Когда он в третий раз вытащил Кэтрин из воды, ее глаза вдруг распахнулись.

– Холодно.

Она произнесла только одно слово, но этого было достаточно, чтобы облегченно вздохнуть.

– В могиле тоже холодно, мадам. – Монкриф снова опустил Кэтрин в воду, а когда вытащил, она попыталась слабо оттолкнуть его руками.

– Отлично, мадам, вырывайтесь! – весело проговорил полковник, довольный, что она реагирует на происходящее.

Кэтрин нахмурилась. Сегодня Монкриф в первый раз увидел хоть какое-то выражение на ее лице.

– Встать, дайте мне встать. – Слова были едва различимы в плеске воды. Она задрожала – добрый знак, ее тело начало адекватно реагировать на ледяной холод.

– Подайте полотенце, – скомандовал полковник стоящей рядом женщине.

Та бросилась к комоду и тотчас подала ему широкое сложенное полотенце. Монкриф помог Кэтрин подняться и завернул ее в ткань. От слабости женщина повалилась ему на грудь, и Монкриф вытащил ее из ванны. Вода была очень холодной, но сама Кэтрин еще холоднее.

– В следующий раз, мадам, когда вы решите умереть, выбирайте более быстрый способ, опий убивает крошечными шажками.

Голова Кэтрин слабо качнулась из стороны в сторону. Полковник подхватил ее и поставил на ноги у камина, как можно ближе к огню.

– С ней все будет в порядке?

– Надеюсь. Она просыпается. – Монкриф обернулся к женщине, задавшей вопрос. – Но только вас, мадам, не стоит за это благодарить. И никого, здесь не стоит. Неужели никому не пришло в голову проследить за приемом опия? Или хотя бы накормить ее? Или вы решили позволить ей утонуть в своем горе?

Женщина нахмурилась.

– Сэр, вы так легко судите о том, чего не понимаете.

Монкриф столько лет командовал людьми, что знал наизусть все отговорки и не желал слушать их сейчас. Усадив Кэтрин перед огнем, он снял с нее мокрое полотенце.

– Принесите другое.

– Вы должны уйти. Я сама позабочусь о ней.

– Нет. Если я оставлю ее на ваше попечение, она, без сомнения, умрет от воспаления легких. – И не слушая ответа, Монкриф вернулся к вдове Дуннана. Кэтрин сильно дрожала, обхватив себя руками. Длинные волосы мокрыми прядями свисали до талии. Монкриф стащил с нее ночную рубашку, которая от воды стала почти прозрачной. Компаньонка вцепилась полковнику в руку.

– Сэр, вы ведете себя недопустимо! Она совсем голая, а вы – чужой человек! – закричала Глинет.

– Если мое присутствие вас так раздражает, уйдите из комнаты.

– Не вы отвечаете за миссис Дуннан!

«Я, именно я». Монкриф был поражен, как легко эти слова пришли ему на ум. Он стал отвечать за Кэтрин с тех пор, как его перо коснулось бумаги, с тех пор, как в ответном письме она обратилась к нему: «Мой дорогой!»

– Вы хотите испортить ее репутацию? Обвинение прозвучало вовремя. Людям неизвестно о том, что их связывает, неизвестно о его вине. Для компаньонки, для всех слуг в Колстин-Холле он всего лишь чужак, который ведет себя самым скандальным образом.

Но он не может позволить этой женщине умереть!

Монкриф высвободил руку и стал растирать тело Кэтрин сухим полотенцем. Растерев спину, он пододвинул Кэтрин ближе к огню.

Греки считали, что воплощение женской красоты – это фигура. Линия спины, изгиб шеи, плавные холмы бедер, длинные стройные ноги необходимы для идеальной красоты так же, как конические формы грудей и округленные руки. Ни одна богиня не могла сравниться в совершенстве с Кэтрин Дуннан. Ни одна статуя не была столь безупречна и столь холодна. Кэтрин Дуннан была ледяной и бледной, словно из мрамора.

Монкриф, прислушиваясь к ее хриплому дыханию, быстро стер капли воды, сбегающие с плеч к талии. Кэтрин продолжала дрожать. Монкриф недрогнувшей рукой вытер Кэтрин спереди и начал отжимать спутанные волосы, радуясь, что она все дрожит, а цвет лица из воскового постепенно становится розовым.

