— Ты прости меня, — сказала я Жене, когда мы с ним вместе стали купать перед сном и укладывать сына. — Но я просто за тебя волнуюсь. Мне говорили, металлический бизнес не менее криминальный, чем, к примеру, алмазный…

— Ну ты и сравнила! — теперь уже довольно рассмеялся муж; надо думать, от понимания моего страха — ему льстило, что жена так переживает, в то время как он держит руку на пульсе и вполне владеет ситуацией. Он в момент меня простил. И, как считал, понял. — Все будет хорошо, вот увидишь. Это всего лишь временные непонятки. Разберемся. Я — такая маленькая «металлическая» рыбка, что вряд ли могу угрожать акулам бизнеса вроде твоего Забалуева.

Опять моего! Правда, на этот раз и вовсе благодушно. Но у меня все равно сердце кольнуло. Знает кошка, чье мясо съела! Я больше не стала пенять Жене на то, что Забалуев вовсе не мой. Не будем заострять внимание на этом предмете.

Вечер у нас закончился прекрасно. Уложив сына, мы немного посидели перед телевизором. Обнявшись. А потом Женя посмотрел мне в глаза и спросил со значением:

— Пойдем?

— Пойдем, — согласилась я. Мы любили друг друга так нежно и трепетно, словно нам предстояла долгая разлука. Потом Женя лежал рядом и вглядывался в мое лицо.

— Знала бы ты, Елочка, как я тебя люблю! — сказал он тихо, и у меня отчего-то сжалось сердце.

Я придвинулась к нему и крепко обняла.

— Ну почему у тебя в голосе такая печаль, как будто мы расстаемся? — нарочно весело проговорила я.

— Не обращай внимания, — откликнулся он, — чего-то вдруг накатило. Даже подумал, а так ли уж ты не права? Может, и в самом деле продать свой бизнес, пока есть кому, и работать под чьей-нибудь сильной рукой, ни о чем не беспокоясь. За приличный оклад. Я ведь неплохой специалист…

— Говорят, ты очень хороший специалист…

— Кто говорит? — лениво поинтересовался он.

— Ходят слухи в наших журналистских кругах, — туманно пробормотала я.

— Уж не моя ли жена их распускает? — улыбнулся Женя.

Почувствовав, что дело все же сдвинулось с мертвой точки, я решила ковать железо, пока горячо.

— Представь, как сразу изменилась бы наша жизнь, — шептала я, точно кто-то мог меня подслушать. Не выдержала все-таки, хотя и дала слово больше эту тему не поднимать. — Тебе больше никто не станет угрожать, брать за горло, ставить на счетчик… Я не буду говорить Костику или Ахмету, что тебя нет дома, и слушать угрозы в твой адрес…

— Подумаешь, угрозы! — фыркнул он. — Все это рассчитано на слабака. Они надеются, что я испугаюсь и сложу лапки… И продам свою базу за бесценок. Знаешь, сколько желающих у нас навариться за чужой счет?

— Все-таки это опасно — не иметь никакой защиты, — пробормотала я, почувствовав, что мой муж все равно не готов пока расстаться со своей собственностью, даже если ему предложат за нее хорошие деньги.

Это были всего лишь мысли вслух. Он перебирал варианты, особенно ни на одном не останавливаясь.

— Считаешь, что эти парни вовсе не опасны?

— Опасны, еще как…

Я опять испугалась. Да что же это мой муж так легкомыслен! Неужели он не думает о нас с сыном, а всего лишь по-мальчишески дразнит бандитов, без которых более-менее серьезный бизнес не обходится, как киты без рыб-прилипал?!

— Неужели они и Забалуеву угрожают? — вдруг вырвалось у меня.

Женя снисходительно рассмеялся.

— Забалуев — тот самый слон, который не станет обращать внимание на всяких там подзаборных мосек. Знаешь, кто у него в дружбанах?

— Кто? — спросила я, впрочем, уже сама догадываясь.

— Витя-боксер!

Витя со скромной фамилией Бабушкин в свое время занимался боксом, выполнил норму мастера спорта и занял второе место на краевых соревнованиях по боксу среди юниоров.

Вернувшись из армии, бокс он забросил, а стал заниматься совсем другими видами спорта, как то: проникновение в жилище через форточки и плохо запертые двери, лазание по пожарной лестнице, бег по пересеченной местности в гонке преследования, а также стал проявлять иные способности в криминальных забавах.

Какие отношения связывали его с Забалуевым, никто не знал. Возможно, когда-то сойдясь в чьей-нибудь компании или на полосе препятствий, они заключили между собой пакт о ненападении. Или объединились в союз, к примеру, любителей зеленых насаждений, радетелей чистоты города. Как бы то ни было, имена Забалуева и Вити-боксера часто произносили вместе, и когда те или иные неприятности для каждого из них благополучно разрешались, горожане почему-то были уверены, что одному из них в этом помог другой.

С некоторых пор мне неприятно было думать о том, что Забалуева связывает с Витей какое-то преступление, хотя, казалось бы, есть ли мне до этого дело? Не о чем мне больше думать, что ли? Пусть его жена о нем волнуется!

— Надеюсь, тебя с Витей-боксером ничего не связывает, — нервно хохотнула я.

— Надейся, — в тон мне ответил супруг.

Такого прежде никогда между нами не было. Чтобы после секса наши отношения потеплели лишь на несколько минут…

Обычно, обнявшись, мы засыпали или говорили о чем-нибудь, не размыкая объятий, и наши мнения на любой предмет или событие совпадали до мелочей. Теперь же мы подшучивали друг над другом с примесью ехидства, спорили и даже раздражались.

Но я была по-прежнему уверена, что Женя о моей измене не догадывается, тогда что же разрушает наши такие гармоничные прежде отношения?

А что, если ему по-прежнему угрожает опасность? Вряд ли Забалуев так уж вникал в бизнес Жени. Он убрал раздражение поверхностное, а настоящая «болезнь» затаилась глубоко внутри…

От нехорошего предчувствия мне стало зябко, но мой муж опять ничего не почувствовал, хотя в другое время он сразу заметил бы, что мое тело сотрясает дрожь.

Я вдруг подумала, что счастье и покой нельзя купить ценой предательства, в какой бы форме оно ни проявлялось. Но что мне оставалось делать? Разве это была не единственная возможность спасти мужа, а с ним и наш брак?

Рассуждая таким образом, я понимала, что в этой правильной на вид философии имеется все же некое слабое звено, но старалась о нем не думать. Что сделано, то сделано.

У кровати она остановилась, все еще будто сомнамбула, и, встряхнувшись, сказала:

— Я не хочу.

— Хочешь, — настойчиво сказал Игорь, толкая ее в сторону кровати.

— Не хочу! — выкрикнула Галя, сбрасывая руку, которой он взял ее за грудь.

Игорь развернул ее лицом к себе и, глядя на нее в упор, стал снимать с Гали колготки. Но, увидев, как ее глаза наполняются слезами, просто толкнул на кровать, содрал их — Галя слышала, как они рвутся, — и, уже без всякой там нежности и прелюдии, просто навалился на нее, с силой разводя ноги.

— С вами помогает только один разговор! — зло пробурчал он.

Это ее не просто обидело, — оскорбило! Во-первых, Галя никогда не считала, будто сексом можно решать все проблемы. И вообще ее не тянуло им заниматься — она обычно уступала желаниям мужчины. Разве что с Сережей у нее получилось наоборот.

И после того, как Игорь содрал с нее одежду, Галя продолжала сопротивляться, но все равно не смогла его одолеть — слишком неравными были силы.

Хотела ли она секса с Игорем? Нет, не хотела. И сопротивлялась она не из кокетства или там из принципа, а оттого, что он обращался с ней как продажной девкой. Не обращая внимания на ее чувства и желания.

Да, она сдалась. Скорее от усталости. Глупо получалось — эта их борьба могла бы рассмешить человека, знакомого с их прежними отношениями.

Если бы он поступил как-то по-другому, что-то прошептал, поцеловал-погладил, она бы сдалась без борьбы. В ней еще свежи были воспоминания. Но Игорь предпочел силу. Однако так Галю нельзя было сломить — только ожесточить.

Потому и секс между ними получился односторонний. Галя в нем не участвовала. Своими чувствами. И не испытала никаких приятных ощущений, хотя она слышала, будто некоторые женщины получают от насилия удовольствие.