Стою перед жилым комплексом «Башни Кипра», с неприязнью созерцаю моросящий дождь. Груды несделанной домашней работы, заданной в школе, покоятся в моем рюкзаке, скомканные деньги в кармане, я готова скользнуть на ленточный конвейер субботнего дня в Нью-Джерси. Мелькает мысль: «Пожалуйста, не дай мне сегодня облажаться».

Сук Хи стоит на автобусной остановке, дожидаясь меня.

Давайте разберемся с этим раз и навсегда: Сук Хи — настоящая красавица. На самом деле нет смысла даже описывать ее. Она просто красивая, и точка. И вот, когда она стоит под навесом на остановке, держа в руке маленький зонтик из желтого шелка, я в который уже раз чувствую привычный болезненный укол зависти и обиды. Но в то же время мне почему-то хочется стоять рядом с такой девчонкой, словно каким-то образом часть ее красоты передается и мне.

Повернувшись, она замечает меня и окидывает сердитым взглядом, который несказанно красит ее.

— Ты видела репортаж об «Уэкбэк» сегодня утром?

— Нет.

— Ты могла поверить, когда Ксакто разбил Питона в пух и прах?

— Я не смотрела, — повторила я. — Где Кери?

— Было так наигранно. Как будто Питон мог бы когда-нибудь дать ему возможность сделать подобную штуку. А теперь они пытаются подстроить все так, словно Хельга и Ковбойша Джобет дерутся со Жницей, так что скажи мне, Кац, что с ними со всеми стряслось?

— Пожалуй, нам стоит позвонить ей, — задумчиво предложила я.

— Что случилось? — Внезапно Сук Хи уставилась на меня так, точно она только что заметила мое присутствие. — Выглядишь ужасно.

Сук Хи, как мне кажется, даже не подозревает, что она не что иное, как ловушка для мальчиков. Знакомы мы уже с восьмого класса, и с тех пор за ней тянется шлейф из семи ухажеров. Одного из них, двадцатичетырехлетнего биржевого маклера, она встретила в магазине звукозаписей в отделе средневековой музыки. Надо признать, оказался он порядочным кретином, но не раз брал нас с собой в клубы. Помню, у него еще был тридцативосьмилетний приятель, который пытался уговорить меня посидеть у него на коленях.

— Мой контингент — извращенцы и стариканы, — сказала я, вспомнив о том происшествии. Сук Хи всегда знает, что творится у меня в голове. И сегодня она, как обычно, попала прямо в точку.

— Сколько раз я должна просить у тебя прощения за тот случай? — Сук Хи достала телефон и неодобрительно уставилась на него. — По-моему, тридцать восемь лет — просто мерзость. Люди должны отказываться от секса по достижении определенного возраста. Вот, например, мою бабушку лишили водительских прав, потому что ее стало подводить зрение.

Ладно, как бы там ни было, в тот раз я задрала повыше юбку и показала свою пушку, после чего кавалера и след простыл.

Сук Хи в это время нажимает кнопку быстрого вызова.

— Кери? — Она наклоняется ко мне и теребит в руках пряди моих волос, слушая, что ей говорит по телефону Кери. — Куда ты пропала? Котенок и Щеночек тревожатся.

— Я вовсе не тревожусь, — огрызнулась я и столь свирепо вонзилась зубами в торчащую заусеницу, что потекла кровь.

СХ стала болтать с Кери о результатах матча. Я же в ту минуту размышляла о том, что Сук Хи сказала вчера. Мы стояли в обеденный перерыв на стоянке, я курила, тряслась от холода, и тогда у меня возникла та самая мысль. Мистер Бердсли показал нам фильм про Холокост, и там были кадры с бульдозерами, утрамбовывающими трупы. Я развернулась к Кери — она тоже наполовину еврейка, но в отличие от меня не курит, а только составляет мне компанию — и сказала:

— Где находились их девчонки, когда все это происходило? И она ответила:

— Их заставили смириться с поражением, они и пикнуть не могли, потому что у них были дети. — И стала рассказывать об этом, а Сук Хи тихим голосом добавляет:

— Они смотрели.

В ту минуту я не слишком много значения придала ее словам, но сейчас почему-то они не выходили у меня из головы.

— Ик! — Сук Хи произнесла в трубку мобильного телефона. — Думаю, я заболеваю.

