Далее последовала пауза, напряженная и неловкая, которую в конце концов нарушил резкий звук расстегивающейся молнии: Бернард внезапно сунул руку в штаны, проворным жестом шаловливого мальчугана выдернул один волосок и торжествующе поднял его вверх. Волосок пылал, будто медная нить накаливания.
– У тебя есть что-нибудь против этого? – бросил вызов Дятел.
О'кей, приятель. О'кейо'кейо'кейо'кейо'кейо'кей. Опустив руку под стол, на котором лежала карта Гавайев с лишними атоллами, принцесса пошарила в глубинах юбки. Ее пальцы скользнули вверх по бедру к трусикам и выполнили какие-то сложные движения. Ли-Шери дернула. Ай! Черт, больно. Принцесса дернула еще раз. Оп-ля! В ее руке красовался жесткий и кучерявый волосок, красный, как нитка из знамени социализма.
– Что скажешь? – весело спросила она и только тут заметила, что на кончике волоска, будто лягушачья икринка, предательски повисла крошечная капля вязкой жидкости. О Господи, нет! Ладонь принцессы, сжимавшая туалетную бумагу, вдруг ослабела. Комок, кружась, полетел на пол, точно раненая голубка. Щеки Ли-Шери стали такого же цвета, как ее волосы, даже еще алее. Она чуть не умерла со стыда.
– Что я скажу? – переспросил Дятел голосом, полным нежности. – Я скажу, что это может сделать мир значительно лучше.
39
«В последней четверти двадцатого века резко возросли темпы вертикальной интеграции пищевых конгломератов – в частности, в птицеводческой отрасли. Тем не менее для городского населения Америки невероятно тяжелый, кабальный труд фермеров-птицеводов остается практически незамеченным».
В лунном свете, льющемся сквозь крону огромного баньяна, Герой обращался к массам. В своем недорогом сером костюме и безнадежно-унылом галстуке он точно так же мог выступать не в Лахайне, а где-нибудь в Филадельфии, но говорил он с такой колоссальной убедительностью и прямотой, что от одного звука его голоса мангусты в парке перед публичной библиотекой бросали охоту на пуделей, и даже фурии из шайки Монтаны Джуди, превратившие дневной семинар в кромешный ад, тихо сидели на травке в почтительном молчании. Не считая пары-тройки пластмассовых японских вееров да пересохших губ Героя, единственным шевелящимся объектом в Баньян-парке была дряхлая компаньонка принцессы, которая ряд за рядом прочесывала толпу в поисках своей подопечной.
«Как, например, обычной домохозяйке определить, нет ли в купленном мясе гормонов, антибиотиков, пестицидов или нитратов, как ей избавиться от этой химии и избытка влаги в перемороженной курице, свинине или полуфабрикатах?»
Вздыхая, захлебываясь слюной и причмокивая, Бернард и Ли-Шери целовались как сумасшедшие. Общались, так сказать, на языках. Будто лось на соляном лизунце, Бернард языком стер с лица Ли-Шери последние слезы и даже слизнул дрожавшую на кончике ее носа соплю. Словно не удовлетворившись работой языка, Дятел засунул в рот принцессе еще и палец и с его помощью начал читать скользкие и горячие брайлевские строчки. Ли-Шери принялась сосать его палец и прижалась к Бернарду так крепко, что он зашатался и чуть не упал на правый борт шлюпа. Океан в гавани хмурился волнами прилива, а принцесса и Дятел пока что не были настоящими моряками и не могли похвастать умением держать равновесие во время качки. Медленно, сантиметр за сантиметром, веснушчатая рука Бернарда упорно поднималась все выше, под юбку принцессе. Ее трусики практически растворились под его пальцами. Боже милостивый! Если бы в эту минуту король Макс позвонил своему букмекеру, он бы узнал, что ставки против целибата подскочили до восьми к одному.
«Толкачи химической промышленности сделали так, что правительство тормозит исследования по поиску альтернативных и более безопасных методов борьбы с сельскохозяйственными вредителями».
Бернард протянул принцессе капсулу и стакан текилы.
– На-ка, глотай.
– Что это?
– Ши-линк. Китайский контрацептив. Старинное проверенное средство. Одна капсула действует несколько месяцев. Ну же, детка.
– Я не совсем уверена… А что в ней?
– Четыре компонента бессмертия.
– Всего четыре. Шесть как-то надежнее.
– Глотай.
– С шестью компонентами уж точно можно делать все что угодно.
– Глотай.
Принцесса послушно проглотила капсулу, стараясь не думать о цепочке марширующих по восемь в ряд китайцев, которая опоясывает весь земной шар.
– А потом я научу тебя лунацепции – тому, как соотнести свой гормональный цикл с лунным. Твой организм будет работать в полном соответствии с фазами луны. Метод гарантирует стопроцентную надежность и полную гармонию с окружающим миром. Идея – блеск!
Принцессу так приятно удивило все, что она услышала, так растрогала забота этого чокнутого террориста о ее чреве, что она обвила руками его шею и поцеловала, как будто сочла его старомодным – кстати, на месте Ли-Шери многие решили бы так же. Вскоре она обнаружила, что ей удается одновременно смеяться, целоваться и раздеваться. Закусите губу и страдайте молча, бывшие президенты-республиканцы!
«Конкуренция, свобода предпринимательства и открытый рынок никогда не служили и не должны служить символическими фиговыми листьями для корпоративного социализма и монополистического капитализма».
Интересно, сознавал ли Герой, что, пока он говорил о символических листьях, пышная крона из листьев самых что ни на есть настоящих образовала полог, заслонивший глянец его делового костюма от игривых лучей луны?
На борту «Развеселой пирушки» тем временем слетел последний фиговый листок. Шорты Бернарда – разумеется, черные – упали на палубу в тот самый миг, когда Ли-Шери перешагнула через свои трусики. Их нижнее белье просто валялось, собирая пыль, подобно заброшенным городам-призракам после того, как иссякнут месторождения нейлона.
Они повалились на нижнюю койку. Сильное возбуждение принцессе доводилось испытывать и раньше, но никогда еще она не ощущала такого покоя. Обрамлением улыбки стали ее колени. Не попасть в эту цель было довольно сложно. Луна, желтая, как лимон, проникла на шлюп через иллюминатор и засверкала на капельках влаги вокруг мишени. Бернард не промахнулся и вонзил свое орудие.
– Боже, как хорошо-то! – воскликнула принцесса.
– Ня-ям, – простонал Бернард.
Океан качал корабль, словно подталкивая их к продолжению.
«В крупных промышленных компаниях до сих пор распространена, хотя и редко озвучивается на публике, отговорка, что загрязнение воздуха – это «цена прогресса» и «запах свежих денег».
Постепенно состав воздуха в каюте изменился: теперь в нем было две части кислорода, одна – азота и еще три части любовных испарений. Каюта наполнилась влажными парами, как паруса – ветром, и на этих парусах корабль любви рассекал волны экстаза. Аромат вагины был таким резким, что на судне выбило люки. Запах семени залил трюм.
– О-о, – восхитилась принцесса. – Мы пахнем чудесно!
– Прямо хоть ешь, – согласился Бернард, потом подумал о том, что сказал. У него родилась идея.
«Несмотря на нынешнюю озабоченность экологической ситуацией и поиски решений студенческими и общественными объединениями, одна из важнейших структур нами почему-то игнорируется или ей почти не придается значения».
Принцесса и Дятел затихли, чтобы немного отдышаться и унять бешеную барабанную дробь в крови. Они лежали, глядя друг другу в глаза во всеобъемлющем гипнотическом любовном трансе, парализующем волю, когда Ли-Шери вдруг сказала:
– А знаешь, Бернард, ты поступил не очень красиво.
– Прости, я думал, тебе понравится. Некоторые женщины запрещают… любить эту часть тела – не знаю, может, им больно, – но я старался быть осторожным, а судя по звукам, которые ты издавала, тебе явно было хорошо.
– Да я не об этом, дурачок. Мне и вправду понравилось. У меня это в первый раз. Представляешь, до тебя никто не касался меня там даже пальцем. Моим дружкам, наверное, и в голову не приходило, что у принцесс вообще есть задний проход. – Ли-Шери благодарно чмокнула Бернарда. – Я имела в виду совсем другое, мой глупенький террорист, – твой звонок в полицию. Бедные посланцы Аргона!