– Подайте сухую рубашку, – приказал полковник компаньонке, но та, вместо того чтобы повиноваться, фыркнула и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Монкриф проводил ее сердитым взглядом, сам бросился к комоду и стал шарить по ящикам. Необходимые вещи, наконец, нашлись. Он быстро вернулся к камину, где, тихая и послушная, стояла Кэтрин. Через минуту Монкриф мучился вопросом, как же матери одевают своих детей. Руки, ноги, голова – как с этим управиться? Сам он, разумеется, больше разбирался в том, как раздеть женщину, а не как ее одеть. Наконец дело было сделано – Кэтрин оказалась в бледно-зеленой рубашке с вышивкой у ворота. Монкриф невольно задумался – не сама ли она ее вышивала?

Полковник коснулся ладонью щеки женщины и убедился, что она все еще холодна как лед.

– Кэтрин, вас надо накормить. Думаю, суп подойдет. Или жаркое. Что-нибудь горячее. И горячее питье.

Кэтрин покачала головой.

– От опия пропадает аппетит. Вам будет лучше, когда вы прекратите его принимать.

– Нет, – слабым голосом ответила она.

– Не будем сейчас об этом спорить. Давайте попробуем пройтись. – Монкриф обхватил Кэтрин за талию, положил ее руку себе на плечо и сделал пару шагов. – Вам пока нельзя спать, если вы сейчас заснете, то я не уверен, что проснетесь.

Кэтрин не отвечала, но сделала пару неловких шагов, пытаясь следовать за своим спасителем, который твердо решил вернуть ее к жизни.

– Я… я… не пыталась… умереть, – спустя полчаса проговорила Кэтрин слабым голосом.

– Мне трудно вам поверить, мадам, – возразил полковник. – Вы почти умерли.

Кэтрин покачала головой.

Через час она снова заговорила. На этот раз ее голос звучал увереннее:

– Сколько мне еще ходить?

Монкриф мягким жестом приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. На щеках Кэтрин появились красные пятна. С губ исчезла синева. Глаза смотрели ясно.

– Как вы себя чувствуете?

– Я жива… Но так устала…

Полковник отвел женщину к кровати и помог сесть. Голова Кэтрин склонилась, глаза смотрели в пол. Монкрифа беспокоило ее угнетенное состояние, но, возможно, Кэтрин от природы склонна к меланхолии? Женщина, которую полковник знал по переписке, могла быть мифом, существующим лишь на бумаге.

Наконец она подняла голову и взглянула на Монкрифа затуманенным взглядом.

– Я так устала.

– Это действует опий.

Кэтрин отвернулась, затем подтянула ноги на постель. Монкриф прикрыл их одеялом. Она закрыла глаза, словно давая ему знак уйти.

– Вам все еще холодно?

– Да.

Монкриф подошел к сундуку в изножье кровати и с удивлением понял, что это сундук Гарри. Монкриф отвел глаза, повернулся к комоду, достал еще одну простыню и прикрыл ею Кэтрин. Женщина тотчас натянула ткань до подбородка.

– Вы врач?

– Ну, мне случалось спасать кое-кого, – признался Монкриф, – но медицинского образования, у меня нет.

Кэтрин, словно удовлетворенная его ответом, кротко кивнула. Монкриф взял ее за руку и отметил, что пульс бьется ровно, а дыхание становится все глубже.

Неужели ее тоска по Гарри столь велика, что она предпочла смерть жизни без него? Тот Гарри, которого знал полковник, был не достоин такой жертвы. Вид сундука раздражал Монкрифа. Зачем только Кэтрин поместила его здесь как некий священный ковчег?

Сам Монкриф хотел скорее вернуться домой, в Балидон, занять свое новое положение, начать жизнь сначала. Однако до тех пор, пока он не уверится в здоровье Кэтрин, и телесном и душевном, он будет прикован к Колстин-Холлу так, словно он действительно Гарри Дуннан.

Голоса за дверью прервали его мысли. Что-то прокричал Питер, а в следующий миг дверь распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену.

– Я не могу поверить своим глазам! Но они не лгут! Я застал грешников в самый момент греха!

Монкриф резко обернулся. В проеме появился одетый в черное мужчина. Единственным украшением его мрачного одеяния служил белый галстук. Его пухлые щеки горели, совиные глаза возмущенно сверкали за стеклами очков в тонкой оправе. Розовые губы сжались в гримасе праведного гнева.