонус. Менискус неделями подготавливал для этого почву. Она просто упустила это из виду, потому что астроциты оказались большими, если сравнивать их с другими веществами — взять хотя бы молекулы серотонина! — такими большими, что Мэдди попросту не увидела их. Но они росли, в противовес всем закономерностям развития взрослого человека, превращаясь в этакий придаток его центральной нервной системы. А потом в один прекрасный день нагрянул незваным гостем ложный раздражитель — и новая система заработала на полную катушку.

— Ты ничего с ним не делала. Просто ты запустила механизм, — тихо произнесла Мэдди, обращаясь к Бонус, но едва ли та что-нибудь услыхала. Бонус уже успела скрыться на кухне. Мэдди заговорила громче. — Бо, можно тебя спросить кое о чем?

— А можно мне поиграть с клейкой тянучкой после того, как я закончу свое математическое приключение?

— Надеюсь, ты не собираешься снова устроить возню с Зумом? Потому что ветеринар грозится донести на меня в Американское общество защиты животных, если история повторится.

— Это твой вопрос?

— Что?

— Ты сказала, что хочешь спросить меня о чем-то.

— Да, верно. Меня интересует, что ты сказала моему подопытному тогда в лаборатории. Мне известно, что ты дала ему свой волчий зуб — а он очень ценный и особенный, чтобы дарить его кому попало, Бонус.

— Он мой. Кому хочу, тому и даю. Ой, горячо как!

— Бонус, положи пирожное на тарелку и перестань уходить от ответа. Что именно ты сказала Менискусу?

— Я уже говорила тебе. Я сообщила Менискусу о его правах. Хотя особого интереса это у него не вызвало.

— Но он заговорил с тобой, Бо. Ты хоть понимаешь, как это важно?

— Он не сильно разговорчивый. Хочешь, я поговорю с ним снова?

— Нет! Ни в коем случае. И вомни, ты дала обещание больше туда ни ногой! Лучше тебе его сдержать, а то не поздоровится.

— Как пожелаешь, — прошамкала Бонус, набив рот пирожным.

— Я просто пытаюсь понять, не было ли чего-нибудь такого в твоих словах, что могло бы оказаться искрой. Или же дело было в тебе самой. Ты ведь знаешь, он едва не умер в тот день.

— Я тут ни при чем, это ты засунула в него все эти вирусы!

— Конечно, милая, здесь нет твоей вины. Знаешь, временами у меня просто руки опускаются, я совершенно не понимаю твоих желаний. Взять к примеру эту историю с мышью. Почему ты решила спасти ее?

— Но ведь больше никто не захотел! Зачем тебе понадобился крысолов? Можно ведь просто посадить мышку в картонную коробку, вынести наружу и отпустить.

— Бо, мышей поймать не так-то просто. К тому же где есть одна, глядишь, и все двадцать имеются, только прячутся лучше. Если они перегрызут провода, то вызовут значительные повреждения. Это самые настоящие хищники.

— Да, о волках тоже так говорят!

Вот кто нисколечко не волновал Мэдди, так это волки. Замечание Бонус вызвало в памяти лицо Хеншоу. Почему все мужчины повывелись? Их стало мало, их порода обмельчала. Что случилось со старыми добрыми временами, когда мужчины платили женщинам за секс, а не наоборот? А еще этот отвратительный СЕ с его наглостью! Словно он тут главный!

— Люди обычно говорили, что волки — хищники, — не сдавалась Бонус. — Пока не истребили почти всех волков.

— Расскажи-ка мне об этом, детка, — со вздохом предложила Мэдди. Вот теперь уже всякие мысли об астроцитах напрочь вылетели у нее из головы.

Они утверждают, будто злословие, сплетни, дрязги и склонность к остракизму — классическое проявление женской агрессии. Когда КрайЗглу набросилась на Сук Хи из-за приятеля Снежного Рожка, ее нападки были всего лишь обычными девчоночьими разборками. Не будь оружия, вся история дальше расцарапывания лиц, воя и визга не зашла бы. Но пистолеты имелись у всех, и, надо признать, я получила истинное наслаждение, когда пришлось пустить в дело мою машинку.

Думаю, именно об этом и пыталась мне сказать 10-я, когда завела речь о необходимости научиться обуздывать собственную враждебность. У меня нет пока еще достаточного навыка, чтобы вот так вот с лету определить, когда следует стрелять, а когда стоит попридержать огонь. Но не забудьте мне ведь пришлось прикрывать подругу. Я ни за что в жизни не позволила бы Сук Хи пойти ко дну в одиночестве. Стоило только Сук Хи выпустить те первые пули, пути к отступлению для всех нас были отрезаны.