Я сказала:

— Почему они ничего не сделали?

Я подумала о тех женщинах, которые видели каждую войну и штопали фронтовые носки своих мужей или что они там еще обычно делали, но, конечно же, Сук Хи не поняла, о чем это я говорю, так что она только прикрыла рукой трубку и произнесла:

— Полагаю, тебе больше подошла бы «Черная жемчужина». Подошел автобус, и мы отошли в сторону, чтобы не мешать выходящим людям. Сук Хи выключила мобильный и вытянула шею, чтобы заглянуть за автобус. Кери должна была вот-вот подъехать.

Нас возбуждает, когда мужчины сражаются, пришло мне вдруг в голову. Вот ответ на мой вопрос. Мы, женщины, просто тащимся от этого. С нами все в порядке, лишь бы они не совали свои штуки нам в рот — нам не столь уж необходимы оргазмы, как нужны войны. Иначе зачем бы вам, парням, устраивать кровопролитные сражения, как не для своих верных подруг?

После Второй мировой войны страны, входящие в состав антигитлеровской коалиции, предали суду группу японских лидеров на том основании, что, даже если они сами и не участвовали напрямую в зверствах немецких военных, тем не менее они являлись частью гигантской фашисткой машины, гигантской человеческой мясорубки, и в этом их вина. На самом деле союзники в некотором смысле подвергли осуждению всю культуру империалистической Японии. Но почему никому не пришло в голову, что женщины тоже несут ответственность? Я не имею в виду тех несчастных женщин, которые в буквальном смысле попали в плен, а говорю о тех, которые заваривали чай для парней, отдавших приказ об изнасиловании китайского города Нанкин.

Мы двигатели жизни. Да, мы такие. А мужчины наивно считают нас своими жертвами. Как такое могло случиться?

Мы что, и впрямь настолько коварные?

И что, нам всегда все будет сходить с рук?

Черный «сааб» подъехал к автобусной остановке и ослепил нас фарами. Сук Хи восторженно завизжала и понеслась под дождем, чтобы запрыгнуть на заднее сиденье, призывно махнув мне рукой. Когда она открыла дверцу машины, послышалась громкая музыка. Я узнала партию баса «Дня Рождения» в исполнении «Шугар кьюбс».

— Чья тачка? — поинтересовалась я, забираясь на переднее сиденье. За рулем с недовольным выражением лица сидела Кери. Наманикюренным пальчиком она уменьшила звук с таким видом, словно раздавила жучка.

— Машину подарили Сандре, после того как она сдала экзамены в адвокатуре. Она повздорила с мамой, поэтому разрешила мне на время взять ее.

Я откинулась на кожаное сиденье и прониклась ощущением скорости. У машины была «лунная крыша», и мне пришло в голову, как здорово было бы умчаться в глубь пустыни, а потом просто лежать и смотреть на звезды, в то время как за рулем сидит какой-нибудь фантастический парень, стрелка спидометра зашкаливает за 115, а из приемника, может статься, доносится голос П. Дж. Харви. Пока перед мысленным взором проносились все эти рекламные ролики с «саабом», мне не удавалось отчетливо увидеть, каков из себя тот парень. Я перебрала несколько вариантов, но так и не сумела представить, где найти такого опасного, темного, горячего мужика, который прекрасно смотрелся бы со мной в этой моей рекламе автомобиля, да еще вдобавок не вызывал бы у меня отвращение. Затруднения вызывал также тот факт, кому бы я могла доверить вести свой «сааб», если бы он у меня был (потому что наверняка я могла сказать только одно: это был бы мой «сааб», не его). Вот почему в моих сексуальных фантазиях никогда не наблюдается ни одного мужчины. Я просто, видимо, не в состоянии вообразить того, кто идеально подошел бы мне. Так что пока я расслабляюсь на сиденье и созерцаю, как крупные дождевые капли скапливаются на поверхности люка, а мы с трудом продираемся через субботнее движение мимо японского универмага «Яохань», во мне уже прочно обосновались не только свербящее беспокойство, напряжение и страх, но вдобавок теперь меня еще и раздирают противоречивые чувства.

Даже не спасает то, что я доставила себе удовольствие сегодня утром. Я слегка сжимаю ногами свою штуковину, чтобы напомнить себе: что бы ни случилось, у меня всегда есть мой маленький дружок.