Литмир - Электронная Библиотека

– Вот он и познакомился сначала с вашим отцом, потом с вами. Слово за слово, и он вас одурачил.

– Я была влюблена. – Кэтрин пришлось старательно выговаривать слова. Неужели она опьянела? Никогда в жизни Кэтрин не была пьяной. Значит, вот что это такое.

– Ну конечно моя дорогая. В Гарри влюблялись все молодые женщины.

– Зачем вы мне все это говорите?

Викарий пропустил этот вопрос мимо ушей. Вместо этого он поднялся и негромко произнес:

– Я думаю, вам надо сейчас отдохнуть, правда, дорогая? Слова викария казались пушистыми облаками, голос звучал так мягко, так успокаивающе, что Кэтрин начала в нем тонуть. Она захотела встать, но ноги не слушались. Тогда она опустила глаза, чтобы узнать, не летит ли она на самом деле, но – нет, ноги стояли на блестящем паркете. Кэтрин захотелось рассказать об этом викарию, но мысли затуманились. Кэтрин поняла, что викарий ведет ее наверх. Уоллеса нигде не было видно. Наверняка дворецкий тоже на пожаре.

– Там все, кроме меня, – пробормотала Кэтрин, чувствуя, как ее заливает жаром. – Мне тоже надо туда.

– Нет, дорогая, вам надо отдохнуть.

– Да, но там пожар.

– Я знаю. Жаль, что сгорят все эти прекрасные вещи. В мозгу Кэтрин мелькнул вопрос, но прежде чем она успела его сформулировать, ее мысли опять спутались.

– Я выпила слишком много виски. Простите.

– Совсем немного, моя дорогая. Разве вы забыли вкус опийной настойки? На сей раз, я дал вам достаточно, чтобы вы заснули. – Надолго, навсегда.

Кэтрин чувствовала, как замедляет свою работу сердце, как тяжелеют руки и ноги. Каждый шаг по коридору давался ей все с большим трудом.

– В герцогские покои сюда, моя дорогая? Признаюсь, во время последнего визита в Балидон я не смог все обследовать, дорогая. Возможно, на ваших похоронах я сумею, здесь осмотреться.

Кэтрин слушала и не могла понять, почему ее не пугает такое страшное слово, похороны? Похороны. В нем совсем, нет смысла. Просто сочетание, собранных вместе, звуков. Но и эта мысль быстро растворилась в, ужасной усталости.

И вот она у себя в комнате. Нет, не у себя. У Монкрифа. Но ведь в последние недели она редко, проводит время у себя в спальне. Они спят всегда вместе.

Монкриф всегда смеется, что у нее холодные ноги. А сейчас она их даже не чувствует.

Прежние герцоги с осуждением смотрели на Кэтрин с портретов, как будто ей нечего было делать в этих покоях, ведь она из свиты герцога. Сама по себе она никто, ее здесь не ждут и не любят.

Викарий подвел Кэтрин к маленькому столику в углу и дал ей в руки перо. Оно выпало из онемевших пальцев, и викарий терпеливо вложил его вновь.

– Дорогая, я хочу, чтобы вы кое-что написали. – Его голос звучал очень ласково, но ведь викарий всегда был чрезвычайно добр к ней.

– Вы должны написать Монкрифу, что хотите сейчас умереть.

Но ведь это неправда, совсем неправда! Она не может этого написать. Кэтрин изо всех сил вцепилась в перо.

– Я не хочу, – выдавила она, стараясь прогнать клубившийся в голове туман. – Я хочу спать.

– Я знаю, дорогая, но сначала надо написать письмо.

Кэтрин хотела спросить, откуда он знает, о чем она думает? Неужели викарий возомнил себе, что вместе с рукоположением, Господь даровал ему способность читать чужие мысли? Тут Кэтрин заметила, что говорит вслух, – ее губы шевелились сами собой. В смущении она приложила к губам пальцы.

Перо выпало, на бумаге появилась клякса. Кэтрин издала слабый невразумительный звук недовольства. Говорить она уже не могла. Секунды стремительно убегали, а с ними и ее мысли. Глаза застилал туман.

Викарий снова вложил ей в пальцы перо. Кэтрин хотела извиниться, но ругательство, сорвавшееся с губ священнослужителя, смутило ее.

Она не может написать Монкрифу, что хочет умереть. Напротив, она очень хочет жить. Перо снова выпало, Кэтрин наклонилась его подобрать и упала на колени.

