Что касается моего папочки – он не женился на Голубевой. Его ангел улетел. Я позвонила ей. Трубку взяла ее бабушка, я взволнованным голосом попросила бывшую одноклассницу к телефону. Затем назначила встречу в дешевом кафе. Долго мы говорили с Маринкой: пили водку, а я все плакала и рассказывала о грязных домогательствах моего отца, как он лишил меня невинности и мы с ним жили как муж и жена во время отсутствия Майи. Эта дура даже не догадалась поговорить с ним! Она поверила в мои страшные истории и исчезла навсегда из нашего дома! Разве это любовь? Если бы любила, была бы рядом!

Я спасла отца от жадной Голубевой!

Мои мысли кричали на обрывке бумажки:

Когда она сбежала, папа, конечно, тут же понял: это его вина и решил испить вина. Да так увлекся, что у него расщепилась печень. Он болел и страдал. Он сгорел быстро. Бедный! Он приходил ко мне в больницу еще пару раз. Мы почти не разговаривали. Молча сидели и улыбались друг другу, будто просили за все прощения. Я видела, что он угасает, но гнала мысли о его смерти. Когда стопы угасающего человека направлены в ворота смерти, мы уже не в состоянии что-то изменить. Приходится мириться. И молиться.

Для папы я вывела следующее:

И все-таки я подписала бумагу, принесенную дочерью Максима, и согласилась на содержание! Наверное, тот поцелуй подействовал, она вместе со слюной впрыснула в меня вакцину совести. Да и в деньгах я нуждалась – пришлось уйти с работы. Коллеги откуда-то узнали о том, что я любовница руководителя. Они и раньше понимали – в фирму я попала не просто так, но предполагали, будто я родственница начальника. Меня игнорировали. Я стала для них пустым местом, словно вернулась в чудесные школьные годы. Только в те далекие времена у меня была поддержка – Фродя. И папа…

С Максом мы расстались согласно договору с его юридически подкованной дочерью, спасающей мать. Он очень хотел втиснуться обратно в мою жизнь. Меня даже заводило его отчаянное нежелание отступать. Я рассказала ему историю о первом визите прекрасной Анжелики, маркизы законов. Он был в ярости. Мы снова начали встречаться. Но с предельной осторожностью. О любви, естественно, речи не шло. Так, здоровья ради. Было что-то в этом… Я ощущала себя героиней кино. Тайные визиты, съемная квартира для плотских утех на окраине города … Я щадила его супругу. А однажды пришла к ней в больницу. Надела белый халат и притворилась медсестрой. Когда я вошла в палату, то увидела толстую замученную корову, которая потеряла вкус к жизни и интерес ко всему окружающему. От нее пахло чемто, даже не знаю… отсутствием жизни… Это была не та дама, с которой Максим пришел когда-то в ресторан: красивая крашеная блондинка, следящая за своей внешностью и, по всей видимости, отчаянно пытающаяся сохранить ускользающую молодость за счет толстосума-Макса. Женщина из ресторана была предыдущей его любовницей. Как раз передо мной. А может и параллельно со мной. Щедрый Макс мог согревать нескольких разом, в конце концов, это ему позволяло делать и физическое состояние, и материальное! А его дочечка платила мне денежки за жизнь своей мамочки. На листочках, безжалостно выдранных из блокнота, красовались записи:

Эти записки были написаны до моего звонка Максу. Они с Анжеликой вытащили меня из клиники. Я могла бы стать овощем в психушке, но мой бывший любовник и его дочь адвокат храбро сражались за меня в суде. Пристанище души моей одинокой – квартира, в которой я все же была счастлива – осталась у меня. Детективная история про добренького доктора-мошенника Павла Ивановича закончилась не в пользу последнего. Говорят, он был закоренелый аферист и оттяпал не одну квартиру у своих подопечных, за что был привлечен к уголовной ответственности. Он умер от сердечного приступа, услышав приговор на суде.

Эдик… так и не уехал в Германию… Он умер. Разбился на машине в тот вечер, когда приперся к нам пьяный. Он выехал на встречку и… конец мечтам и надеждам! Я узнала о его смерти случайно, позвонив ему домой. Трубку взяла женщина, представилась его мамой. Голос ее был бесцветен, видимо, утрата выпила из нее жизненные силы. Я вспомнила наш последний разговор на диване, когда он предположил, что умрет молодым. Он почувствовал, что уйдет. Мое расколотое сердце разлетелось на мелкие кусочки. Все перевернулось в ту минуту, когда я узнала, что его больше нет…

И открылись глаза… и узрела она… и полетели маски, а потом головы с плеччччч…Что это: слабость или стечение обстоятельств?

Смешная лохматая собачка, которую когда-то завели ради забавы, выросла в злобную псину и стала не нужна. Благо у нее есть острые зубки, с помощью которых она не позволит сделать из нее начинку для шаурмы! КС! – так зовут это животное, мечтающее быть нужным и полезным. А взамен много ли надо: доброе слово да миска какой-нибудь приличной еды с хозяйского стола. Почему мне нет нигде места? Почему я не вписываюсь в эту псевдоблагополучную картину? Почему я ничего не чувствую? Почему? Как страшно, когда тебя не любят, точнее, когда ты этого совсем не ощущаешь. Совсем… И воздух из дырочки: «сссссссс»… Невыносимо! Я кое-что поняла, одну очень важную вещь: жизнь – это танец, танец одиночества. Мы танцуем в одиночестве… Каждый из нас… один… на большом земном шаре…

Последняя запись на маленьком клочке бумаги, которую я спрячу в безголовом мишке: