— Питер! — сказал он. — Мне удалось получить более убедительное доказательство серьёзности этого эксперимента.

— Что будем делать теперь?

— Сегодня уже поздно. Но завтра вы с Кевином поедёте к доктору Джонсону и скажете, что готовы воспользоваться его научным открытием. Все детали обсудим дома сегодня вечером.

В гостиной Уитни всё, казалось, было как обычно. Поужинав, все собрались вместе. Лиз читала журнал, а Уитни просто сидел в кресле и с довольным видом наблюдал за игрой своих детей, разложивших на тёплом пушистом коврике игрушки.

— Куда ты спрятал моих коров, негодный мальчишка? — строго спросил бог Аполлон голосом Алисы.

— Я не брал, — тихо отозвался голосом Николаса из колыбели малыш Гермес.

— Я отведу тебя к отцу, — сурово крикнула Алиса. — Пусть он решает, кто из нас двоих прав!

Тут она неожиданно обернулась к отцу и спросила:

— А кто был умнее, — Афина, Гермес или Аполлон?

— Нельзя ответить однозначно… Признав кого-то из них самым умным, ты рискуешь оскорбить других богов, Алиса.

— Да, — тихо сказала она, — если бы они жили в наше время, каждый из них мог бы поделиться своими знаниями с другими людьми, как ты, папочка. Но ведь ты не отдашь всё, правда?

Уитни косо посмотрел на Лиз, но она никак не отреагировала.

— Конечно же, нет, дорогая, — ласково ответил он. — То, чем я делюсь — это такая маленькая часть, что ни я, ни ты ничего не заметим. Но тому, кто её получит, я надеюсь, она пригодится.

— А на полученные деньги мы купим новый дом, да, папа? — восторженно воскликнул Николас.

— Откуда ты об этом знаешь? — удивленно спросил Уитни, стараясь даже не смотреть на жену.

— Мы слышали, как вы вчера разговаривали, — смущенно ответил Николас.

— А это правда? — спросила Алиса.

— Думаю, что, да… — рассеянно ответил Уитни.

— Ура! — закричал Николас. — У нас будет новый дом. Он — огромный, в нём много цветов и деревьев. Там я буду прятаться от Алисы.

— Никто не умеет прятаться лучше, чем я, — ответила Алиса. — И лучше бегать. Попробуй, догони меня!

Она подскочила и стремительно понеслась наверх по лестнице. Николас, визжа, погнался за ней.

— Дети! — строго сказала Лиз. — Мне кажется, вам уже пора ложиться спать.

— Я уже наверху! — крикнула Алиса.

Она на минуту исчезла, но затем появилась вновь, молниеносно спустилась вниз, подбежала к отцу, спряталась за спинкой кресла и, выглядывая оттуда, как шаловливый котёнок, спросила его:

— Ты расскажешь нам сегодня сказку, папочка?

— А что я рассказывал вам в последний раз? — спросил Уитни, изгибаясь, чтобы увидеть хитрое лицо своей малышки.

— Про критского быка! — ответила Алиса, прячась ещё дальше.

— Хорошо! — сказал Уитни. — Идите умывайтесь, я сейчас приду и расскажу вам про коней Диомеда.

Алиса дважды оббежала гостиную, размахивая руками, словно птичка, и побежала наверх. Уитни ещё раз взглянул на Лиз, молча поднялся и пошёл к детям.

Всё это время его одолевала тяжесть. Весь день он думал, что должен объясниться с Лиз, но она вела себя так, будто ничего не произошло и её поведение ещё больше давило на него.

Но Лиз не была так спокойна, как казалось. Она также понимала, что объяснение — неизбежно, и чем быстрее оно произойдёт, тем легче им будет принять общее решение и обсудить детали. Она признавала это, но никак не могла заставить себя заговорить первой.

Когда Уитни вышел из детской, она всё ещё сидела в гостиной, продолжая читать журнал. Увидев мужа, она отложила его и серьёзно спросила его:

— Я понимаю, что ты принял решение, Джери, но ты уверен, что поступаешь правильно?

— Вряд ли можно найти человека, который всегда уверен во всём, что делает. По крайней мере, это решение позволит мне избавиться от внутренних противоречий.

— Значит, ты окончательно решил купить новый дом?

— Да. Я уже переговорил с хозяевами. Как только появится покупатель, состоится подписание договора, и на мой счёт будет переведена соответствующая сумма, я оформлю все необходимые документы и мы сможем в него переехать.

— Мне жаль этот дом…, — рассеяно сказала Лиз.

— Но твои родители могут поселиться в нём. Им ведь не понравился Лос-Анджелес. И теперь они могут вернуться сюда…К тому же, они говорили, что если вернутся, то хотели бы жить поближе к нам. А в этом доме они будут рядом.

Лиз молчала. Уитни чувствовал, что она была напряжена. Он вспомнил события вчерашнего вечера, её гнев и ему хотелось избавиться от этой проблемы поскорее.

— Мне кажется, — сказал он, — что ты всё усложняешь, Лиз. Нет ничего безнравственного в том, что я решил заработать деньги ради благополучия семьи. К тому же, теперь мы сможем спокойно поехать в Европу, зная, что свою часть расходов мы оплатим сами.

— Какая разница, нравственно или безнравственно, — вспылила Лиз. — Проблема совсем в другом. Просто мне не нравится эта идея. Конечно, Пэмела и Кейт полностью поддержали тебя и я уверенна, многие вокруг думают также, но они — внешние наблюдатели. Они обо всём судят со своей позиции. А я вижу всё изнутри. Меня серьёзно беспокоит именно твоё участие в операции. Когда впервые по твоей просьбе я рассказывала тебе о сути нашего эксперимента, когда объясняла его при помощи папок и файлов, мне и самой всё казалось таким простым, но теперь, когда это коснулось моей семьи, я уже ни в чём не уверенна.

— На презентации всё прошло безупречно…

— Между тем, что ты видел на презентации, и тем, что ждёт тебя на операции — огромная разница. Информацию, объёмом в один листок перенесли без всяких проблем. Но один процент твоего интеллекта — это такой огромный объём, что никак нельзя сравнить с презентацией. Сейчас мне кажется безумием расставаться со своим собственным интеллектом, даже если тебе обещают, что девяносто девять процентов из ста твоих знаний остаются при тебе.

— Теперь поздно что-либо менять, — разведя руками, отозвался Уитни.

— Как учёный, внёсший свой вклад в этот эксперимент, и как твоя жена, я поставлена в двусмысленное положение. Сегодня утром я объявила доктору Джонсону о своем желании прекратить участие в работе над экспериментом.

— Это означает, что ты уже не будешь следить за развитием событий лично?

— Именно… Говоря об этом с доктором Джонсоном, я и имела в виду, что не хочу больше и слышать об операции, так как моя личная позиция в этом отношении крайне негативна теперь и может помешать успешному развитию дел. Доктор Джонсон со мной согласился.

— Но ведь ты сказала, что тебя беспокоит моё участие в операции. Мне казалось, что это означает, что ты будешь следить за всем с ещё большим вниманием.

— У людей с крепкими нервами всё шло бы именно так, но я — твоя жена и действительно переживаю за тебя. И мой страх может ещё больше навредить, чем чьё-либо безразличие. Пусть участие в эксперименте продолжат нейтральные люди. Я с одной стороны, безусловно, не довольна твоим участием в эксперименте, но с другой стороны, если события уже развиваются по определённому намеченному плану, и, если авторитетные специалисты говорят, что серьёзно переживать в этом деле не за что, я уверенна, что ты сейчас попал в надёжные руки. Но теперь у меня есть личная заинтересованность в том, чтобы операция прошла успешно. И я позаботилась о том, чтобы в эксперименте приняли участие крайне компетентные специалисты. Я уже договорилась с Уолтером Вайсманом. Он продолжит работу вместо меня.

— Уолтер Вайсман… — недовольно поморщившись, проговорил Уитни. — Но ведь он не работает в этой области уже очень давно.

— Ты ошибаешься, дорогой, он очень активно занимается тем же, чем и мы.

— Откуда ты об этом знаешь? Доктор Джонсон поделился с тобой этой информацией?

— Нет, об этом я узнала от Уолтера лично…

— Ты с ним встречалась?

— Да, сегодня утром.

— Понимаю, у тебя возникла очередная проблема, и решать её ты предпочла на стороне.