Викарий еще раз выругался. И вот он уже ведет ее к герцогскому ложу. Монкриф часто тоже так делал, но сегодня не будет страсти, сегодня ее ждет один только ужас и смерть. Это Кэтрин все-таки поняла. Викарий хочет, чтобы она умерла.

Викарий положил ее на кровать и прикрыл одеялом. Кэтрин хотела спросить, не прочтет ли он над ней молитвы, но не смогла произнести ни одного слова. Ей хотелось, чтобы он скорее ушел. Если ей суждено умереть, пусть это произойдет без свидетелей. Возможно, в одиночестве она сумеет сказать какие-то слова, они будут звучать в этой комнате и после ее смерти. Монкриф придет и услышит их.

Кэтрин хотела сказать мужу, что не собиралась убивать себя, что смерть была для нее таким же ужасом, как и для него. Будет ли он ее оплакивать? О Господи, пусть он не оплакивает ее так, как она оплакивала Гарри. Она никому не желает отчаяния и горя, а особенно человеку, которого любит.

До ушей Кэтрин долетело позвякивание ключа. Кэтрин поняла, что викарий запер дверь в коридор.

– Я запру ее, можно, дорогая? Пока вы не уснете. А когда пожар кончится, меня уже здесь не будет.

А она умрет.

Кэтрин с трудом подняла веки. Потолок кружился у нее перед глазами. Викарий стоял в дверях комнаты.

– Эту я тоже запру. Не надо звать на помощь, моя дорогая. Это может нарушить мои планы.

Напоследок викарий оборвал расшитый золотом шнурок звонка. Хлопнула дверь. Кэтрин подождала еще минуту и встала. Шатаясь, она добралась до стены, где располагался канделябр, открывающий потайной ход. Только бы хватило сил! Кэтрин протянула руку вверх и обнаружила, что не может достать даже до нижнего края кольца.

Опий отнимал у нее силы, но Кэтрин не хотела умирать. Она будет бороться, бороться до последнего. Она привалилась к стене и встала на цыпочки. На этот раз пальцы коснулись бронзового кольца, припаянного к канделябру снизу, однако у нее не получалось потянуть за него с достаточной силой.

Кэтрин стала мигать, чтобы в глазах прояснилось, но белый туман не таял. Камин находился у противоположной стены, и Кэтрин медленными, неверными шагами двинулась в его сторону. Один раз, наткнувшись на оттоманку, она едва не упала, но удержалась на ногах. Добравшись до камина, Кэтрин взяла кочергу и, держа ее в кулаке, двинулась в обратный путь.

Из-за опийной настойки движения ее сделались неверными, Кэтрин никак не могла попасть крючком кочерги в кольцо. На лбу выступили капельки пота, к горлу подступала тошнота, но она не сдавалась.

Монкриф!

Кэтрин повторяла его имя, как заклинание. Оно служило ей маяком в тумане, окутавшем ее мозг. Ради Монкрифа она не уступит слабости. Однажды он ее спас, а теперь она обязана спастись сама.

При следующей попытке ей удалось зацепить кольцо. Кэтрин ухватилась за медную ручку и повисла на ней всем своим весом. Дверь отворилась с таким громким скрипом, что Кэтрин испугалась, как бы его не услышал викарий.

Господи, помоги! Только бы он уже ушел из Балидона!

Она вступила в проход и плечом закрыла за собой дверь.

Монкриф!

Кэтрин уперлась обеими руками в стены и, спотыкаясь, пошла вперед. Она не чувствовала своих ног, не знала, мимо скольких дверей прошла. Где-то здесь должна быть лестница, но ей казалось, она прошла по всей длине Балидона, но так ее и не нашла. В каком-то месте свернула налево, а думала, что надо – направо, но вот впереди открылась пустота – это лестница. Кэтрин спускалась очень медленно, а на предпоследней ступеньке все-таки споткнулась и упала на колени.

Но нет, она не собирается здесь умирать. Раскачиваясь из стороны в сторону, Кэтрин боролась с тошнотой и пыталась встать. Запахло луком. Кэтрин вырвало. Ей всегда было плохо от опия.

Запах лука! Значит, она в погребе. Кэтрин протянула вверх руку, молясь, чтобы ручка не оказалась слишком высоко. С третьей попытки она ее обнаружила и повернула. Скрип ржавых петель показался ей самым сладким звуком на свете.

В погребе хранились запасы пищи на всю зиму – мешки и бочки с разнообразной крупой, соленые окорока на крючках.

59
{"b":"136813","o":1}