Я с недоверием посмотрела на музыканта:

– Картину в Испании продавать? Там жили и работали великие художники! Что бы вам за нее дали? Это же не аукцион «Сотсбис»!

– Это картина Сальвадора Дали. Теперь вам понятно? Моя девушка побывала в его музее и поговорила с теми, кто собирает его наследие. Они пообещали хорошую цену, если произведение подлинное. А оно подлинное. Мой отец был скрипачом. А мой дед был великим скрипачом. В эмиграции, я, к сожалению, не знаю, в какой стране, об этом история умалчивает, дед познакомился с самим Дали и его женой Галой. Они подружились, в общем, тусовались по ресторанчикам и барам. Во время сольного концерта моего деда Дали сделал небольшой набросок «гения скрипки», как сказала его ненаглядная Гала. Позже художник его закончил, и они вместе с Галой преподнесли картину моему деду с дарственной надписью. Все настоящее – и портрет, и дата, и подпись. Молодой дед в смокинге, со скрипкой в руках, на сцене. Когда-то у картины была рама, а потом она затерялась. Отец ее прятал, скрывал, чтобы не украли, не вешал на стену, так что рама была не нужна. Во время войны, даже когда свирепствовал голод, не продал. Я решил, что не оскорблю память деда, если верну портрет в музей самого художника, да еще денежки получу. Так?

– А Даша знала, что в чемодане?

– Нет.

– Вещи владельцам обещали вернуть, – растрогалась Катя. Она, как все сентиментальные девушки, готова была проливать слезы над несчастной любовью. – Если что, мы вам сообщим и картину отдадим, – пообещала она.

– Ага, милая девушка, такие вещи не возвращают. Хотя спасибо вам на добром слове. Итак, я во всем виноват: если бы Дашку не познакомил с этим спонсором, он бы не представил ее бизнесмену Сергею, они бы не поженились и не полетели в Испанию, я бы не отдал им картину... То есть ничего бы не произошло. Все были бы живы и здоровы, а картина...

Такие разговоры типичны для моих пациентов, страдающих чувством вины за обыкновенное действие, которое они возводят в ранг страшного поступка, повлекшего трагедию. Потому что в действительности события развиваются независимо от них. Вот и музыкант не осознает, что красавица Даша сама решила любым путем выйти в люди, отдаться в руки спонсора, которому, вероятно, было выгодно ее «поставить», как выразился Игорь, Сергею.

– А хотите, я вам сыграю на скрипке? Эту мелодию я сочинил сам, – неожиданно предложил Игорь.

– Хотим, – сразу же согласилась Катя.

Я промолчала.

Скрипач заиграл, и я тут же простила ему все: и чемодан с картиной, отправленный через границу без согласия Сережи, и беспробудное пьянство. Играл он виртуозно, мелодия проникала в душу. Я поверила несчастному музыканту, стала сочувствовать. И опять я припомнила медицинскую истину: когда психолог проникается чувствами к больному, он перестает быть адекватным, у него начинается «провал».

– Я вылетаю на опознание – в заявительной форме сообщил мне сын. По-другому он говорить со мной не мог. Знал, что я никогда не соглашусь. Так и случилось. Я встала на дыбы.

– Вот уж нет. – Я проявила такую настойчивость и категоричность, что Андрей спасовал. – Ты никуда не полетишь.

– Ну, мам, – неуверенно возразил сын.

– И речи не может быть.

Последнее время я вела себя с сыном лояльно, старалась не донимать нравоучениями, уступала во всем, жалела. Понимала, сейчас на его совсем еще не взрослые плечи легли и тяжелое горе, и ответственность за семью отца, за маленькую сестричку.

С мачехой и отцом ему, конечно же, жилось вольнее, чем со мной. Отцу было не до него: работа, дом, молодая жена, дочь. Даша вообще не интересовалась его жизнью. Единственной, кому было до него дело, – Кате. Поэтому-то жизнь их так прочно соединила.

– Я врач, – обосновала я свое категорическое возражение. – Во-первых. Во-вторых, на кого ты собираешься оставить ребенка? – Мне впервые показалось, что я тоже не в меньшей степени, чем Андрей, несу ответственность за почти чужую мне девочку Машу.

