— Следовательно, господин Каннингфокс мог бы добиться всего и без интеллекта профессора Уитни?

— Не совсем так… Интеллект профессора Уитни был необходим ему лишь на момент устранения психологического барьера. И в этом случае, господину Каннингфоксу, безусловно, есть, за что благодарить профессора Уитни. Но говорить о том, что Каннингфокс стал умнее за счет интеллекта господина Уитни, в данном случае, все-таки, не приходится…

— И что же вы теперь будете делать с вашим питомцем?

— С Сальвадором?

— Да…

— Увезу его в Африку… Где буду следить за процессом его адаптации к естественной для него среде.

— Вам не жаль того, что все, что вы делали в течение долгого времени, сейчас оказывается совершенно бесполезным?

— Безусловно, мне очень жаль… И, прежде всего, самого Сальвадора. Если бы не недавние события, его развитие не остановилось бы… Но, что поделаешь, такова жизнь… Хотя, я не могу сказать, что то, что я сделал, сейчас бесполезно. Проведя столь грандиозную работу, я приобрел огромный опыт, который поможет мне впредь не совершать прежних ошибок и сохранять бдительность.

Наступил день отъезда Вайсмана и Сальвадора.

Вместе с доктором Джонсоном они должны были плыть в Африку на корабле.

Лиз приехала в порт для того, чтобы проводить их.

Она успела подъехать к тому моменту, когда они начали подниматься на борт корабля.

До отправления оставалось полчаса, и доктор Джонсон предпочел подняться в каюту раньше Вайсмана с тем, чтобы проверить все необходимое, в том числе и условия, в которых должен был ехать Сальвадор.

Поэтому, скоро попрощавшись с Лиз, он отправился на борт корабля. Сальвадор по просьбе Уолтера также пошел следом за доктором Джонсоном, неся на плече какую-то странную сумку. В этот момент Лиз подумала, что в Сальвадоре, все же осталось что-то от разумного существа, хотя ей, безусловно, очень не хватало теплых, добрых слов, которыми они с ним могли обменяться, если бы с Сальвадором не случилось несчастье…

— Будем прощаться… — растерянно заключил Уолтер, когда доктор Джонсон и Сальвадор скрылись из поля зрения.

— Очень жаль, что все закончилось так печально, — ответила Лиз. — Мне будет очень не хватать вас с Сальвадором. Я успела к нему привыкнуть… Неужели, все настолько безнадежно?

— В отношении Сальвадора? Боюсь, что да…

— Очень жаль…

— Мне — нет, — неожиданно ответил Уитни. — Сделав его однажды сверхобычным существом, я уже дорого поплатился за это, а он тем более. Ни к чему повторение горькой ошибки. Теперь все сложится так, как должно…

— Ты считаешь, что естественная среда более подходит для него?

— Звучит странно, не правда ли? Мы сомневаемся в том, что кому-то может не подходить естественная среда. Уже так похоже на человека. Именно он всегда выбирал для себя среду неестественную, постоянно искусственно ухудшая её. Сальвадор, к счастью, не человек и ему проще будет вновь адаптироваться к своей родной среде, не волнуйся…

— Я не совсем согласна с тем, что Сальвадор не человек… Знаешь, Уолтер. То, что я скажу тебе сейчас, вероятно, удивит тебя. Но, не смотря на мои прежние взгляды, в этом случае я готова была полностью тебя поддержать, и сейчас готова… Я не считаю, что ты сделал правильно, положив всему конец. Тебе нельзя было останавливаться на достигнутом. Сальвадор не животное…

Уолтер вопросительно посмотрел на нее.

— Да, не удивляйся. Я, действительно, так думаю…Сальвадор не животное, давно уже не животное. И я на твоем месте сделала бы всё возможное, чтобы его дальнейшее развитие не остановилось. С твоим талантом и способностями ты мог бы достигнуть много…

— Мне очень приятна твоя оценка моих способностей, дорогая Лиз, но я ничего не могу поделать. Я не стану продолжать издеваться над несчастным Сальвадором. Не хочу брать на душу очередной грех…Я просто постараюсь обеспечить ему лучшие условия у него на родине.

