В конечном счете в толкиенистском движении сказалась ментальность россиян, ранее реализовывавшаяся в таких формах, как тимуровское движение. Литературные образы писателя А. Гайдара в книге «Тимур и его команда» (1940) определяли лицо общественного движения детей и подростков в СССР на протяжении десятилетий. Тимуровские отряды создавались повсеместно, в их деятельности соединялась общественная польза и романтическое отношение к жизни. На фоне дискредитации образов советской юношеской литературы, дававшей образцы для поведения молодому человеку в определенной нормативно-ценностной системе, в том числе в прямой форме ролевых игр, как это было в книгах Гайдара, мифологизации Толкиена оказались востребованными, поскольку воспроизводили близкую конструкцию: вполне завершенную и идейно освященную конструкцию, легко воспроизводимую в ролевом поведении.

Воспроизводство некоторых черт советского прошлого. Перенос в молодежную среду моделей поведения и организации жизненного пространства из советской эпохи носит субкультурный характер главным образом в крупных городах (сохранение соответствующих черт как свидетельство медленного развития культурных форм в российской провинции вряд ли следует трактовать в субкультурном аспекте). Следы такого переноса обнаруживаются в организациях, сохраняющих связь с пионерией, комсомолом, компартией в их прошлых формах. Объединительным мотивом чаще является не политический выбор, а стремление к общению и преодоление обыденной рутины.

Таким образом, молодежные субкультуры в России испытывают воздействие криминализации общества, западной культурной экспансии, тягу к преодолению рутины повседневности, «родимых пятен» советской эпохи. Эти воздействия переплетаются, они в разной мере присущи тем или иным субкультурным феноменам. Главное же состоит в том, что субкультурная специфика не свойственна молодому поколению россиян как таковому, это мозаика социокультурных образований, фрагментарно рассеянная в молодежной среде. В любом случае важно, что через субкультурные формы для определенной части молодежи лежит путь к освоению социальности.

Крупнейшая из молодежных общественных организаций современной России – Российский союз молодежи (РСМ) начал искать контакты с молодежью, увлеченной хип-хоп-культурой. У РСМ появилась соответствующая программа («Хип-хоп Старт»). Само намерение осуществить такой проект парадоксально. РСМ – правопреемник ленинского комсомола. Из этого, разумеется, не следует, что он должен быть и преемником идейных позиций ВЛКСМ, это уже иная молодежная организация, действующая в иных социально-экономических, политических и культурных условиях, а попросту – в другой стране. И все же в этой организации сохраняются многие черты, «родимые пятна» комсомольской работы. Немало в ней и функционеров, получивших опыт управления еще в комсомоле. Пропагандировать хип-хоп-культуру для такой организации – довольно смелый шаг: союз молодежи принял название «российский» и стремится выступать с позиций российского общественного объединения, между тем в хип-хоп-культуре «нашего» (российского) по происхождению нет ничего. РСМ заявляет о своей патриотической направленности, активно участвует в программах патриотического воспитания молодежи, имеет в этом поддержку органов государственной власти. Напротив, у хип-хоперов искать российский патриотизм можно только с большой натяжкой.

И тем не менее предпринимаемый РСМ проект заслуживает самого пристального внимания. В нем проявляется некоторое новое состояние молодежного движения в России, где из мозаики самых разных и, главное, не связанных между собой фрагментов возникают более или менее оформившиеся союзы по принципу дополнительности. Иначе говоря, фрагменты не теряют своей специфики, но используют общие ресурсы.

