Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ну хорошо, – сказала принцесса и замолчала. Она решила не злить Бернарда. В городе она скорее найдет помощь, чем здесь, на пляже. Кроме того, ей пришлось признать, что улыбка у Бернарда – даже несмотря на отвратительные зубы – просто чудесная. – Хорошо. Мне действительно пора уйти с солнца. Рыжие легко обгорают.

– Это точно, – подтвердил Бернард. – Уж я-то знаю.

30

На континенте шел дождь. Знаменитый сиэтлский дождь. Мелкий серый дождь, который так любят поганки. Бесконечный дождь, который всегда найдет, как пробраться под воротник и в продуктовую сумку. Тихий дождь, который способен превратить крышу, крытую жестью, в сплошную ржавчину, причем так незаметно, что крыша даже не пикнет. Колдовской дождь, питающий воображение. Тайный язык, на котором шепчет первобытный экстаз, язык сути вещей.

Дождь окружил дом (король Макс назвал его Форт Ежевичный) плотной пеленой, точно предназначенный медузам спрей для волос. На кухне король и его королева сражались с посудомоечной машиной: она никак не хотела работать. За три дня без Хулиетты в доме скопилась уйма грязной посуды, от бокалов из-под шерри до последней чайной ложки. Конечно, можно было бы позвать Чака, но, по злосчастному стечению обстоятельств, еще в понедельник утром его вызвали в Сиэтл, откуда он до сих пор не вернулся. Свой внезапный отъезд Чак объяснил болезнью сестры, но истинная причина, разумеется, заключалась совсем в другом. На родине Фюрстенберг-Баркалона было неспокойно. В воздухе пахло революцией. Убежденные в причастности монаршего семейства к заговору вашингтонские спецслужбы решили усилить надзор, в особенности за королем Максом. Чак получил от ЦРУ небольшое вознаграждение (впоследствии, правда, Макс заглянул в его комнатку на третьем этаже и выгреб все до последнего цента).

Так и эдак вертя посудомоечную машину, Макс и Тилли строили тайные планы относительно судьбы своей дочери.

– В апреле ей будет двадцать, – сказал Макс. – Через год она уже сможет выйти замуж. Чем раньше мы выстроим в очередь претендентов, тем выше будут шансы на удачный брак.

– Я-я, – отвечала Тилли. – Я-я, уи, си. Ми знать это уже сто раз. Но это не означать, что ми спешить сломя голофа и женить ее за какой-то ненормальный.

– За кого?

– За ненормальный, чокнутый. Как сын президента. Он есть сумасшедший гринго.

– В том смысле, что у парня не все дома? Что ж, наверное, ты права. Я считаю, мы не должны сидеть и ждать, пока подходящие женихи-европейцы соберутся в наш лес по ежевику. Насколько мне известно, средний сын Ихая Физеля владеет пакетом акций одного известного баскетбольного клуба. Он прилетает в Сиэтл на каждую игру своей команды с «Сониксами». Думаю, я мог бы устроить встречу.

– Уи, но федь он не есть благородных крофей.

– Нет, конечно, он гораздо богаче и влиятельнее любого принца.

– Араб, – простонала Тилли, – айн араб. Ох-ох, макаронный бог.

Посудомоечная машина бездействовала. Она вполне могла отправляться на Мауи – там лягушка превратила бы ее в квартиру. Королевская чета сопела и чертыхалась над машиной, но все было без толку. Один раз она издала такой звук, будто заработала, но оказалось, что это всего лишь дребезжит клапан Макса. Когда из-за неловкого движения королевы ее любимая чихуахуа в третий или четвертый раз стукнулась головой о крышку машины, Тилли повернулась к ненавистному агрегату своим величественным задом.

Король Макс собрал грязные тарелки и вынес их на задний двор.

– Пускай их моет дождь, – решил король. – Должна же быть от него хоть какая-то польза.

На самом деле дождь выполняет массу полезных функций – вымывает избыток соли из морской воды и крови, щелкает тяжелыми каплями по носу дерзким фиалкам, строит лестницы, по которым неон взбирается на луну. Ищущий может войти в Великий Северо-Западный Дождь и найти в нем тайное Слово.

Дождь и вправду смыл пятна от яичного желтка и подливки с гербов и щитов, украшавших геральдические тарелки королевского дома Фюрстенберг-Баркалона. Когда же на следующее утро Макс вернулся на задний двор за тарелками, их оказалось вдвое меньше, чем вчера. Королева приписала кражу бродягам или цыганам, но Макс был уверен, что посуду утащили ежевичные кусты.

