Например, Лена до сих пор не знает, что Галя поступила в институт. Но это от нее скрыли нарочно, чтобы сделать сюрприз, а вот то, что у Гали есть одна тайная страсть, не догадывается. То есть в детстве она, конечно, знала, что Галя любила рисовать, но то, что эта страсть осталась у нее до сих пор, не знает никто.

Галя прикинула, что особая тяга к рисованию проявилась у нее в возрасте примерно четырнадцати лет. Как раз тогда Елена вовсю встречалась с парнями, и ей, откровенно говоря, было не до младшей сестры. Она уже тогда хотела выйти замуж и уйти из отчего дома, который никак не мог радовать ее своим домашним теплом. Нельзя же считать таковым любовь папы Алексея к себе, родному!

Это потом, выйдя за Евгения, Лена почувствовала необходимость опекать младшую сестру. Вот в чем все дело! Какое-то время Галя оставалась одна, а когда ею опять заинтересовалась старшая сестра, время уже было упущено. То есть Галя научилась кое-что из своей жизни скрывать от окружающих.

Что такое — рисование? Тоже, тайну нашла! Но вот же боялась… не насмешки со стороны Лены — сестра была для этого слишком деликатна. Боялась холодного удивления. Недоумения: как, наш малыш тоже хочет летать?!

Одно время Галя даже хотела — тоже тайком — поступить в художественное училище, но подруга Светка ужасно удивилась. Вполне ожидаемая Галей реакция.

— Ты умеешь рисовать? Брось, если бы это было серьезно, твое умение заметили бы еще в школе! Только зря время потратишь. Лучше уж сразу выбери что-нибудь такое, чтобы ты смогла стать специалистом и зарабатывать себе на жизнь. — Потом она подумала и добавила: — Знаешь, какой конкурс в художественное училище? Туда поступают либо с крутыми бабками своих родителей, либо гении…

Крутых бабок у Галиных родителей не было, гением она себя не считала, хотя удивлялась, зачем платить бабки, если ты не умеешь рисовать? Разве художники живут за счет своих дипломов, а не работ?

Как бы между прочим она поинтересовалась и у Лены. Насчет экзаменов. Та пожала плечами:

— Это все так индивидуально… Вспомни о том же Пикассо. Одни считали его великим художником, а другие мазилой. Особенно те, кто исповедовал в живописи классицизм. А как критики в свое время долбили первых импрессионистов!.. Так же и с экзаменами у художников. Один преподаватель сможет заметить в абитуриенте способности, а другой скажет: чушь на постном масле! И доказывай какому-нибудь чинуше, что ты так видишь мир…

Наверное, она тоже не принимала всерьез Галино увлечение живописью. Вот потому и свои работы никому не показывала.

Интересно, что бы сказал об этом ее увлечении Сергей? Может, стоит показать ему эскизы, которые Галя хранит в папке, спрятанной за шифоньером? И почему такая мысль даже не ворохнулась в ее мозгу, когда при ней был Игорь?

— Есть такая старая песня на стихи Расула Гамзатова — «Как живете-можете, женщины-голубки», — сказала Шурик, едва взглянув на меня.

— И что, как они могут?

— Говорят, если муж недобрый, все вокруг черно.

— Ты в этом сомневаешься?

— Нет. Но когда этих самых голубок спрашивают насчет жизни с хорошим мужем, знаешь, что они отвечают? «Если муж хороший — плохо все равно!»

Шурик любила вот так начинать, от печки. Сказала бы сразу: ты не ценишь собственного мужа! Вообще-то Александра, на мой взгляд, излишне категорична. Для нее собственное видение мира есть правильное. Странно, что это не мешает ей преуспевать в молодежной политике. Может, там как раз и востребована такая вот уверенность в собственной правоте. Уж если ты человек неуверенный, то кого и в чем ты сможешь убедить? А так: кто там шагает правой? Левой, левой, левой!

Советский Союз распался, но советскую идеологию мы всосали с молоком матери. По крайней мере ее отдельные фрагменты…

Но ничего не поделаешь, кто из нас без недостатков! Я люблю Шурика во всех ее проявлениях. Потому не удивилась такому наскоку на меня, а спокойно принялась общаться.

— А-а, понимаю, это намек, но на что?