Андрюша сдался.

– Тогда ты должна позвонить и сообщить данные в спецслужбу аэропорта, иначе они выпишут билет на меня.

Я позвонила.

– Ты не должна лететь одна, – узнав, что я собралась лететь на опознание, точно так же, как я сыну, твердо возразил мне Джек.

– Андрей не должен видеть... он этого не вынесет. Он очень любил отца.

– А ты? – Что Женя имел в виду? То ли мою любовь к бывшему мужу, то ли крепость моего духа? – Я так понял, что твой сын вполне самостоятельный мужчина, у него постоянная девушка и малолетняя сестра на руках. Он несет за них ответственность вполне достойно.

– Да, все это так. Однако я не хочу подвергать его еще дополнительному стрессу.

– Тогда я полечу с тобой.

– Женя, большое спасибо. Но я бы не хотела, чтобы ты ради меня бросал работу, летел через океан.

– А ради кого я еще могу совершить такой поступок? Я хочу, чтобы ты знала и чувствовала, у тебя в жизни есть человек, на которого ты можешь рассчитывать, опереться, в конце концов.

– Я чувствую.

– Вот и хорошо. Куда летим?

– На запад Турции.

– Ты же говорила, что самолет летел в Испанию? – удивился Джек.

– Мне объяснили, что была гроза, самолет сбился с курса и попросил посадку в Греции, но не долетел и рухнул в Эгейское море. – Джек молчал. – Я и сама не знаю, насколько это правда.

– Значит, я покупаю билет до... – Джек по буквам уточнил название.

В маленьком курортном городке, куда меня привез микроавтобус из аэропорта, где в небольшом кафе на набережной уже поджидал Женя, днем стояла невыносимая жара.

– Я уже все узнал, – сообщил мой близкий друг, – отель, куда тебе предложат поселиться, так себе и, кроме того, набит родственниками погибших и врачами. Думаю, что там останавливаться не стоит.

– Почему?

– Очень тяжелая обстановка. Все заряжены так, что небольшой искорки достаточно для взрыва. Я очень сострадаю, но тебе жить этим совсем не обязательно. Тем более что... – Он помолчал, наверное, хотел сказать: «Это же не близкий тебе человек», но пробормотал: – В твоем случае. Конечно, решение за тобой, но думаю, что я прав.

– Прав. – Мне ничего не оставалось, как признать разумность его слов.

– Завтра сходим на опознание и уедем отсюда.

– Как уедем? Куда?

– Так как я вырвался на несколько дней да еще в такие чудесные края, мы с тобой отдохнем, покупаемся в море. – Джек старался меня отвлечь. – Ты любишь море?

Я любила море, но сейчас подумала о Сереже. Он так долго мечтал о нем. Однако со мной ему выбраться на отдых всегда было некогда. А вот с новой женой!

– Натали? – Джек вернул меня в действительность.

– Да, очень люблю море! – Я прикрыла глаза, будто оно находилось от меня далеко, а оно вот, рядом, в нескольких минутах ходьбы, однако я этого не ощущала, сердце сжимало, я нервничала, не видела ничего перед собой.

Веранда открытого кафе выходила на пальмовую аллею, за которой открывался вид с одной стороны на бескрайний водный горизонт, а с другой – на сказочную лагуну, отороченную цепью скалистых островков. Доносился шум прибоя.

После озабоченно-внимательных официальных лиц в аэропорту, разъяснивших суть миссии, которую мне предстояло выполнить, я не могла отделаться от мысли, что действительность, которая рядом, нереальна. Кусты ярко-огненного цветущего кустарника гибискуса кивали головами на легком ветерке, словно поддакивая моему другу и заставляя меня согласиться с его планом.

И я согласилась.

– Только я бы хотела пойти сегодня...

– На опознание?

– Да.

Женя посмотрел на часы:

– Пойдем, если еще не поздно.

Я чувствовала, он желал, чтобы я чуть попривыкла и морально подготовилась к тяжелой процедуре.

– Не волнуйся за меня. Я готова, – сказала я твердо, словно это была не моя догадка, а его мысль, высказанная вслух.

– Тогда поехали. – Он вздохнул.