– У мужчины высокие каблуки? – удивилась Света.

– Ну да, ботинки на специальном высоком каблуке. Потом девчонки, все синие, как по команде залезли в бассейн.

– Им было холодно? – Марина съежилась, словно присутствовала при купании девушек.

– Нет, бассейн теплый, там они согрелись.

– И джакузи была?

– Да.

– И что дальше? – Юля интересовалась больше всех.

– Они плавали, смеялись, но мне показалось, все выглядело наигранно, как в плохом спектакле.

– А все остальные приглашенные?

– Кое-кто из молодых мужчин их поддержал. Поплавали с ними, поиграли в мячик. Но большинство просто бродили вокруг, ели шашлыки, пили вино.

– А как все были одеты? – поинтересовалась Юля.

– В красивых нарядах, наверное, очень дорогих, но некоторые украшали себя ретроаксессуарами. Шляпки, сумки выглядели так, если бы их выудили из старых сундуков.

– Так это же самый шик, винтаж называется. – Юля буквально подскочила. – Стоит бешеные деньги. Кстати, в ГУМе есть секция винтажных аксессуаров.

Я рассказала, что у мамы на антресоли видела такого же фасона шляпку и кожаную сумку в форме трапеции на застежке, как у кошелька. Она уговаривала взять ее себе. Мне представлялось, что все это давно вышло из моды. Оказывается, вновь вошло и называется винтажем!

Однако надо было возвращать обновку, с которой я уже сжилась.

Мне все дружно помогли запаковать ботиночки, и я понуро пошла их возвращать.

В палатке работала уже другая девушка.

– И вы тоже на возврат? – вздохнула она. – Давайте чек.

– А что, кто-нибудь еще возвращал?

– Три пары было. Все три вернули. Я вам вот что посоветую, – у девушки был украинский говорок, – идите в настоящий бутик, если, конечно, деньгами богаты. А у нас... – Она махнула рукой.

Я не стала выяснять, что у них. Получила сумму, эквивалентную двумстам долларам, в рублях. Немного потеряла, потому что был уже другой курс обмена, и, послушав в конце концов совета Лени, купила новый деловой костюм.

В Сан-Франциско я приехала не брошенной, никому не нужной женщиной в старом костюме с потертыми рукавами, а деловой женщиной в наряде от «Макс Мара», человеком, у которого появилось завтра. Это придавало мне силы и интерес к жизни.

Здесь все было необычным и новым. И знаменитый 39-й прогулочный причал с множеством магазинов и ресторанчиков, и туристический трамвайчик из далекого прошлого, и цветочная улица, крутыми виражами спускающаяся к океану. И даже уникальная тюрьма Алькатрас, с которой невозможно сбежать, потому что она на острове, а вокруг холодный океан. И деревянные платформы в воде, на которых сотни морских котиков, избалованных вниманием туристов, лениво нежились на солнце.

Однако симпозиум под названием «Врачи за экологию» не напоминал комсомольский съезд-халяву, на которую рассчитывал Леня. На нем никто не дремал, не читали из-под полы детективы, купленные в книжном киоске в фойе. Выступления врачей из разных стран были такими интересными, что долгие часы пролетали, как один миг. Леня, поначалу просивший меня отметиться за него и прогуливавший рабочее время, после прочтения моих конспектов заинтересовался, стал ходить и втянулся так, что с неохотой покидал кресло, когда объявляли перерыв.

– Столько, сколько я узнал за неделю, – сказал он мне, – за шесть лет в институте не набрался.

В зале мы сидели вместе. Места были постоянные. Мы узнавали соседей, здоровались. Молодая женщина, соседка по креслу, с интересом прислушивалась, когда мы перекидывались с Ленькой словечками типа: «не въезжаешь, поехала крыша» и прочими наворотами «новорусского» языка. Не выдержав, как-то она обратилась ко мне:

– Я немного говорю по-русски, но, когда вы беседуете, я не понимаю ничего.

Я рассмеялась:

– И не должны. Это шутки, современный сленг.

Мы познакомились. Ее звали Санди. Она работала анестезиологом в клинике Лос-Анджелеса.