— Ну, что же… — рассеяно заключила Лиз. Если ничего нельзя поделать, пусть будет так, как ты сказал. Видимо, тебе уже пора идти…

— Да, уже пора…

— Обязательно напиши мне, когда приедешь! Расскажи, как вы устроились. И вообще, постарайся держать меня в курсе дел по возможности!

— Обещаю… Да, Лиз, — неожиданно сказал Уолтер. — Чуть не забыл! У меня к тебе есть одна просьба…

— Слушаю…

— Я уезжаю на месяц, быть может, на два, а может и того больше… В доме я оставил прислугу, которая будет за всем следить, кормить животных, ухаживать за садом. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты, хотя бы иногда приезжала туда. Я дам тебе ключи от своего кабинета, от мастерской Сальвадора…

— Ты, как будто угадываешь мои мысли, дорогой Уолтер. Значит, ты предоставляешь мне возможность хоть иногда смотреть на картины Сальвадора. Мне очень приятно, очень…

— Возьми ключи, и не скучай, — заключил Уолтер, протягивая ей связку ключей. — Вот этот — от мастерской Сальвадора.

— Я обязательно приеду туда…

— Если хочешь, можешь взять любую картину, которая тебе понравиться… Сальвадор мечтал подарить их все своим друзьям.

— Боже мой, — чуть не плача сказала Лиз. — Мы говорим о нем, как об умершем.

— То, что произошло на самом деле, мало отличается от этого…

— Я обязательно что-нибудь возьму себе на память… Быть может, портрет Алисы? Думаю, ей особенно будет приятно иметь этот портрет…

— Или портрет, или любую другую картину…

— Ладно, Уолтер, тебе пора…

— Не грусти, быть может, ты решишь приехать к нам когда-нибудь…

— Не знаю, может быть… Уже пора, Уолтер, пора… — еще раз сказала Лиз.

— До свидания…

— До свидания, Уолтер. Счастливого пути!

Лиз проследила за тем, как Вайсман поднялся на борт корабля.

Поднявшись, он обернулся и махнул ей рукой. Через несколько минут он скрылся из виду…

Лиз же стояла, не двигаясь, ещё очень долго, отрешенно глядя вслед отплывающему кораблю… Чувство, охватившее её в тот момент, было настолько горьким, а горечь настолько глубокой и безнадежной, что никакие усилия воли не могли заставить её сдвинуться с места.

Она смотрела вслед кораблю, уносившему часть её души, и ясное сознание этого сжигало её. Комок горечи, обреченности встал у неё в горле.

Она смотрела вслед уходящему кораблю, и думала, что вместе с Уолтером и Сальвадором, он уносит её мечту.

Она вдруг осознала, что впервые за всю свою жизнь искренне поверила в возможность чуда, осязала это чудо и даже жила в нем… И то самое чудесное существо, в реальность которого она поверила, оказалось для неё самым естественным, самым человечным. И это существо навсегда покидало её теперь.

Ей стало больно оттого, что один из самых светлых, чудесных этапов её жизни уходил от неё безвозвратно. И самым страшным во всей этой ситуации было то, что сама она при всей своей силе ничего не могла исправить, а те, кто мог, не хотел…

Она поняла, что вместе с Сальвадором она теряет часть своей реальной жизни, и должно пройти очень много времени для того, чтобы она свыклась с этим и забыла об этом…

Все то, что происходило с ней сейчас, казалось ей каким-то ненужным, бессмысленным… И не только потому, что она особенно ощутимо чувствовала горечь расставания, но и потому, что для всего возвышенного, чистого, доброго на этом свете, как её вдруг показалось, совершенно не было места… Ей подумалось, что появление Сальвадора также не имело смысла. Все грандиозное, что было сделано Уолтером, оказалось никому не нужным. Общество, которому следовало бы с благодарностью относиться к невероятным открытиям, отвергло их, и, более того, сделало все возможное для того, чтобы их разрушить, уничтожить их следы. Ей стало обидно за Уолтера, талантливого ученого, одного из самых лучших её друзей, человека, необходимого всем окружающим, доведенного обществом до признания правильным такого чудовищного решения, как отказ от своих прежних взглядов.

Его отъезд показался ей теперь бегством…