Хотя вновь избранный папа явно не принадлежал к числу обожателей искусства, он, как и все его предшественники, желал при помощи зодчества оставить о себе память, наложив и свой отпечаток на архитектурный облик Рима. И при этом не ограничивался лишь церквами и монастырями. Вдохновляемый тщеславной невесткой, он намеревался перестроить полуразвалившийся палаццо Памфили на пьяцца Навона: палаццо и площади была уготована роль стать резиденцией главного церковного управителя и его родственников, его мирским teatro. Все ведущие архитекторы города были призваны внести свою лепту в осуществление перестройки дворца и площади и в качестве центральной фигуры на ней собирались возвести фонтан невиданной красоты. Лишь один из архитекторов не участвовал в этом грандиозном проекте — Лоренцо Бернини по настоятельному желанию папы был отстранен от участия в конкурсе, хотя еще со времен незабвенного Урбана считался главным специалистом по городским фонтанам. Какое унижение!

Лоренцо знал, кому обязан этим, — тут приложила руку донна Олимпия! На ее счет у Бернини уже не оставалось иллюзий. До тех пор, пока эта особа будет принадлежать к стану его недругов, ни одни кардинал, ни один дворянин не пожалует его мало-мальски серьезным заказом, хоть умри! Может, просто нарушить данную им клятву да принять приглашение короля Франции? Первый министр Мазарини лично заверил его в своем письме, что гарантирует Бернини воистину королевский прием.

— Ну что ты на меня уставился? — рявкнул Лоренцо на стоящего перед ним брата. — Лучше бы подумал, что тут сделать! Если мы не отыщем решения, то тебе конец, как и мне.

— Может, тебе все же принять гостью? А не разоряться на меня? — спокойным тоном осведомился брат.

— Гостью? — Лоренцо завертел головой. — Княгиня… — Бернини даже онемел от неожиданности. Потом, спохватившись, стал натягивать одежду. — Прошу простить меня, неотложная работа…

— Я все понимаю, — перебила его Кларисса. — Потому я и здесь. Хочу вам кое-что предложить. Может, и есть решение.

— Ах так? — удивился он, второпях застегивая последнюю пуговицу. — До тех пор пока Иннокентий будет изо дня в день созерцать в зеркале свое изображение, трудно рассчитывать, что однажды он воспылает любовью к высокому искусству.

— Понимаю ваши чувства, — ответила княгиня, усаживаясь на предложенный Луиджи стул. — Вы и сейчас надеетесь, что цинизм спасет вас?

— А у вас есть лучшая идея?

— Не исключено, — кивнула Кларисса. — Кавальере, вы ведь скульптор, художник. И там, где возникают проблемы технические, вы чувствуете себя не на своем месте. Вам в помощь необходим инженер.

— В ком, в ком, а уж в них недостатка нет. У меня их целый десяток — и все до единого умники по части сложения и вычитания. Но и они, увы, не чародеи.

Кларисса покачала головой:

— Я имею в виду не первого попавшегося инженера, синьор Бернини. Я имею в виду человека, тоже занимавшегося этой башней с давних пор. Именно поэтому он и смог бы оказать вам помощь, которой вы не дождетесь ни от кого другого.

Лоренцо догадывался, кого имела в виду княгиня, но все же, рассчитывая, что ошибся, дожидался, когда имя будет произнесено вслух.

— И кто же, по-вашему, этот избавитель?

— Франческо Борромини, — не раздумывая, ответила Кларисса. — Ваш бывший ассистент.

— Он? Поможет мне? — Лоренцо расхохотался. — Этот завистник скорее душу дьяволу запродаст, чем станет мне помогать! Он спит и видит себя главным архитектором собора!

— Синьор Борромини — порядочный человек.

— Лишь до тех пор, пока порядочность идет ему на пользу. Порядочных людей нет в природе. И он ничуть не лучше остальных.

— И все же, если это действительно так?

— Тогда он раскроет карты раньше, чем вы думаете. Вот увидите, он ждет не дождется, чтобы отомстить мне.

— Вам — возможно, — не стала спорить Кларисса. — Но если речь зайдет о его творении, он сделает все, чтобы поддержать вас.

— Его творении, княгиня? — недоуменно спросил Лоренцо. — Что вы хотите этим сказать?

— Сами знаете что, кавальере.

