— Понятно. Вы ждете войну и не намерены вступать ни на чьей стороне, но опасаетесь, что мимо Вас война не пройдет.

— Именно так, Ваша светлость, — вздохнул Джакомо, — когда одна из сторон поймет, что город придется оставить, она на прощание решит ограбить контролируемые ей кварталы. Сверх того, даже если война все-таки пройдет мимо меня, то мародеры точно не пройдут. Грабить город обычно выгоднее, чем защищать его от грабителей. Половина участников турнира — всякие наемники и кондотьеры. Обе стороны будут нанимать себе подкрепления, но некоторые из наших гостей предпочтут просто мародерствовать без всяких обязательств. Для полноты картины надо еще учесть обыкновенных бандитов, которых у нас и так по попустительству Альфиери слишком много, а к турниру стало еще больше.

— И Вы почему-то хотите нанять именно меня. У меня осталось всего полтора десятка швейцарцев.

— У меня еще тридцать солдат, — добавил Фридрих. Макс посмотрел на него с благодарностью.

— Простите мне мою прямоту, — ответил Джакомо, — но Вы точно не будете вступать в коалиции ни с Альфиери, ни с Вашими земляками, ни с организованной преступностью. Для Сфорца ваши сорок пять бойцов не представляют интереса.

— А Вам этого хватит?

— С Божьей помощью. У нас есть и свои люди. Опаснее ошибиться и нанять тех, кто потом предаст. Беретесь? По восемь императорских гульденов за каждого алебардьера, двенадцать за всадника и двадцать за рыцаря.

Подъехав к воротам улицы Богачей, Макс увидел очень знакомую картину. По бокам улицы какие-то люди устанавливали бочки. Перед воротами ждала своей очереди на въезд телега с большим ящиком ржавых 'чесноков'. Посередине улицы плотники под руководством машущего руками Франца приколачивали к простой телеге деревянные щиты с бойницами, пытаясь, по-видимому, изобразить немецкий боевой воз для постройки вагенбурга. Между 'боевым возом' и воротами, задрав голову, что-то кричал по-итальянски крупный мужик с суровой физиономией. Мужика Макс безошибочно определил, как бывалого сержанта. Эта братия во всех армиях одинакова — всегда недовольные и всегда орут.

Макс поднял голову и обнаружил на крышах и в окнах стрелков с арбалетами и аркебузами. По очередной команде стрелки встали и перешли на крышу следующего дома. Эта картина была ему очень хорошо знакома, так что он совсем не удивился, когда рядом с сержантом появилась Марта. Почему-то на Марте было надето вчерашнее платье Виолетты.

— Добрый день, Ваша Светлость! — Марта жизнерадостно улыбалась, как будто всю ночь занималась любовью вместо того, чтобы выполнить важное задание.

— Для кого-то он слишком добрый, — Макс спешился, взял Марту за локоть и отвел в сторону. Фридрих проехал дальше. Сержант отпустил стрелков и переключился на инструктаж нового отряда.

— Почему на тебе платье Виолетты? Ваше задание, кажется, состояло не в мародерстве.

— Мы немного ошиблись, он был так похож! — опустила глаза Марта. Макс оглянулся по сторонам, он не хотел, разговаривать на эту тему при посторонних. Марта тоже оглянулась по сторонам, поблизости никого не было.

— Зато мы поссорили его с графиней и с герром Сфорца, — добавила Марта.

Макс чуть не упал. Какие чудеса дипломатии проявили за одну ночь 'Фрау Профос' и маленький швейцарец, чтобы графиня отказалась от наследства, граф ушел в монастырь, а тишайший Никколо Сфорца воспылал ненавистью к Альфиери? И почему Альфиери до сих пор ничего не сделал? Городские ворота только что были открыты.

— Что ты тут делаешь? И где моя жена?

— Утром я доложила все Ее Светлости, она поговорила с местными воротилами и осталась здесь руководить обороной, а местные отправили гонца к Нанни, который уже уехал на турнир.

Палаццо Нанни находилось на изгибе улицы, на вогнутой стороне. С балкона второго этажа улица просматривалась в обе стороны от ворот и до ворот, в сторону больших ворот было заметно ближе. На повороте улица расширялась, образуя площадь шириной аж в три телеги.

Марта повела Макса в штаб, который, как и следовало ожидать, располагался у Джакомо. Подходя к палаццо, они встретили Ауреллу Фальконе, садившуюся в паланкин. Макс не сразу понял, кто прячется в такую жару под плащом и капюшоном, но узнал изящную руку, украшенную знакомым браслетом.

— Добрый день, Ваша светлость, — любезно поприветствовал ее Макс.

Марта прыгнула в сторону и спряталась за открытую дверь.

— Добрый день, мой Геркулес, — шепотом ответила графиня, прижимая палец к губам, — я сейчас занята, но ночью мы обязательно встретимся.

Шарлотта сидела за столиком на балконе и инструктировала троих местных нобилей. Перед ней лежал аккуратно начерченный план улицы.

— Здравствуй, дорогой! Сколько у нас теперь есть солдат?

— Семнадцать, считая Франца, у меня и двадцать восемь у Фридриха.

— Уже лучше. Здесь набралось около сорока более-менее профессиональных охранников и можем вооружить с полсотни местных жителей и их слуг.

— Но с кем ты собираешься воевать?

— С кем угодно. Пожалуй, кроме Сфорца.

— Почему?

— Почему кроме Сфорца? В первую очередь потому, что он не доживет до вечера. Ему повезло, что Альфиери задержался, может быть, он успеет войти в город…

— Успеет, — перебил ее Макс. Когда мы покидали лагерь, первый отряд Сфорца был готов выехать. Там у него только конница. Когда мы проезжали через город, нигде не было и следа военных приготовлений. Я думаю, ворота уже под контролем Сфорца.

— Сколько у него солдат? — заинтересованно спросила Шарлотта.

— В первом отряде несколько десятков всадников. В лагере еще пехоты полторы сотни, но это очень неоднородные полторы сотни. И я думаю, он еще кого-нибудь наймет.

— У Альфиери около трех сотен городской стражи. У Бурмайера, раз уж он здесь, не меньше двух сотен одной только пехоты и пары десятков рыцарей. И они все знают город и готовы к уличным боям. Никколо сделал очень большую ошибку. Ему надо было собирать всех и уходить, а потом вернуться с настоящей армией.

— Но это территория Венеции, а Сфорца — миланцы. Дож встанет на сторону Альфиери.

— В Милане французская армия, а герцог Максимилиан, глава семьи, сидит во французской тюрьме. Так что, во-первых, не такие уж они и миланцы, а во-вторых, авторитет семьи Сфорца все равно перевешивает авторитет одинокого кондотьера Альфиери, потому что Сфорца могут сделать дожу более выгодное предложение.

— Хорошо, — согласился Макс, — допустим, со Сфорца нам воевать не придется. Верю, что он проиграет. Не пойму одного, почему вдруг на ровном месте начинается война. У итальянцев вроде бы война это бизнес, и договариваться по-хорошему иногда выгоднее, чем сражаться. Переговоров еще не было и быть не могло, Никколо все утро был на турнире, а Альфиери в городе. Как я понимаю, граф никого не предупреждал, что уйдет в монастырь. Они успели поругаться заранее?

— Ты угадал. Сегодня утром, благодаря Марте и Францу, Никколо узнал, что его молодая жена — любовница Альфиери.

Макс удивленно поднял бровь.

— Марта и Франц решили, что надо убить Альфиери морально, а не физически? Или они настолько прониклись местными традициями, что предпочитают убивать чужими руками?

Шарлотта рассмеялась.

— Нет, дорогой. Они прониклись духом Безумного Патера. Развернулись во дворце, как два слона в посудной лавке, и ушли, не задумываясь о последствиях.

— Это как?

— Разбили несколько сердец и одно большое венецианское зеркало. Убили у всех на виду любовника графини за то, что он был похож на Альфиери. Изнасиловали Виолетту. Чуть не застрелили саму графиню. Заставили Альфиери среди бела дня продефилировать по дворцу в нижнем белье. Выставили Никколо Сфорца рогоносцем и навсегда поссорили его с Альфиери. Вынудили графиню отказаться от наследства. Все участники событий пытались скрыть свои утренние дела от графа, чем его очень огорчили.

Макс изобразил аплодисменты.