Монкриф отвернулся от окна, сложил на груди руки и стал молча смотреть на Кэтрин.

– Почему ты не хочешь дать себе еще один шанс в жизни? – наконец спросил он.

Кэтрин внимательно разглядывала фигурку пастушки на каминной полке. Удивительно, насколько правдоподобно выглядели крошечные цветочки в ее корзинке. В конце концов, Кэтрин заставила себя обернуться и посмотреть Монкрифу в лицо.

– Мне кажется, что все, чем я была, чем я владела, исчезло: мой дом, моя семья, мои слуги, мой муж.

– Теперь у тебя новый дом и новый муж.

– Да, я знаю.

– Мадам, неужели вы не способны проявить хотя бы искру интереса ко мне? Я согласен, что ситуация не идеальная, но могло быть значительно хуже. Я мог бы оказаться нищим, обокрасть вас. Мог оказаться бездушным деспотом. Но ведь я не такой, хотя и начинаю понимать, каким деспотичным может сделаться мужчина в некоторых обстоятельствах.

– Ты говоришь о спальне? Я вдова, сэр, а не девственница. Я понимаю мужские потребности.

– Понимаешь?

– Мне не нравится твой тон, – заявила Кэтрин, ее щеки пылали, грудь сдавило волнением, но она не отвела глаз.

– Мадам, вы уже не вдова. Называйте себя герцогиней. Или женой. – И герцог с негодованием посмотрел на ее черное платье.

Монкриф выглядел очень надменным, настоящим герцогом до мозга костей.

Сейчас он стоял прямо, как будто все еще был солдатом. Широкие плечи расправлены под камзолом, панталоны плотно облегают бедра. Он очень красивый мужчина и явно об этом знает. Похоже, Монкриф и понятия не имеет о скромности.

– Монкриф, не я решила выйти за тебя замуж. Я прекрасно сознаю, какие благородные чувства толкнули тебя на этот нелепый поступок, но это не может изменить того факта, что я – жена поневоле.

Монкриф молчал очень долго, а когда заговорил, его голос звучал бесстрастно:

– Оставь себе свои письма, дорогая жена. Оставь себе свое бесплодие и свое целомудрие. Храни воспоминания, пока они не растают, как тают все воспоминания. – Он приблизился к Кэтрин, коснулся ее щеки и произнес более мягким тоном: – Но все же жаль, что ты с таким рвением защищаешь смерть, а не жизнь. Я мог бы показать тебе всю радость страсти. Или ты именно этого и боишься, Кэтрин? Странно, я никогда не считал тебя трусихой.

– Разве у женщины нет права остаться верной?

– Значит, это верность заставляет тебя хранить чистоту? Тогда мне жаль тебя, Кэтрин. Гарри Дуннан не стоил твоей верности.

Кэтрин закрыла глаза, мечтая о том, чтобы Монкриф ушел. Его ладонь была грубой, пальцы шершавыми, но он нежно касался ее кожи, гладил по щеке, дотрагивался до виска… Как странно, Кэтрин никогда не считала, что остро реагирует на прикосновения, не замечала, что вздрагивает от поглаживания мочки уха… Сейчас она чувствовала себя беззащитной перед этим нежным вторжением. Наверное, этого Монкриф и добивался – хотел напомнить ей, что он жив, а Гарри мертв. А если и так, то она ведь тоже живая. И Кэтрин на миг подалась к этой ласкающей ладони и тут же пожалела о своем порыве.

– Кэтрин, я не могу забыть, как ты смотрела на книгу. Я хочу, чтобы ты так восторженно смотрела на меня, а не на других мужчин.

Кэтрин потрясенно распахнула глаза, но Монкриф уже вышел из комнаты. На мгновение ей показалось, что этот разговор ей привиделся. Глубоко вздохнув, она вдруг подумала, что Монкриф все это подстроил, и рассердилась на него, а может быть, на себя. За то, что она так отчаянно жаждала этого прикосновения, этой капли тепла от другого человека.

Кэтрин решительно расправила плечи и отправилась по делам, намереваюсь больше не думать о Монкрифе.

В Балидоне было три башни, но мебель хранили только в одной. В других хранилось оружие и сундуки, полные книг и документов, которым не нашлось места в библиотеке. Кэтрин обследовала круглую башню, которая смотрела за запад. Ее единственную восстановили в том виде, какой она была двести лет назад.

В нижней части башни царила темнота, окон там не было. От земляного пола пахло пылью и чем-то кислым. Кэтрин быстро взбежала по встроенным в стену ступеням на второй этаж.

Здесь пол был деревянным, и его, очевидно, время от времени перестилали. Ступени вывели Кэтрин на зубчатую крышу. Отсюда были видны все владения Балидона. Как глупо было считать, что Колстин-Холл процветающее имение. По сравнению с владениями Лаймондов оно действительно казалось всего-навсего небольшой фермой.

Массивная дверь открылась на удивление легко, видимо, петли были недавно смазаны.

Кэтрин зажгла свечу и порадовалась, что кто-то расчистил проход среди собранной здесь мебели. Она уже поднялась до половины лестницы, когда навстречу ей кто-то бросился, толкнул и пролетел мимо. Кэтрин покатилась вниз. Свеча упала, погасла, и наступила полная темнота.

Ее падение остановил поворот стены. Кэтрин уперлась ладонями в грязный пол, с усилием села и ладонью обхватила ушибленную щиколотку. Пошевелив пальцами на ноге, она убедилась, что стало хуже, при этом из ее губ вылетела непотребная для леди фраза, услышанная на конюшне.

Вдруг дверь распахнулась, и темноту прорезал столб света.

– Кэтрин? – Голос принадлежал Монкрифу.

– Как ты узнал, что я здесь? – Меньше всего Кэтрин сейчас хотела видеть мужа – горечь последнего разговора еще не выветрилась из памяти.

– Искал тебя, Кэтрин.

– Чтобы извиниться за дерзость?

– Возможно. А ты примешь мои извинения?

– Не раньше, чем их услышу. – Она нахмурилась. – Монкриф, пожалуйста, уходи. Я здесь сама справлюсь.

– Почему я тебе не верю?

– Я не знаю, и мне все равно. Уходи.

Монкриф присмотрелся и, перепрыгивая ступеньки, взлетел наверх.

– Что ты здесь делала?

– Что ты имеешь в виду? Я ничего не делала и не принимала опий, если ты это подразумеваешь. Я хотела осмотреть башню, вдруг кто-то выскочил, пролетел мимо меня и чуть не столкнул с лестницы.

– Неужели ты сама должна этим заниматься? Где Глинет?

Кэтрин, пытаясь не обращать внимания на боль, скрестила на груди руки.

– Она попросила выходной, и я разрешила. Монкриф присел на корточки и несколько минут изучающе рассматривал Кэтрин.

– Ты очень добра со слугами.

– Как и ты. – Она состроила на лице такую же хмурую мину. – Питер восхищается тобой, а Уоллес готов на тебя молиться. – Кэтрин отвела глаза. Пристальный взгляд Монкрифа смущал ее.

– Ты все еще на меня сердишься, – проговорил Монкриф.

– Я поражена твоей догадливостью. Пожалуйста, уходи.

– Что у тебя со щиколоткой? Кэтрин опять потерла ногу.

– Ничего страшного. Уходи.

– Ты так упряма, что отказываешься от помощи? Ясно же, что у тебя что-то с ногой.

– Я не настолько одурманена наркотиком, чтобы самой не разобраться.

– Зато тебя ослепил гнев.

– Думаю, у меня, больше чем у любого в Балидоне, есть на это причина. Уходи же! Ну, сколько раз тебе говорить! – Кэтрин бросила на мужа сердитый взгляд, который, однако, произвел обратный эффект – Монкриф улыбнулся.

– Ты единственный человек в Балидоне, кроме Джулианы, который не ставит меня ни во что.

– Сравнение с Джулианой должно мне польстить?

Монкриф нагнулся и легко подхватил ее на руки. Кэтрин издала слабый писк и зажмурилась, чтобы не смотреть вниз.

– Мы можем целый день здесь препираться, а я хочу осмотреть твою щиколотку.

– Не обязательно нести меня на руках.

– Ты думаешь, я позволю тебе идти с ушибленной ногой?

– Просто меня никогда не носили на руках. Кэтрин вовсе не казалось, что ее нежат, она чувствовала беспокойство.

Монкриф быстро прошел по земляному полу башни и вынырнул в холодный солнечный день. Кэтрин порадовалась, что надела накидку. Она обхватила шею Монкрифа, прикрыла глаза, откинула голову и подставила лицо солнечным лучам.

Монкриф внезапно остановился, и Кэтрин открыла глаза. Синие глаза герцога были совсем рядом. Вблизи они казались еще выразительнее. Монкриф чуть наклонил голову, и на миг Кэтрин почудилось, что он сейчас ее поцелует, но в последний момент Монкриф отстранился.