— На то, что у тебя Женя — муж, каких поискать. Если я все-таки когда-нибудь собралась бы замуж, то лишь за такого, как он.

Такое общение становится у нас похожим на обязательную игру, и я по привычке ей подыгрывала. Но сегодня с некоторым недоумением. Откуда она может знать о моем недовольстве мужем? Тем более что я ни с кем ни о чем таком не делилась.

— Не понимаю, чего вдруг ты вообще начала этот разговор? — спросила я, уже не желая притворяться, а потому слегка раздраженно.

Шурик не могла знать о том, что я ездила в командировку с Забалуевым. Я вообще решила не только никому о ней не говорить, но и сделать все возможное, чтобы об этой своей ночи предательства постараться забыть навсегда.

Правда, в народе говорят: шила в мешке не утаишь, но в любом случае люди могут только домысливать о моей связи с самым крупным бизнесменом города, а раз так, я и должна реагировать соответственно. Например, обижаться: как могли обо мне такое подумать?!

Я была уверена, что это мне легко удастся. Как и вычеркнуть мою встречу с Юрием из своей памяти. Вот напрягусь — и все забуду!

— Ой, ну меня-то ты можешь не обманывать! — фыркнула подруга.

— Не понимаю тебя, — вышла я из глухой несознанки. — Если ты имеешь в виду мое хорошее настроение, то это лишь от того, что у моего мужа благополучно разрешились его неприятности.

На самом деле от того, что у Жени все обернулось другой стороной — ему даже предложила сотрудничество какая-то крупная фирма, — он впал в эйфорию. Если совсем недавно это была сомнамбула, то теперь миру предстал захмелевший неизвестно от чего человек, который летал на крыльях своей одержимости, ничего не замечая вокруг. Он даже не спросил, как обычно, все ли у меня в порядке. Лишь рассеянно чмокнул меня в щеку:

— С приездом, дорогая!

Но и в эту фразу он вложил не много чувств. «С приездом, дорогая!» Так он мог сказать кому угодно, даже нашей соседке бабке Филипповне.

Зато о том, как удачно у него все сложилось, он рассуждал минут пятнадцать. И как они с ребятами сели и прикинули что-то там, потом позвонили кое-куда, кому-то что-то пообещали — и вот он, успех!

Его рассказ неприятно меня поразил. То есть я не хотела, конечно, чтобы он знал, чего стоил его успех, но и лишаться заслуженной похвалы… Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы Женя сказал мне:

— Спасибо тебе, дорогая, что своим телом ты заплатила за то, чтобы у меня все наладилось…

Однако неприятные сомнения остались. После его рассказа я в какой-то момент даже усомнилась, а так ли уж нужна была мужу моя жертва?! Неужели Забалуев всего лишь меня обманул?

Теперь к тому же появилась еще какая-то фирма. Интересно узнать, какая? Кто все-таки протянул Евгению Рагозину дружескую руку?

На мой вопрос: «Что это за фирма?» — он толком ничего не ответил. Пробурчал загадочно:

— Потом, все потом, сейчас пока боюсь сглазить! Ты даже не представляешь, что это такое! Наконец Бог услышал меня и сжалился. А то я уже, грешным делом, подумывал…

— Что ты подумывал? — сразу испугалась я, позабыв о собственных терзаниях.

Надо сказать, моему мужу свойственно впадать в панику, замыкаться в себе. Потому я так боялась, когда случилась с ним эта неприятность. Стоило ему задержаться где-нибудь или мне на работе услышать звонок служебного телефона, как я вся сжималась от страха. И ждала фразы: «Ваш муж Евгений покончил с собой!» Вот до чего дошло!

Полмиллиона долларов. Это какую же сделку можно было так неудачно провернуть? Или провернуть, но не оформить? Или допустить, чтобы тебя кто-то кинул?

Теперь я уже обвиняла себя в том, что сразу не стала вникать в тонкости мужниного бизнеса. То есть понятно, почему не стала. Наверняка это было делом не одного-двух дней, и вряд ли такой дилетант, как я, мог бы сразу разрулить сложную ситуацию… У меня была своя работа, которую я любила, и бросить ее ради того, чтобы разобраться в делах мужа, было бы не самым разумным поступком.