Вечерами спонсоры устраивали банкеты для того, чтобы участники могли выпить, расслабиться, поделиться впечатлениями от услышанного за день. Приемы проходили очень демократично. И мои представления об американских выходах в свет исчезли напрочь. Конечно, вечером участники съезда старались одеться понаряднее. У женщин и каблук повыше, и прическа другая.

Санди, которую я не сразу узнала на одном из таких приемов – так она преобразилась, – увидев нас с Леней, радостно помахала, подошла и присела за наш столик. Она подняла волосы вверх и уложила их валиком, подкрасилась, отчего стала выглядеть намного привлекательнее. Костюм с блузкой, который на ней был днем, она поменяла на бежевое платье ниже колена, с небольшим вырезом на шее. И тонюсенькая цепочка.

Никаких килограммов золота с бриллиантами и вычурных нарядов на собравшихся, как я воображала себе светский раут в Америке, обнаружить не удалось.

Официанты разносили напитки, шампанское, вино. Санди попросила джин. Она была очень приветлива и мила. Леня принес нам из бара джин с тоником. Чуть опьянев, она стала проявлять внимание к моему коллеге. Но Ленька изображал из себя верного семьянина и не поддавался. Хотя в Москве, в нашем медцентре, ходили слухи про него и... молоденьких сестричек, даже про Марину, к которой я перебралась жить. Но наверное, это были только сплетни. К Санди без конца подходили знакомые, она представляла нас. Узнав, что мы из Москвы, люди смотрели попеременно то на меня, то на Леню как на диковинное племя.

Один из мужчин, поздоровавшись с нашей знакомой, привлек мое внимание.

– Привет, не знал, что ты тоже тут. – Он по-дружески поцеловал Санди в щеку. Подтянутый, спортивный, без пиджака, в сорочке с галстуком, мужчина выглядел открытым и доброжелательным. Когда он улыбался, на подбородке появлялась ямочка. В его глазах что-то было. «Пиджак, видимо, оставил на своем месте – значит, уйдет», – даже не знаю почему, отметила я в уме. Приятель Санди чем-то притягивал меня. Как говорят, понравился с первого взгляда. Он был в моем вкусе.

Наша коллега очень обрадовалась ему.

– Знакомься, Джек, это твои земляки, – представила она нас с Леней.

– Вы тоже из Москвы? – услышав безупречный американский акцент, удивился Леня.

– Нет. Я бывал в Москве, но никогда не жил. Моя мама эмигрировала из вашей страны очень давно. А я родился здесь.

– Вы говорите по-русски?

– Думаю, что говорю. – Ответ прозвучал на русском. – Называйте меня просто Женя.

Заиграла музыка. Несколько пар поднялись с места и направились на площадку возле оркестра потанцевать. Санди тут же пригласила Леню. Он не мог отказаться. Мы остались вдвоем. Джеку ничего не оставалось, как присесть возле меня. Неудобно же вот так, сразу, оставить женщину в одиночестве.

– Вы тоже врач? – чтобы поговорить о чем-то, спросила я.

– Да, занимаюсь пластической хирургией. Имею свою практику в Лос-Анджелесе.

– Наверное, ваши пациенты – одни голливудские звезды? – Мне казалось, что в Лос-Анджелесе живут только киношные знаменитости.

– Не могу сказать, что одни, но многие из них пользуются моими услугами, – просто отозвался он.

– Интересно. – Мне правда было очень любопытно.

– А Санди тоже?.. – Я хотела спросить, вместе ли они работают. Потому что их отношения выглядели очень приятельскими, как у нас с Леней.

– Санди – моя бывшая жена.

Я замолкла. Леня охарактеризовал бы мое состояние как ступор. Хоть я и знала, что у американцев все иначе. После развода они остаются в приятельских отношениях.

– Вы с ней дружите? – все-таки полюбопытствовала я.

– Не сказал бы, – ответил он, однако, подумав, добавил: – Но больше дружим, чем ссоримся. Она милая, приятельская. Можно так сказать?

– Можно.

– Я знаю ее уже шестнадцать лет.

– Как я мужа. – Признание выскочило неожиданно.

– Вы тоже в разводе? – Он спросил это просто так.

– Да. Недавно.

Боже, на самом деле дни одиночества казались вечностью. Я помрачнела, вспомнив Сережу.