Чтобы яснее было это явление, приглядимся пристальнее к социальным ресурсам хип-хоп-культуры, с одной стороны, и РСМ – с другой. Что же оказалось привлекательным в хип-хоп-культуре для определенной – и немалой – части российской молодежи? Разумеется, важную роль в распространении в России хип-хоп-культуры сыграло то обстоятельство, что ее начальные («уличные») формы почти у истоков были замечены, переработаны, доконструированы шоу-бизнесом, стали одним из направлений глобальной молодежной моды, распространяемой средствами массовой информации. Именно в этом, обработанном для массового молодого потребителя виде хип-хоп-культура достигла молодого россиянина, которому (по крайней мере, в наиболее крупных городах) доступны Интернет и ряд телеканалов (прежде всего, МТ? МузТВ), где хип-хоп-культура в особом почете и где в полном блеске представлены образцы для подражания. То, что хип-хоп-культура (какой она представлена в СМИ) уже вовсе не «культура улицы», а часть глобальной моды, и то, что через средства массовой информации она доступна широкому кругу молодых россиян, – главные факторы формирования идентичности многих из них в соответствии с предлагаемыми образцами.

Но отметить лишь это было бы недостаточно. Обращение к культуре Запада характерно для российской молодежи не только в последние годы. Это довольно устойчивая тенденция, породившая в советском прошлом такие феномены, как стиляги, битломаны, хиппи и т. д. В настоящее время протестный характер такого рода феноменов советской эпохи не так актуален, сегодня быть хип-хо-пером – меньше всего вызов общественному строю, властным структурам или официальной идеологии. Скорее это попытка найти себя, свой путь, когда ценности и нормы общественной жизни поколеблены, старые – разрушены, новые – не сложились. Запад воспринимается как более устойчивая, более жизнеспособная система, потому привлекательная и манящая.

В России хип-хоп-культура вошла в набор культурных услуг для богатых. Но здесь хотелось бы обратить внимание: на российской почве к хип-хоп-культуре вернулись и ее изначальные черты как «культуры улицы». Дело не в том, что возникли конкурсы с таким названием, а в принципиальной возможности удовлетворять определенные культурные потребности молодежи в формах, требующих минимума материальных и финансовых средств. Как в свое время во Вьетнаме развивались среди молодежи два вида спорта – бег и плавание, поскольку они почти не требовали средств, так и тут: многое из хип-хоп-культуры может быть воспроизведено в повседневных социальных практиках без крупных затрат. Иначе говоря, как собственно молодежное движение (а не часть шоу-бизнеса и иного бизнеса, где молодежь – потребитель товаров и услуг) движение хип-хоп в России снова воссоединилось с улицей, вновь вернулось к демократическим формам, к простым средствам общения и взаимодействия. В этом основной социальный ресурс хип-хоп-культуры, если иметь в виду современную ситуацию в молодежной среде в России. Нельзя не видеть, что молодежные организации, во множестве существующие в стране, охватывают своим влиянием ничтожно малую часть российской молодежи. Причем сюда относятся всякие, в том числе и самые слабые, организации. Пока они никак не способствуют социальному контролю молодежи. Предоставленную самой себе молодежь с успехом использует организованная преступность: ее втягивают в такие социальные практики, как наркомания, пьянство, вандализм, женская и мужская проституция и т. д. На этом фоне хип-хоп-культура может оцениваться скорее позитивно даже теми, кому претит ее американизм: она достаточно толерантна, она не основывается на потреблении наркотиков, не связана с криминалом. В этих характеристиках и состоит ее социальный ресурс в российских условиях.

Ресурс РСМ в том, что это крупная российская молодежная организация, и в том, что она, пожалуй, больше других молодежных и детских общественных объединений может опираться на собственные средства и на поддержку государства. Но этот ресурс мало что значит, если союз не находит отклика в молодежной среде. А пока здесь у РСМ немалые проблемы. Есть, конечно, самый высокий для современной России показатель членства – 300 тыс. человек, но это менее 1 % молодых россиян. Есть структуры управления, Центральный комитет, программы и проекты, но на многие инициативы РСМ нет ожидаемой реакции молодежи. Вот почему поиски контактов с менее оформленными, спонтанными молодежными движениями для РСМ жизненно необходимы.