У Монкрифа возникло глупое желание довериться Кэтрин, рассказать, как трудно ему возвращаться домой, а в этом он не признавался даже Питеру. Но он промолчал, готовясь мужественно перенести встречу с оставшимися членами своей семьи.

Огромный внешний двор вел к подъемному мосту, по которому вскоре и прогрохотала коляска. Кэтрин чувствовала, как сердце колотится в груди, и боялась, что выглядит слишком испуганной.

– Говорят, Балидон может соперничать с Уориком, одним из величайших английских замков.

– Наверное, так и есть. – Кэтрин чувствовала, что ей трудно дышать.

– Сначала здесь была глинобитная постройка, но поколения моих предков за века воздвигли этот замок. Конечно, я сомневаюсь, что он когда-нибудь потребуется для защиты. – Монкриф улыбнулся. – Мир стал куда цивилизованней.

– Именно поэтому вам пришлось провести последние четырнадцать лет в боях.

Широкая улыбка герцога означала, что он оценил сарказм. Удивительно, но Монкриф раздраженный нравился Кэтрин куда больше, чем Монкриф любезный.

Коляска остановилась на полпути между внутренними воротами и величественной лестницей к аркообразной дубовой двери. Кэтрин показалось, что они должны войти в собор, а не в обычное жилье, пусть даже жилье герцога Лаймонда.

Непогода не отступала. Монкриф снял плащ и накинул его на голову Кэтрин, чтобы уберечь от потоков воды. Они вышли из кареты и бегом побежали к лестнице.

– Ничего не бойтесь.

– У меня есть причины бояться, – возразила Кэтрин, вытирая лицо полой плаща. – Мне предстоит встреча с вашей семьей.

Монкриф опять улыбнулся, на этот раз менее искренне.

– Мне тоже, – пробормотал он. – И кто это будет – тайна для нас обоих.

Кэтрин бросила на него раздраженный взгляд.

– Что вы имеете в виду, почему тайна?

– Кэтрин, я не был дома четырнадцать лет и понятия не имею, каких родственников собрал под этой крышей мой брат. Если бы он имел детей, я не был бы сейчас здесь. Но возможно, за этой дверью нас ждет целый выводок дядюшек, тетушек, кузенов и кузин.

Монкриф дернул за дверное кольцо, чтобы позвонить. Интересно, кто-нибудь услышит их сквозь эту бурю?

Дверь открыла высокая тощая женщина с безупречно прямой спиной, отчего вся ее фигура напоминала заглавную букву «Т». Очень пухлые губы странно смотрелись на худом, угловатом лице. В темных волосах виднелись седые пряди. Казалось, природа еще не решила, молода эта женщина или уже старуха.

– Да? – При этом слове в движение пришла только нижняя часть ее лица. Не моргнули глаза, не сдвинулись с места брови, а ветер не шелохнул ни единого волоска на ее голове.

Монкриф сделал шаг и встал перед Кэтрин, как будто хотел защитить ее от столь неласкового приема. Обитатели дома наверняка знали о его приезде. – Гортензия? – спросил он.

– Монкриф? Это ты? – Женщина вдруг улыбнулась, изобразив на лице любезность, отступила в сторону и сделала неловкий приглашающий жест. – Мы ждали тебя. Джулиана и я. – Она смотрела прямо в лицо Монкрифу.

Монкриф обнял Кэтрин за талию и подтолкнул вперед. – Это моя жена, Кэтрин.

– Я сообщу Джулиане, что ты приехал, – сказала женщина и развернулась. – Идите за мной.

Монкриф выразительно приподнял бровь, но промолчал. – Кто это? – шепотом спросила Кэтрин.

– Сестра Джулианы. Джулиана была женой Колина. Моя невестка. – Больше они ничего не успели друг другу сказать, а следом за Гортензией вошли в двери Балидона.

Холл даже в темноте выглядел изумительно. Высокий полоток сходился куполом. Его окружали двенадцать колон, украшенных по капителям растительным орнаментом и мифологическими фигурами. Широкая лестница из каштана взлетала вверх. Каждая ее ступень словно бы вырастала из стены, создавая впечатление, что вся лестница парит в воздухе. Кованую железную балюстраду поддерживали скульптуры полуобнаженных богинь.

Везде, куда падал взгляд Кэтрин, она видела признаки изобилия и богатства, и это заставляло отбросить мысль, что Монкриф женился на ней ради ее состояния. Полы покрывал фигурный паркет. Стены там, где они не скрывались под позолоченными панелями красного дерева, были украшены фресками, изображавшими, по-видимому, историю рода. По периметру потолка располагались яркие картины в рамах из узких переплетающихся лент орнамента.

Обивка стен в помещениях была самой разнообразной: чудесные вышивки, шелка пастельных тонов, резной бархат, атлас. В одной из комнат, куда успела заглянуть Кэтрин, стены были затянуты бумажными обоями с ручной росписью. В торце некоторых коридоров помещались застекленные горки восточного вида. Кэтрин хотелось бы остановиться и рассмотреть их содержимое, но Гортензия нетерпеливо оглянулась, как будто подгоняя их.

Кэтрин была поражена размерами Балидона. Здесь могли бы жить обитатели небольшой деревни, почти не испытывая необходимости выходить наружу. Однако во всем замке витал дух пустоты и даже заброшенности. У Кэтрин возникло странное ощущение: казалось, замок был заколдован и сейчас ждет, чтобы проснуться и вновь обрести жизнь. В коридорах было холодно, чувствовался запах плесени. Свечи в канделябрах не горели, было темно. Будь Кэтрин настоящей хозяйкой Балидона, она приказала бы по вечерам везде зажигать свет, топить камины, расставить цветы, чтобы наполнить комнаты свежим ароматом.

Едва ли такое возможно. Сейчас ей больше всего хотелось вернуться в Колстин-Холл, вернуться на неделю назад, когда у нее не было иных тревог, кроме уже привычного горя.

Наконец Гортензия привела их в большую, но уютную комнату, где ярко горел камин. Стенные панели, карнизы и ставни были сделаны из темно-вишневого дерева, богато изукрашенного резьбой в виде херувимов с гирляндами в руках. Высокие – от пола до потолка – окна в комнате меньших размеров смотрелись бы нелепо, а здесь радовали глаз изумительной пропорциональностью.

Перед камином помещались два огромных кресла с резными спинками. Они выглядели столь внушительно, что казалось, веками представители многих поколений отдыхали в них возле огня. В канделябрах торчало несколько оплывших свечей, но они не горели. Гортензия не предложила Монкрифу никакого угощения, не задала ни одного вопроса о его путешествии, а просто пригласила их в комнату и тут же исчезла, оставив вновь прибывших в абсолютном одиночестве.

– Здесь довольно мрачно, правда? – заметила Кэтрин.

– Настоящий мавзолей, – отозвался Монкриф и прошел к окнам с тяжелыми бархатными портьерами. Непогода не унималась, черные тучи затянули небо, и нельзя было понять, день сейчас или вечер.

– Балидон всегда был таким? Монкриф пожал плечами:

– Я не помню, и это неудивительно. Когда я думаю о Балидоне, я вспоминаю отца. В нем была такая сила, что по сравнению с ним все вокруг выглядело мелким.

Кэтрин подумала, что Монкриф и сам такой, но промолчала. Как ни странно, в этой комнате он выглядел хозяином, хотя и не получил того приема, который приличествует герцогу Лаймонду. Ни один слуга не показался им на глаза. Через несколько минут Кэтрин выглянула в неосвещенный коридор, но ничего не сумела разглядеть.

– Как вы думаете, нас так прохладно встречают из-за непогоды? – спросила она, стараясь понять причину, почему никому до них нет дела.

Ответить Монкриф не успел, в дверях показалась женщина.

– Джулиана! – воскликнул он и двинулся навстречу своей невестке.

Вдовствующая герцогиня Лаймонд была сильно накрашена, некое снадобье придавало ее лицу значительно более светлый оттенок, чем данный ему природой. Однако белила не покрывали лица целиком. Складывалось впечатление, что дама носит маску с двумя большими розовыми пятнами на щеках и нарисованной полоской губ, сложенных в несмываемую гримасу недовольства. Брови дамы взлетели, изображая крайнюю степень удивления.

– Монкриф? – произнесла она высоким скрипучим голосом, нахмурилась, но протянула деверю руку. – Гортензия сказала мне, что ты явился, но я не могу поверить своим глазам. Ты ничуть не постарел с тех пор, как я тебя видела в последний раз.