— Чтоб я еще раз с тобой связался! — Ротемауль положил руку на рукоять катцбальгера.

— В прошлый раз мог бы и не связываться, я бы не обиделся, — Франц, за неимением меча, положил руку на рукоять баселарда.

— Ты там не видел нового начальника охраны? Я его давно уже жду.

— Видел. В зеркале.

— Что? — Ротемауль медленно потянул меч из ножен.

— Вот. Настоящих специалистов везде ценят, — гордо сказал Франц, вытаскивая кинжал.

— Как удачно получилось, что вас всех перебили, а тебя оставили, — вербовщик направил меч на Франца.

— Главная неприятность в том, что ты жив, или в том, что у тебя хватает денег, чтобы отказываться от работы? — Франц поднял левой рукой табуретку и выставил ее перед собой вместо щита, — Перед тем, как сдохнешь, скажи, как ты выбрался из того колодца?

— Сначала я не утонул, потому что там воды было всего по грудь. Потом прибежали крестьяне тушить пожар, сбросили ведро в колодец и меня вытащили, — Ротемауль взял другую табуретку, ударом ноги отбросил стол к стене и переместился, заняв позицию между Францем, лестницей и дверью.

— Швейцарцев мне не надо. Найми ландскнехтов. Из тех, что привел Бурмайер. У них сейчас денежек негусто, — сказал Франц, отступая на безопасное расстояние.

— Размечтался, — Ротемауль сократил дистанцию, оттесняя швейцарца в угол.

— Ты неблагодарная красномордая свинья, — Франц поставил табуретку и демонстративно сел, — я специально поджег замок, чтобы привлечь внимание к колодцу.

— Врешь!

— А вот и не вру, — Франц вбросил кинжал в ножны, — как бы еще я кого-то убедил пойти в замок, заглянуть в колодец и вытащить оттуда неблагодарную красномордую свинью? Еще и бесплатно. Так что давай поговорим о деле, пока ты моей милостью еще жив.

Франц повернул голову в сторону лестницы. Ротемауль осторожно взглянул через плечо. На третьей ступеньке стояла Марта с пистолетом.

— Ну, давай поговорим, — Ротемауль убрал меч и сел на свою табуретку.

Его светлость Максимилиан де Круа проснулся на широкой кровати в гостевой комнате Джакомо. Ниже колена противно ныла кость, как от холода. Ступня не ощущалась совсем. Даже пальцами не пошевелить.

За открытым окном по звукам угадывалась середина дня. Рядом с кроватью стояли любимая Шарлотта с заплаканными глазами, Джакомо Нанни с неопределенным выражением лица и одетый врачом Антонио Бонакорси с сияющей физиономией.

— Позвольте представиться, Антонио Бонакорси, дипломированный врач! — отрекомендовался экс-лейтенант городской стражи, едва Макс открыл глаза.

'Странно' - подумал Макс, — 'Если доктор радуется, значит, я в порядке. Тогда почему Лотти плачет?'

— Что-то я ногу совсем не чувствую, — обратился Макс к Бонакорси.

— Ну и слава Богу! — радостно ответил тот, — Вам было бы очень неприятно ее чувствовать. Она, знаете ли, лежит в холодной земле, и ее едят черви.

— Да? И почему тогда у тебя такая довольная морда?

— Потому что Вы будете жить, мессир, и Ваша рана очень быстро заживает. А ногу отрезал не я, пусть совесть мучает того баварского коновала. Он, конечно, говорил, что вам ногу почти отрубили, но я думаю, что Вы такой здоровый, что ему все-таки следовало наложить шину, а не резать.

— Где этот негодяй? Я ему самому ноги повыдергиваю! — взревел Макс.

— А где бы Вы были на его месте, будь у Вас фора в четырнадцать часов? — хмыкнул доктор.

— Черт с ним. Когда я смогу ходить?

— Я Вас охотно порадую. Меньше, чем через неделю, Вы встанете на ноги. То есть, на ногу.

— Еще раз ляпнешь что-нибудь подобное, я тебе самому ноги оторву! — разозлился Макс.

— И вывесите на соседней площади?

Макс бросил в весельчака подушкой и даже попал. Доктор повалился навзничь.

— Шарлотта, убери этого паяца. Что он вообще такой довольный?

Бонакорси со своей неуместной улыбкой убрался. Шарлотта ответила на вопрос.

— Чем быстрее ты выздоровеешь, тем больше денег он получит. А если бы ты умер, он бы не получил ничего.

— Какие еще у нас новости?

— Торговый дом Нанни полностью расплатился.

— Оно того стоило? — кисло спросил Макс, кивая на ногу, — Похоже, я исчерпал запас удачи на несколько лет вперед.

— Но ты потратил его не впустую. Старых врагов у нас не осталось.

— Куда же они вдруг подевались? Я точно помню, что убил только Шарля-Луи и Грегуара Бурмайера.

— Бастард Бранденбургский погиб в тот же вечер на турнире. Явный несчастный случай.

— Туда ему и дорога. Это он убил моего отца.

— Когда ты узнал? — удивилась Шарлотта, — почему ты раньше мне не сказал?

— Вчера вечером, — ответил Макс.

Джакомо вспомнил беседу, предшествовавшую заключению контракта, и мысленно перекрестился. Если некто связан со всеми городскими происшествиями, при желании это можно приписать чьим-то интригам. То, что он в огне не горит и в воде не тонет, можно отнести на счет удачи. Но человек, который в одиночку сдерживает армию больше часа (от 'турнира через стол' до последнего поединка), уже заслуживает уважения, невзирая на молодость. А уж человек, который, будучи тяжело раненым и находясь в плену, за время между получением раны и потерей сознания успевает получить информацию и спланировать идеальное убийство чужими руками, заслуживает, чтобы его не только уважали, но и боялись.

— Альфиери вчера повесили за убийство епископа, продолжила Шарлотта.

— Вот как! — Макс удивленно приподнялся, — кто?

— Графиня Аурелла.

— Она же отказалась от наследства.

— Вчера утром. А вчера вечером почтенное общество с удивлением узнало, что она захватила город в свою личную собственность.

— Никто не возражал?

— Единственный претендент — Виолетта. Переиграть матушку ей пока не по силам.

— А дальние родственники?

— Сантальберти разжалован из рыцарей и лишен всех прав.

— Из-за покушения на меня?

— Нет, но в связи с ним.

Джакомо отметил, что 'враг общества', каковую репутацию имел Макс на начало турнира, через четыре дня превратился в достойного рыцаря, которого то самое общество не дает в обиду.

Макс задумчиво загнул несколько пальцев, по-видимому, пересчитывая врагов.

— Остался твой дядюшка де Креси, старый негодяй.

— Сегодня утром его нашли мертвым на соборной площади, — ответила Шарлотта, — Говорят, что люди из братства святого Марка поймали разбойника, который устроил резню в зале братства. Почему-то не говорят точно, сколько человек разбойники там убили, говорят, что много, если марковы братья так рассердились. Этот разбойник вывел их на де Креси, и де Креси сначала исчез между городскими воротами и турнирным лагерем, а потом появился на площади уже мертвым.

Джакомо точно знал, что от разбойников пострадал только один человек. Швейцарец, которого вчера похоронили как рыцаря. Зато этот великий и ужасный один человек, пожилой мужик с брюшком, работавший поваром в монастыре, убил тупым тренировочным оружием и голыми руками одиннадцать разбойников и еще двадцать шесть покалечил. И тут Джакомо понял, что на самом деле разбойники напали не на одного, а на двоих, и вторым был Максимилиан де Круа.

— Сеньор Нанни! — осторожно обратился к Джакомо какой-то слуга, — к Вам Ее светлость графиня Фальконе.

— Прошу прошения, — Джакомо поклонился супругам де Круа и быстро, насколько позволял проколотый бок, направился за слугой.

Дверь за финансистом не закрылась, вместо него появились Марта и Франц.

— Как Ваше здоровье, Ваша светлость? — спросила Марта.

— Лучше не спрашивай, — кисло ответил Макс, шевельнув под одеялом левой ногой.

Марта снова обратила внимание, что часть ноги отсутствует, и вздрогнула. Конечно, нога за ночь не выросла, но привыкнуть к такому непросто.

Шарлотта заметила на безымянном пальце Марты кольцо и сразу поинтересовалась:

— Марта, ты, случайно, не замуж собираешься?

— Я тысячу раз говорила, а вы не верили, — гордо ответила Марта, скосив глаза на Франца, — Приличный мужчина посватался ко мне, и я приняла предложение.