Центурия за центурией, легион за легионом шагали мимо консула, вселяя своим грозным шагом уверенность в победу. Разве смогут толпы трусливых и падких до золота наемников устоять перед воинами лучшими из лучших, прославленными на весь мир! Он, Фламиний, разобьет Пунийца и приведет его в цепях на Капитолий. И римский народ будет славить своего любимца, а чванливые сенаторы, скрепив сердце, вынуждены будут украсить его чело венком триумфатора!

Гай Фламиний был честолюбивым человеком, по мнению многих слишком честолюбивым. Как будто честолюбие может быть чрезмерным! Фламиний ставил это честолюбие себе в заслугу, ведь не будь его, кто знал бы о Гае Фламиний, человеке низкого происхождения, чей отец торговал мульсом на рынке. Гаю было назначено наследовать отцовское дело, но юношу вовсе не прельщала карьера виноторговца. Он начал брать уроки ораторского мастерства и вскоре достиг в этом деле немалых успехов. Научившись изысканно вести речь, Гай стал выступать в защиту сирых людей, презрительно именуемых плебсом. И ремесленники, торгаши и крестьяне быстро оценили усердие новоявленного Демосфена. В двадцать с небольшим Фламиний был избран трибуном. О, эта безмерная власть, перед которой склоняют голову даже консулы! Мечта молодых честолюбцев. Гай был первым среди них и самым решительным. Он оправдал доверие избирателей, потребовав разделить между неимущими земли, захваченные у галлов. И пусть его предложение сенат с гневом отверг но благодарный народ не забыл усердие Гая. Спустя десять лет Фламиний, благодаря поддержке квиритов, достиг почти невозможного. Многие ли плебеи, да еще из самых низов, могли похвалиться тем, что удостоились звания консула? Да почти никто! Гай Фламиний был удостоен сей чести.

Год его консульства запомнился многими великими деяниями. Вопреки воле сената, Гай совершил поход против галлов и наголову разгромил их. Он построил цирк, великолепную дорогу, которая войдет в анналы под именем Фламиниевой. Все это позволило Гаю Фламинию войти в число популярнейших граждан Рима. Теперь, в минуту опасности, когда бездарные полководцы, поставленные сенатом, были биты Пунийцем, народ вспомнил о своем любимце Фламиний и криком потребовал, чтоб власть над войском была дана победоносному генералу, усмирившему северных варваров. Гай с достоинством принял назначение, принявшись готовить войско.

Все было против него. Сенаторы пытались задержать вновь избранного консула судебными тяжбами — ему даже пришлось покинуть Рим тайком, не совершив ауспиций. Отовсюду приходили известия о зловещих знамениях: в Пренесте с неба падали раскаленные камни, священный источник в Цере покрылся кровавыми пятнами, в Капене средь бела дня взошли на небо две луны. Авгуры предрекали страшную катастрофу, но Гай знал, с чьего голоса они поют.

— Мое назначение неугодно сенату, так я плевал на сенат!

Консул не стал придавать значения и еще двум дурным предзнаменованиям. Когда войско выступало из Арремия, под Гаем внезапно взбрыкнула молодая кобыла. Не ожидавший подвоха консул — всадник не самый умелый — не удержался в седле и мешком свалился на землю. Доморощенные калхасы[12] тут же заголосили, что боги предвещают беду. Вдобавок знаменосец никак не мог вырвать глубоко ушедшее в землю древко орла. Консул гневно обрушился на него:

— Если страх, сковавший твои руки, не дает выдернуть знамя, так возьми лопату и выкопай его!

Естественно, после подобного окрика древко моментально оказалось свободным, а прорицатели благоразумно заткнулись.

Преодолев все препоны, Гай собрал войско и вывел его навстречу Пунийцу, разбойничавшему на Кортонской равнине. Тот обманул римлян, уклонившись от битвы, чем привел консула в ярость. Конечно, ярость — плохой помощник, но лишь если не подкреплена силою и здравым смыслом. Гай Фламиний ощущал себя расчетливым и сильным. Он не сомневался в успехе, приказав погрузить на возы цепи и кандалы для плененных пунов. Не сегодня-завтра должна состояться встреча. Будет кровавая битва, и он непременно одержит победу.

Мимо холма шагали, бряцая доспехами, триарии второго легиона. Консул поднял руку, приветствуя их. Квириты радостным криком воздавали хвалу своему полководцу. Консул всматривался в раскрасневшие лица, чувствуя, как теплеет в заледенелой на ветру груди. Гай знал, что любим солдатами. Ведь он не утомлял их долгими маршами, он следовал тактике победителя — найди врага и в решительном бою уничтожь его! Одна кровавая битва достойна десятка хитрых маневров. Храбрец всегда одолеет труса, к каким бы хитростям тот не прибегал.

В тумане появились очертания скачущего всадника, вскоре обретшие телесность. Фламиний признал одного из декурионов. Неумело дергая поводья, всадник остановил разгоряченного жеребца и доложил:

— Консул, передние манипулы наткнулись на войско Пунийца!

— Хорошо! — Фламиний усмехнулся, демонстрируя свое удовольствие от услышанного, и приказал:

— Без моего приказа битву не начинать!

Гонец бросился исполнять поручение. Консул выждал еще немного и тронул коня, направляя его вниз, к дороге. Следом поскакали ликторы и тридцать отборных всадников. Перед мутной полосой тумана лошадь Фламиний заартачилась, не желая ступать в неизвестность. Тогда он хлестнул ее плетью, еще раз напоминая о том, что любая тварь должна повиноваться воле хозяина. Повиноваться! Через мгновение белесая взвесь окутала всадника.

Туман совершенно поглощал дорогу — в таком молоке нетрудно сбиться с пути. Но равнина была слишком узка, чтобы воины могли здесь заплутать. Через двадцать шагов по левую руку виднелись смутные очертания скал, справа глухо дышало озеро.

Фламиний не спешил. Он намеревался собрать все свое войско и лишь потом дать сражение. Если же Пуниец попытается уклониться от битвы, римляне будут преследовать врага и разгромят его.

События развивались в точности так, как желал того консул. Все было великолепно. Мешал лишь туман. Он мешал осмотреться и оценить расположение неприятеля. Непроницаемая мутная стена угнетала. В глубине души ворочался червячок опасения, что за это стеной прячутся вражеские воины. Могут ведь прятаться! Но консул гнал черные мысли прочь. Ведь не мог же Пуниец, еще накануне грабивший дальние усадьбы и городки, успеть подготовить ловушку для римского войска.

— Не мог!

С этими словами Гай Фламиний решительно погнал коня. Увы, он не знал, что враг уже с вечера занял скалы отрядами воинов. Фламиний не знал, что ведет армию в западню, что выход из долины перегорожен отрядами галлов и балеарцев, а у входа, где еще шли, растянувшись колонной, легионеры, затаился отряд всадников. Он играл вслепую с умным и расчетливым противником, и его партия была изначально проиграна.

Враги напали в тот миг, когда замыкавшие походную колонну велиты оказались напротив взгорка, где еще недавно стоял римский консул. Всадники-нумидийцы выскочили из-за соседнего холма и обрушились на римскую пехоту. Не ожидавшие нападения легионеры не успели развернуться в боевой порядок и были смяты первым же натиском. Немногие, самые отважные, пали на месте, сраженные дротиками и стрелами, прочие бросились врассыпную. Одни искали спасения в холмах, другие бежали в лощину, стремясь соединиться с товарищами. Ловкие, облаченные в бурнусы всадники преследовали и тех, и других. Излюбленное оружие нумидийца — дротик, каким тот владеет в совершенстве, поражая врага за сорок и боле шагов. Когда все пять дротиков находят цель, всадник выхватывает легкий, хищно изогнутый меч, идеальное оружие для рубящего удара. Резко, с потягом на себя — и очередной легионер падает в траву с разрубленной головой. Клинки обагрились кровью…

Едва только над кортонскими холмами разнесся боевой клич нумидийцев, римляне были атакованы еще с двух сторон. В лоб передовому, уже почти развернувшемуся легиону ударили галлы и балеарские пращники. Последние нанесли немалый урон гастатам, прежде чем были оттеснены подоспевшими велитами и всадниками. Затем в бой вступили галлы — все, как один, обнаженные до пояса с тем чтоб испугать врага могучим телосложением. Как обычно, первый натиск их был страшен. Длинные, закругленные на конце клинки с лязгом обрушивались на щиты и шлемы, заставив гастатов попятиться. Тогда на помощь передовым манипулам пришли принцепсы. С ходу швыряя во врагов пилумы, воины врезались в неприятельский строй. Галлы на мгновение дрогнули, но устояли. Завязалась ожесточенная битва, исход которой предстояло решить триариям.