По дороге по большей части молчали. Саша гнал на впечатляющей скорости, не обращая внимания на гололед. При подъезде к моему дому заметил, что потом мне придется посидеть у него, пока он не переделает кое-какие дела в городе, так как он сможет отвезти меня назад на дачу только вечером.

— У меня тоже есть дела в городе, — заметила я.

— Какие? — взорвался Саша. — Знаю я, чем твои дела заканчиваются! Черт побери, когда ты научишься делать то, что тебе сказано?!

— Давай договоримся о месте и времени встречи, — невозмутимо предложила я.

Саша еще немного поорал, но в конце концов вынужден был согласиться с моим предложением. Я же заявила (после чего милый друг чуть не врезал мне), что намерена съездить навестить Иру, жену отца, и сказала, на каком перекрестке меня забрать.

— Чтобы в шесть стояла там, как штык, — прошипел Саша, заканчивая обсуждение.

В моей квартире в самом деле пахло какими-то химикатами. Как только мы вошли, Саша открыл оба окна — в комнате и на кухне, так что мы не снимали верхнюю одежду.

Во-первых, мне было любопытно. Я не могла поверить, что два здоровенных тела могут просто быть уничтожены какими-то химикатами. Как оказалось, могут. Только в ванне я нашла несколько волосков… Ее вымыли, сказал Саша, а потом показал мне на банку с каким-то раствором, стоявшую внизу. Этой банки у меня раньше не было. Когда вернешься, обязательно снова обработай ванну этим раствором, велел Саша. Хотя ее уже обрабатывали дважды, но лучше перестраховаться. А потом пару раз тщательно вымой горячей водой с мылом.

Вообще у меня появилось желание поменять место жительства. Воображение у меня работает неплохо, так что я могла представить жуткую картину… Не уверена, что сама смогу еще раз влезть в эту ванну. Но сейчас мне, конечно, не до обменов квартир.

Затем я попросила Сашу оставить меня в комнате одну. Он вначале не хотел, даже пришлось топнуть ножкой, после чего он опять буркнул что-то себе под нос, но меня покинул. А я восстановила запасы серной кислоты у себя в сумочке. Надо всегда иметь при себе, как показывает жизненный опыт.

Крикнув Саше, что он может заходить, я поинтересовалась, почему пока не могу тут жить. Из-за отравляющих паров, витающих в воздухе?

— Ты что, дура? — посмотрел он на меня, как на умалишенную.

Я удивленно на него вылупилась.

— Тут же к тебе нужно охрану приставлять на двадцать четыре часа в сутки.

— А на даче у Петра Петровича не нужно?

Саша хохотнул и заметил, что к Багаеву может сунуться только полный идиот, Иса же таковым не является. Я сказала, что охраны там — один Сережа. Это ничего не значит, рявкнул Саша и в очередной раз заметил, что я сую свой нос куда мне не следует и вообще пора научиться выполнять то, что говорят.

— Ладно, поехали, — сказала я.

В машине Саша снова стал само очарование и спросил, что я думаю насчет нашего официального бракосочетания. Я сказала, что размышляю над этим вопросом. Саша пел песню о том, как ему хочется обо мне заботиться, а также рассказывал, что каждый день самолично приезжает в мою квартиру и ее проветривает, чем намерен заниматься и в ближайшие дни. Хотя мне эта жилплощадь не должна понадобиться в обозримом будущем: мы же будем жить у него, не так ли? Я подумаю, опять сказала я.

И что это он воспылал ко мне такой любовью? Где тут собака зарыта? Или целый слон?

Я попросила высадить меня у рынка (чтобы сбить Сашку со следа), заявив, что поймаю тачку к Ириной больнице. Ему же по делам надо ехать? Милый страстно меня поцеловал, сказал, что любит всей душой, и отъехал. Я для виду зашла внутрь рынка, покрутилась там минут пять, вышла и поймала машину, чтобы ехать к дому, где жила до недавнего времени.

Я хотела взглянуть на свое свидетельство о рождении, которое осталось в квартире родителей, как и их свидетельство о браке. Съезжая, я забрала те документы, которые хранились в моей комнате — паспорт, студенческий билет, свидетельство о среднем образовании, а про свидетельство о рождении забыла. Почему-то меня не оставляла мысль о недоношенности. Я думала выяснить, во-первых, через сколько месяцев после свадьбы родителей появилась на свет, а если срок превышает девять месяцев — то, через ЗАГС в котором меня регистрировали, уже искать роддом. Или, по крайней мере, хотела спросить в ЗАГСе, где могу точно выяснить интересующий меня вопрос — может, в архиве, а может, еще где-то. Но начинать я решила с информации, которая есть дома.

Расплатившись с частником у парадного, столкнулась в дверях с соседкой с первого этажа, выводившей на прогулку трехгодовалого мальчика.

— Ой, Ксения, что-то тебя давно не видно! — воскликнула та.

Я сказала, что переехала.

— Ой, а мы все ищем, ищем обмен, но на первый этаж никто не хочет ехать! Ведь у меня Вадик постоянно болеет. И ничего не сделать! Мы же уже линолеум снимали, пол накатывали, но все равно такой холод снизу идет. И какой урод эти дома проектировал? Сама бы собственноручно за ноги вниз головой подвесила. И топят-то теперь отвратительно. Никакие обогреватели не помогают. Чиновников бы этих зажравшихся в мою квартиру запереть этак на месяцок, чтобы подумали, на что средства расходовать!

Соседка ругала чиновников, периодически переключаясь на болезни своего Вадика и регулярные посещения поликлиники, а у меня тем временем в голове зрел новый план действий.

Схожу-ка я в поликлинику. Интересно, вспомнит ли меня Алла Аркадьевна, если она вообще еще осталась нашим детским участковым. Я как раз уточнила у соседки. Работает, сказала она.

Не заходя в квартиру и с трудом улизнув от говорливой дамочки, я пешком направилась в детскую поликлинику, в которой уже не была… не помню точно, сколько лет. Но меня сюда водила мама…

Я разделась в гардеробе и по памяти нашла кабинет Аллы Аркадьевны. Только бы сейчас были часы приема! Перед дверью никто не сидел, и у меня в душе все опустилось. Неужели зря пришла? Ничего, тут же успокоила я себя, выясню, когда Алла Аркадьевна бывает, и приду вовремя. Дура, не сообразила даже конфет купить. Может, и лучше, если ее сейчас нет. Неудобно получается.

Пока я раздумывала, дверь в кабинет отворилась и из него вышла пожилая женщина со взбитыми седыми волосами, вставила ключ в замок и стала поворачивать. И только в этот момент я поняла, что передо мной именно тот человек, которого я ищу. Я не узнала Аллу Аркадьевну в первый момент, я помнила ее моложавой статной женщиной, теперь плечи опустились, она стала меньше ростом (или я воспринимала ее по-другому?), а как постарела…

— Алла Аркадьевна! — окликнула я ее, когда она уже шла по коридору в другую сторону.

Женщина остановилась и обернулась. Прищурилась подслеповатыми глазами.

— Простите?

— Я — Ксения Колобова, — подошла я поближе. — Может, вы меня помните?

— Ксенечка? — Алла Аркадьевна разглядывала меня внимательно. — Да тебя не узнать! Так выросла! Такая красавица! Так хорошо одета!

У меня чуть не вырвалось, что это Аллу Аркадьевну не узнать, да и на мне не было надето ничего особенного. Но ведь недаром столько говорят о плачевном состоянии нашей государственной медицины. Мне-то хотя и довелось на днях побывать в двух больницах, но в платных отделениях, врач же государственной детской поликлиники явно получает немного.

— Алла Аркадьевна, могу я… с вами поговорить?

— Да, конечно, Ксенечка. — Женщина продолжала меня рассматривать. — О чем?

— Простите, но мы не могли бы пройти в кабинет? — предложила я, заметив в другом конце коридора двух женщин в белых халатах, приближающихся к нам.

Алла Аркадьевна кивнула, снова достала ключ, слегка дрожащей рукой вставила в замок, повернула и пропустила меня вперед. В кабинете было прохладно — как и всегда, насколько я помнила. Только в те годы, что я бывала здесь, воздух казался свежим, теперь же — холодным.

Алла Аркадьевна опустилась за свой стол, я села напротив, где всегда сидела моя мама. Врач достала из сумочки очки в старушечьей оправе и нацепила на нос. В моих глазах явно промелькнуло удивление, поэтому Алла Аркадьевна посчитала нужным взяться за объяснения: