– Точно! Это охранник Петр, его я узнала среди задержанных!

Женя кивнул.

– Ты с ним знакома?

– Он, когда мы отъезжали с Машей от банка и у нас спустило колесо, настойчиво предлагал нас подвезти. Только тетя Дуся не далась. Постой, ведь колесо мог спустить он! Он зачем-то залезал под машину. Вспомнила: упал сотовый! Нет, не упал – он его уронил специально. Представляешь, он хотел сам похитить Машу, когда у них все сорвалось! – вдруг осенило меня. – Он даже предлагал мне пересесть в его машину. Ты правильно волновался в тот вечер за меня. Чувствовал!

– Он был подставлен Косте изначально и информировал своих хозяев о ходе всех операций.

– А также попадался на «утки». Ведь от него исходила информация, что Костя поменял пол! Мне Люся рассказывала, и Алена намекала.

– Теперь это уже не важно.

– Всегда нужно искать кого-то рядом, кто близко! Я читала в детективах. Я, когда помощи ждать было не от кого, пошла правильным путем, поискала и нашла Анатолия, мужа Серафимы. Оказался не тот, однако все равно – рыльце в пуху! Обычно это доверенное лицо. Знала бы Алена! Знал бы Костя, какую змею пригрел!

– Теперь знают все!

В больших окнах пентхауса утром все белым-бело. Москва-река покрылась льдом. По ней сейчас не ходят пароходы. Зато ребятишки стремглав слетают с высокого берега прямо на толстый лед. Ветер срывает шапки с их разгоряченных голов. Но им не холодно. Мороз в минус двадцать для московской детворы – забава.

Глядя на них через окна, Джек ежится, ему зябко... за них.

Он только что вылез из теплой постели и, стоя в пижаме, босиком, поеживается, хотя у нас в квартире очень тепло и светло.

– Иди ко мне, мне тоже холодно, попробуем согреться вместе, – зову я.

Он залезает ко мне под одеяло.

– Как хорошо, что сегодня выходной. Никуда не надо спешить, – говорит он.

– А вот так тебе тепло? – Закрывая Джека с головой, стаскиваю с него пижаму и прижимаюсь к нему нагим телом. – Я где-то читала, так согревали отмороженных людей.

– Именно так?

– Именно, без одежды.

Я стараюсь подоткнуть одеяло, чтобы не было щелей.

– Все-все-все, одеяла не требуется! – кричит Джек, и оно летит на пол, а вместе с ним я откатываюсь на другую половину кровати. – Ты разогреваешь меня своим внутренним огнем, – шепчет он, пытаясь меня поймать и перетянуть к себе. Я выскальзываю из его объятий.

– А ты меня... – Продолжая любовную игру, я делаю вид, что не поддаюсь. Он не выдерживает.

– Хочу тебя, – повторяет он несколько раз.

Последних слов я уже не слышу. Он извернулся и поймал меня. Его тепло уже во мне. Нам хорошо. Объятия жарки. Мне кажется, вот-вот посыплются искры, настолько мне горячо, хотя мы оба без одежды. Сначала я что-то мычу ему на ухо, потом постанываю. Стон переходит в крик. Я кричу так, что слышно, наверное, за окнами, там, на Москве-реке. Все, конец! Я постепенно прихожу в себя.

– Жарко, – шепчу я, – хочу глоток холода.

– Определись, чего ты хочешь больше, – смеется он.

– Люблю контрасты, так, чтобы одновременно и холодно, и горячо, – говорю я.

– Холод – это хорошо, – мечтательно произносит он, потому что мы оба мокрые.

Откинувшись, просто приятно полежать рядом. Приятно никуда не спешить.

Сегодня воскресенье!

– Что принцесса из замка желает на завтрак в воскресенье? – предлагает Джек.

– Устрицы, – смеюсь я. – Помнишь, как на вилле у твоей мамы? Что-то там говорилось про Казанову, которому после них удавалось соблазнить даже монахинь.

– Тебе устрицы не требуются, скорее мороженое, – в шутку укоряет меня Джек, потому что знает, достаточно лишь его прикосновения, чтобы я улетела в небеса. Ему, надеюсь, тоже.

– Мороженое не же-ла-ю, а же-ла-ю кофе глясе... – балуюсь я.

– Это как, научи? – спрашивает он.

– Кофе глясе – это когда одновременно и холодно, и горячо.

Он тащит меня в ванную и, забираясь со мной под душ, включает попеременно то горячую, то холодную воду.

– Так?

– Так, хо-ро-шо! – восклицаю я, растягивая слова.

Джек трет меня мочалкой всю-всю, мягко-мягко.

– Да, – мурлычу и требую: – Еще.

– Еще? – удивляется он. – Вы сказали еще? Но так не бывает! – Он обнимает меня вновь, сильнее, чем прежде.

– Ты говорил, что у нас не как у всех, значит, должно быть еще, – захлебываясь струей воды и переполнившей меня страстью, булькаю я.

Мы опускаемся в ванну и долго-долго любим друг друга, без остановки.

– Еще? – спрашивает Джек.

Не в силах сказать нет, я киваю в ответ.

А потом я отдыхаю одна в теплой пене, закрыв глаза от удовольствия, мысленно вспоминая все, до единой все, его ласки. Джек возится на кухне, потому что срочно захотел есть.

– Яичницу вам подать как? С глясе или без? – Джек вырвал меня из грез.

Обмотанный полотенцем вокруг бедер, он тормошит меня, нагнувшись над ванной. Я машу рукой. Мне все равно.

Обычно он просыпался раньше меня и готовил завтрак. Кулинария – его хобби. Потом мы завтракаем и вместе уезжаем на работу. Медицинский центр выделил ему машину с водителем.

– Хоть я за рулем с четырнадцати лет, однако в вашем городе мне водить слабо, – правильно делая ударение на последнюю букву, сокрушался Джек.

Пока ему здесь нравилось все: жить в пентхаусе с видом на пароходы, делать операции, тусоваться с друзьями, которых он развел великое множество. Он вообще очень любит жизнь. Еще он любит меня, свою работу, гордится удачами. Неудачи в отличие от меня умеет забывать быстро. Как высококлассный специалист пользуется уважением среди коллег. Денег в конверте не берет. Категорически! Хоть и получает здесь значительно меньше, чем у себя на родине.

– Русские гены, – смеется он. – У вас много чего делается не за деньги, а за дружбу, за знакомство, за то, чтобы потом «хорошо по-си-деть» Правильно? Национальная идея! У американцев все по-другому.

Кружевное платье, которое он подарил, мне уже удалось надеть несколько раз. На настоящие великосветские приемы. Теперь меня благодарные и богатые пациенты приглашают на тусовки тоже, как жену американского чудо-доктора. Он называет себя и хирургом-пластиком, и художником, и дизайнером одновременно. Мне удивительно, что, создав столько совершенств, можно сказать перекроив полностью столько лиц, сам предпочитает обыкновенную меня. «Форма не заменяет содержания», – смеется он, когда я прошу его подправить мне нос, приподнять веки и вообще сделать красавицей!

На приемах мне удалось увидеть наших знаменитых артистов, шоуменов, к лицам которых он приложил свой скальпель.

Недавно на такой тусовке встретила Алену. За ней, как всегда, тащился шлейф обожателей-мужчин. Она была с Гариком. Он держал ее под руку, словно фарфоровую вазу. Заметив меня, подруга смутилась:

– Вот Гарик... пригласил, он теперь суперзвезда... знаешь, я подумала: не важно, что я старше, он так в меня влюблен. Ты как, одобряешь?

– Он умный и интеллектуальный парень. Он мне нравится.

– Правда? Ты так считаешь? – Ей было приятно это услышать. – Но я пока не могу в себе разобраться.

Мне совсем не хотелось отвечать на ее вопрос. А потому я молча изучала одежду подруги. Тут-то у нее есть чему поучиться!

– Наташ! – однако потребовала она ответа.

– Дело не в нем! – выдохнула я.

– А в чем?

– В тебе.

– Да? – Алена сделала вид, что не понимает, о чем это я. А мне не хотелось ее обижать. Своим пациентам я говорю: «Научитесь любить». Для нее надо бы подыскать ответ помягче.

Но этого уже не требовалось, потому что красавица Алена, забыв обо мне, лучезарно улыбалась Джеку и пожилому господину, подошедшему с ним. В мгновение ока преобразившись, она умело, но с достоинством демонстрировала себя и то, что было надето на ней. Фиолетовое вечернее платье с глубоким вырезом на спине делало ее еще сексуальнее и привлекательнее для мужчин. Сумочка из крокодиловой кожи в тон платью и такие же туфли кокетливо подчеркивали цену хозяйки наряда.