Уплетая на завтрак холодный бефстроганов с бумажной тарелки, Тилли призналась супругу:

– Как я хотеть, чтобы Ли-Шери быть с нами!

На что король возразил:

– Может, это и к лучшему, что ее сейчас здесь нет. У нас есть время завербовать подходящего жениха. В любом случае не стоит волноваться, на Гавайях она в надежных руках.

31

– Меня еще ни разу не целовал мужчина в очках а-ля Утенок Дональд, – сообщила принцесса.

– Прошу прощения, – сказал Бернард. – По-хорошему, мне следовало надеть очки а-ля Дятел Вуди, но таких никто не делает.

Ли-Шери не поняла, о чем говорит Бернард, да это было и не важно. Она допивала третий бокал коктейля «Пересмешник», Дятел – четвертый. У обоих наступила фаза блаженства, характерная для религиозного экстаза и начальной степени алкогольного отравления. Хулиетта сидела к ним спиной и любовалась закатом. Тоже мне дуэнья.

– Вообще-то я обычно не целуюсь с курильщиками, – заявила принцесса. – Целоваться с курящим все равно что лизать пепельницу.

– Я слыхал об этом. А еще говорят, что целоваться с самодовольными и капризными девицами все равно что лизать задницу мангуста.

– Я не задница мангуста!

– А я – не пепельница. – Бернард извлек из нагрудного кармана нераспечатанную пачку «Кэмела» и выбросил ее через плечо. – Я курю только в заключении. В тюрьме сигарета может стать тебе другом. Кроме того, в моем случае «Кэмел» служит прикрытием. Это предлог, чтобы носить с собой спички.

– Ты на самом деле сказал то, что я услышала?

– Я сказал больше, чем следовало. Должно быть, ты подсыпала мне в бокал что-то такое, от чего я становлюсь чересчур разговорчивым.

– А ты подсыпал мне что-то такое, от чего я становлюсь чересчур поцелуйчивой.

Они поцеловались. И захихикали, как мыши из мультиков.

– Который час? – всполошилась Ли-Шери.

– Какая разница? Полицейский участок работает круглосуточно.

– У меня встреча с репортером из «Пипл». Поначалу я боялась, а потом решила, что это будет забавно. Все так забавно. И ты тоже забавный.

Бернард снова потянулся к принцессе, чтобы поцеловать ее, но она схватила его за нос. Ли-Шери огляделась по сторонам в поисках часов и обнаружила, что у бара «Лахайна Бройлер» вообще нет стен. У часов-деревьев было слишком много стрелок, а часы-океан показывали лунное время. Тут принцесса поняла, что, если Бернард настоит на своем, она тоже перейдет на лунное время.

– Когда ты отведешь меня в полицию?

– Когда ты перестанешь меня целовать.

– Тогда я свободен навечно.

– И не надейся.

Принцесса не шутила. Но уже при следующем поцелуе необычайно изобретательный язык Бернарда прорвался через героические баррикады ее зубов. Послышался звонкий стук эмали об эмаль, за ним последовала волна горячей слюны, и этот язык вихрем ворвался в рот Ли-Шери, исследуя в нем каждый уголок. Внезапный электрический разряд пронзил маленькую устрицу принцессы, пещерку вокруг устрицы и вздыбил пушок в преддверии пещерки, а соски под футболкой с надписью «Нет ядерному оружию!» стали твердыми, как ядра плутония.

«Господи, – мелькнуло в голове Ли-Шери, – и как это только мужчины, эти глупые олухи, эти куски жвачки, прилипшие к нашим балетным туфелькам, доставляют нам столько удовольствия? Особенно этот. Безумный террорист».

Принцесса отстранилась. Обгоревшими на солнце костяшками пальцев она стерла с подбородка струйку слюны – своей, его или «Хосе Куэрво»?[57] У проходившей мимо официантки Ли-Шери спросила время. Она уже опаздывала.

– Мне пора.

– А как насчет ужина после твоего интервью? Здесь подают отличную рыбу, маи-маи. Рыба такая вкусная, что полинезийцы продублировали ее название. Ты не находишь очаровательным, что они удваивают все слова? Я бы хотел устроить свидание тет-а-тет на Паго-Паго, но боюсь подцепить бери-бери.

вернуться

57

«Хосе Куэрво» (Jose Cuervo) – марка текилы, крупнейший мировой брэнд. Производство основано в Мексике (г. Текила) в 1795 г.

16
{"b":"136552","o":1}