Поднявшись со стула, Кларисса подошла к Бернини.

— Заявите во всеуслышание, что колокольня — плод совместных усилий, его и ваших, и я уверяю вас, что синьор Борромини не замедлит оказать вам всяческую помощь при спасении башни.

Лоренцо набрал в легкие побольше воздуха.

— С какой стати мне делать подобные заявления? Проект мой! И создавался в моей мастерской!

— Никто с этим не спорит, но разве идея принадлежала не Борромини?

— Ну и что с того? Каждый архитектор имеет право использовать в своей работе эскизы помощников, это уж целиком на его усмотрение.

— Невзирая на последствия? — Кларисса посмотрела ему прямо в глаза. — Синьор Борромини — единственный, кто действительно способен вам помочь. По-вашему, лучше довести дело до сноса башни, нежели разделить с ним плоды славы?

Лоренцо потупил взор. Все в нем протестовало против идеи княгини. Однако доказательство, только что обнаруженное им в котловане, сметало остальные доводы. Боже правый, что делать? Как быть?

— Ну так что же, кавальере?

И тут их взгляды снова встретились. «Пресвятая Мадонна, что за женщина!» — мелькнуло в голове у Бернини. В следующую секунду решение было принято.

— Если вы этого желаете, княгиня, за мной дело не станет.

— Вы даже представить себе не можете, как я рада! — Кларисса с сияющим лицом протянула кавальере руку. — Тогда я иду. Необходимо сегодня обговорить все с синьором Бернини.

И, подобрав подол, дама поспешила к поджидавшему ее экипажу.

Глядя ей вслед, Лоренцо задумался. Интересно, ради кого она взвалила на свои плечи все эти хлопоты? Ради него или же — тут его разум отказывался верить — ради Франческо Борромини?

В последний момент княгиня повернулась:

— Да, кстати, кавальере, донна Олимпия ломает себе голову над тем, какое увеселение изобрести для карнавала. Может, у вас есть какие-нибудь идеи на сей счет?

— Нельзя голосовать против него! Это повредит вам самому. Вам как раз необходимо предпринять все ради спасения колокольни! Это ведь и ваше детище!

Вот уже добрую четверть часа Кларисса пыталась втолковать Франческо Борромини свою идею, но у нее складывалось впечатление, что она говорит с каменной кладкой. Архитектор демонстративно повернулся к ней спиной и стоял, скрестив руки на груди. Ему даже не пришло в голову предложить гостье сесть.

— Мое детище? — пробурчал он. — Весь Рим свято верует в то, что это произведение великого Бернини и очередное подтверждение его гениальности. А теперь, когда весь фасад собора в трещинах и все напропалую дивятся, как подобное могло произойти, вы хотите, чтобы я бросился ему на выручку, заслонил имя Бернини своим! К чему мне это? Чтобы меня высмеивали на каждом углу?

— Вас никто не собирается высмеивать. Напротив, римляне будут вам благодарны.

— Я знаю, что такое благодарность римлян.

Повисла тягучая пауза. Кларисса понимала, к чему клонит Франческо, она понимала и то, что он имел все основания так судить.

На улице сгущались сумерки, крохотное окошко пропускало так мало света, что книжные полки темным рельефом выделялись на фоне побелки стены. Кларисса взяла со стола подсвечник и с ним в руке направилась к плите на другом конце комнаты.

— Именно поэтому вам теперь и стоит расставить все точки над i, синьор Борромини, — убеждала его Кларисса, зажигая свечу от лучины. — Второго такого раза, как с алтарем, быть не должно. Кто знает, сколько труда вы вложили в его создание? Никто. Вы что же, хотите, чтобы вновь пели хвалу несправедливости?

Когда Лоренцо повернулся, Кларисса в мерцающем свете свечи разглядела прежнюю печаль.

— Зачем вам все это нужно? — спросил он. — Он снова послал вас ко мне?

Вокруг его темных глаз кожа подергивалась, и создавалось впечатление, что Франческо желал задеть княгиню побольнее не только словами, но и взглядом. Откуда такая непримиримость? Кларисса всем своим существом чувствовала, что нынешнее положение отнюдь не удовлетворяет его, но в этом человеке будто сидел демон, подстрекавший его на поступки, которые были наперекор и самому Франческо. И что же ей предпринять, чтобы умиротворить этого демона?