— Значит, — заключил Питер, — получатель, все же, должен обладать изначально высоким уровнем интеллекта?

— Не обязательно. Если объем получаемой информации — не очень большой, а сама по себе информация не относится к сложной или узкоспециальной, то даже не очень начитанный или высокоинтеллектуальный человек вполне сможет с ней справиться. Поэтому мы настаивали на объеме знаний, не превышающем одного процента интеллекта профессора Уитни, зная, что этот объем не перегрузит мозг получателя.

— Да, — заметил, как всегда, сидевший в углу, Кевин, — в нашем случае объем оказался слишком большим, просто огромным. И уж точно, не взаимокомбинируемый с изначальным интеллектом нашего бедного Джо. Вполне понятно, что с такой кашей в голове нетрудно женить короля Артура на царице Нефертитти…

— Вы правы. В вашем случае объем оказался слишком большим. Поэтому знания проявляются неестественным образом. Когда человек умеет управлять имеющейся информацией, он понимает, в каком случае и в каком окружении ее применять. Если же контроль потерян, или, как в вашем случае, еще не обретен, мозг начинает выдавать информацию бессознательно и человек в этом случае будет, буквально, «плеваться» различными умными словами, выражениями, не понимая, что делает. Достаточно, чтобы кто-то из окружающих людей произнес одно слово, имеющее отношение к тематике приобретенных знаний, как оно, это «кодовое» слово вызовет импульс мозга и информация хлынет наружу через речь этого "горе-интеллектуала".

— Как теперь будут развиваться события? — спросил Питер.

— Часть информации со временем будет утеряна, иначе говоря, сотрется. Это — те знания, которые не смогут уложиться в мозге вашего брата. Оставшаяся информация, наоборот — закрепится в его сознании и этой информацией, этими знаниями он сможет оперировать совершенно осознанно, как своими собственными.

— И он, действительно, станет умнее… — заключил Питер.

— Фактически, да. Умея свободно обращаться с полученными знаниями, он сможет делать это настолько естественно, что, на самом деле, будет казаться, что он стал умнее. Со временем вы к этому привыкнете.

— Нам самим придется много читать, чтобы на тот момент не оказаться глупее нашего брата, — отозвался Кевин.

— Наше положение, увы, не такое простое, — сказал Питер. — Плохо, когда нет ума в голове, но и его избыток не до конца избавляет от всех проблем.

— В любом случае, — неожиданно сказал доктор Джонсон. — Ваше положение гораздо лучше, чем положение профессора Уитни.

— Действительно, — смущенно ответил Питер. — Мы ведем себя, как эгоисты. Каково состояние профессора?

— Не скрою, прошедшие три месяца были для него и его близких довольно сложными, — вздохнув, заметил доктор Джонсон. — Но мозг профессора Уитни постепенно справляется с поставленной перед ним задачей. Память восстанавливается и упорядочивается. По крайней мере, он начал узнавать своих родных и друзей и вскоре сможет обходиться без сиделки. Хотя до полного выздоровления ещё далеко…

— Почему у него и у нашего брата Джо такие разные последствия операции? — поинтересовался Питер.

— Не все так просто объясняется, — ответил доктор Джонсон. — До операции мозг профессора Уитни представлял собой мощнейший мыслительный орган, организованный и отлаженный. Боюсь, что в таком мощном интеллекте все должно оставаться на своих местах. Мне кажется теперь, что потеря даже одного процента знаний не прошла бы незамеченной для столь совершенной системы, настроенной не на потерю знаний, а, наоборот, на постоянное приобретение. Наш эксперимент в отношении профессора Уитни с самого начала был ошибкой.

— Тогда мне придется повременить с продажей моего интеллекта… — заметил Кевин задумчиво.

— Займись-ка лучше его совершенствованием! — критично ответил Питер, и, обернувшись вновь к доктору Джонсону, сказал: — Ну что же, доктор Джонсон, спасибо вам за разъяснения! Будем ждать, когда Джо станет настоящим интеллектуалом… Думаю, что нам с Кевином уже пора идти. Мы и так вас слишком задержали!

— Все в порядке! — ответил доктор Джонсон. — Если возникнут какие-то дополнительные вопросы, заходите! А мне, в свою очередь, еще предстоит сегодня заехать к профессору Уитни. Быть может, за последние два дня произошли еще какие-нибудь позитивные изменения в его состоянии.

Доктор Джонсон оказался прав — спустя три года после операции никто не мог узнать Джозефа Каннингфокса. Близким людям было трудно привыкнуть к тому, что в его речи отражались темы, ранее никого из них не интересовавшие. И не смотря на то, что, как и предсказывал доктор Джонсон, Джозеф постепенно научился осознанно применять свои знания, его родные и близкие настораживались всякий раз, когда Джозефу вздумывалось ссылаться на того, или иного известного героя, или на то, или иное историческое событие.

Изменения в сознании Джозефа серьезно отразились и на его поведении. Став более уверенным в своих силах человеком, он объективнее оценивал происходившие вокруг него события, правильнее реагировал на них, и делал выводы, более обдуманно принимал решения…

Его личный успех повлек и успех в работе. Будучи спокойным и серьезным человеком, он вскоре добился уважения и признания своих коллег, демонстрируя ответственность, профессионализм и тонкое чувство юмора…

Джозеф ехал в новый офис отца для ежегодного расширенного заседания Совета Директоров корпорации Морриса Каннингфокса.

Отец особенно отметил, что Джозеф обязательно должен присутствовать на этом заседании, зная о том, что из-за своего постоянного желания оставаться в тени, он, вряд ли, собирался ехать туда.

Джозефу, действительно, не хотелось ехать. Он знал, почему отец настаивал на его присутствии. Ещё за несколько дней до совещания отец сообщил жене о том, что собирается рекомендовать его на вступление в Совет Директоров. Данное неожиданное желание отца поставило Джозефа в тупик, и сознание того, что сам он (Джозеф) совершенно не готов принять решение отца психологически давило на него.

Планы его отца, о которых догадывался Джозеф, перестали совпадать с его собственными. Он знал, что любой другой человек на его месте был бы польщен такой честью, но Джозеф находился в двусмысленном положении. Он сомневался относительно правильности сделанного им выбора и уже не испытывал прежнего восторга перед миром казино…

Накануне совещания он обсуждал сложившуюся ситуацию со своей матерью, и она предложила ему не скрывать от отца правду. Это он понимал и сам, но как сказать ему эту правду, он не знал…

Поэтому, приехав в офис, он предпочёл не заходить сразу к отцу, а переговорить с Питером или с Кевином, так как они знали о сомнениях Джозефа. Но, к сожалению, Кевина не оказалось в данный момент на месте, а Питер был чрезвычайно занятым, и, более того, увидев Джозефа, сразу попросил найти для него важный документ, который был необходим отцу, и Джозефу пришлось направиться в кабинет помощника его отца Синтии Уильямс.

Выяснилось, что она занималась поисками именно этого документа, и была чрезвычайно всполошена. Лиричное настроение Джозефа никак не вязалось с её взволнованным настроением, и Джозеф понял, что, вряд ли сможет даже просто поговорить с кем-то, для того, чтобы отвлечься от своих невеселых мыслей.

Но ему, почему-то не хотелось заниматься поисками, тем более что он был убеждён, что вряд ли сможет найти что-либо в помещении, в которое только что переехали и в котором и стул-то не сразу найдешь.

Он, просто, спокойно уселся на свободное кресло и стал рассказывать Синтие какие-то забавные истории. Но она, вряд ли была настроена выслушивать его и всячески старалась привлечь Джозефа к поискам, выражая лёгкое недовольство его настроением.

— Посмотрите в той папке, Джозеф, пока я ищу здесь, — предложила Синтия Джозефу, указывая на полку в шкафу.

Но Джозеф, то ли не услышав, то ли не пожелав услышать ее, спокойно продолжал разглагольствовать, уставившись в потолок и положив ногу на ногу: