— Организовать взрыв, — кивнул дядя Леня. — У Каратиста всякие спецы имеются. Подрывника экстра-класса обеспечил бы. Сам, конечно, не стал бы закладывать взрывчатку. Его никогда ни к какому делу не пришьешь. Кстати, у Сашки твоего всегда была лучшая техника — всех видов. Его разговоры несколько раз пытались записывать — и ни разу запись не получалась. Убить его много раз пытались. Потом Сашенька появлялся со скорбным видом на похоронах пытавшихся, глаза мозолил, чтобы другим стало неповадно. И стало. Сейчас все голову ломают, кто его прихлопнул и куда дел.

Меня интересовало, кто, по мнению дяди Лени, стрелял вчера в Багаева.

— Стрелять мог кто угодно, — сказал дядя Леня. — Заказывал, скорее всего, твой отец.

— Сашке?

— Не думаю… И Сашка обеспечил бы результат, если бы согласился. Фирма гарантирует, так сказать. Но я не думаю, что он согласился бы на Багаева. Сашку с Багаевым связывает… или не связывает… Ксения, я не могу четко выразиться. Сам не знаю. Но считаю, что Сашка не стал бы ничего организовывать против Багаева.

— Он его чем-то держит? Что-то у него на него есть?

— Не знаю. Но им выгодно сотрудничество друг с другом. Они часто друг друга используют, хотя, по-моему, и ненавидят.

— Ну и гадюшник, — покачала головой я. — И как я жила столько времени и ничего этого не знала?

— Тебе крупно повезло. Вернее, везло.

Но мы должны были жить настоящим. И в настоящем меня волновали такие вопросы, которые передо мной не стояли никогда раньше. Я вспомнила встречу с Любой и уточнила, не собирались ли отец с дядей Леней поделить клубы.

— Был разговор, — медленно произнес дядя Леня, а потом резко вскинул голову. По меняющемуся выражению его лица я видела, как он напряженно думает. — А мне как раз полагался «Сфинкс»… Владислав предпочитал «Всадник». Он хотел и «Клеопатру», а мне думал выплатить компенсацию. Я вообще предпочел бы работать в одном клубе, в него бабки вбухивать, усовершенствовать, ну и все такое, а не разрываться между тремя. И я хотел именно «Сфинкс». Ведь, можно сказать, я его создавал, оформлял, а не твой отец. Знаешь, Ксения, мне было очень больно, когда «Сфинкс» взорвался. Лучше бы «Всадник» или «Клеопатра». А тут я словно… потерял своего ребенка… Но до окончательного раздела не дошло.

— И что теперь с клубом? С клубами? — спросила я дядю Леню. — Что лично вы думаете делать?

Во-первых, дядя Леня должен был разобраться, кто же все-таки отдал приказ, все организовал и устроил. Со стопроцентной уверенностью. Собрать доказательства. Выяснить зачем.

— Кому вы собираетесь представлять эти доказательства? В милицию?

— Нет, одному человеку.

— Равилю?

Дядя Леня покачал головой.

— Исе? — спросила я наугад.

Леонид Тарасович дернулся так, словно его ударило током.

— Откуда ты знаешь Ису? — шепотом спросил он. — Ксения…

— Давайте для начала четко определимся, что вы хотите от меня и что намерены дать взамен, — сказала я совсем другим тоном.

— А ты изменилась, Ксения, — вымолвил Леонид Тарасович после секундного молчания. — За месяц ты повзрослела лет на десять.

— Так месяц был соответствующий, — заметила я.

— Ох, Ксения! — вздохнул дядя Леня, качая головой.

Я молча ждала продолжения.

— Итак? — глянула я на него с самым серьезным выражением лица, на которое только была способна.

Дядя Леня решился. Наверное, он впервые посмотрел на меня, как на самом деле взрослую. Месяц назад (и до этого) я была для него ребенком (хотя он и разговаривал со мной, как со взрослой), дочерью компаньона, котенком, как он меня называл, теперь… Слава богу, он смог посмотреть на меня именно так. Ведь большинство знакомых моих родителей так и воспринимали меня маленькой девочкой. И как, интересно, меня теперь воспринимает отец?

— Я хочу вернуть себе клубы, Ксения, — заявил дядя Леня. — Себе, не твоему отцу. И дальше работать с Исой.

— Меня возьмете в компаньоны? Я, кстати, думала устраиваться на работу. Только пока не решила куда. Чего ж не попробовать себя в этом бизнесе?

Я все-таки не могла долго выдерживать серьезный тон.

— Дядя Леня, — сказала я, как ребенок, — вы научите меня, что делать? Я же быстро обучаюсь! Вы мне поможете? А в институт мне путь теперь заказан…

— Но почему? — не понял дядя Леня.

Я пояснила про отношение бывших подруг, сокурсников, преподавателей и всех остальных — родителей погибших девчонок, вообще всех знакомых, считающих меня виноватой в том, что осталась жива.

— М-да, — только и проронил дядя Леня. — Сволочи. Радоваться надо, что хоть ты не взлетела на воздух, а они… Ладно, пусть это будет на их совести.

Дядя Леня помолчал немного, а потом сказал, что меня, конечно, возьмет и обучит, но…

— Владислава Николаевича с нами не будет.

— Я и не хочу, чтобы он с нами работал. Я вообще его не хочу видеть.

— Ты не совсем меня поняла, Ксения…

Я уставилась на дядю Леню. Он крутил в руке чашку с чаем, не решаясь продолжить. Но я поняла все и так: за последнее время стала гораздо понятливее и те вещи, которые месяц назад никогда бы не посетили мою голову, теперь прилетали в нее мгновенно.

— Вы хотели сказать, что его вообще не будет на грешной земле?

Дядя Леня кивнул с хмурым видом и стал пространно говорить на тему Исы, кровной мести, того, что Иса никогда не оставит смерть соратников неотмщенной, ну и так далее и тому подобное. В общем, дядя Леня искал себе оправдание. Я также понимала, что если Леонид Тарасович не сдаст отца, то ему не жить. Скорее всего, не жить и мне. И уж точно не работать под крышей Исы. Тут уж надо выбирать.

— Я все понимаю, дядя Леня, — перебила я лившийся из Леонида Тарасовича поток. — Не надо передо мной оправдываться… Я…

Но больше я сдерживаться не могла и разревелась. Опять было страшно жалко себя. Опять думала о том, что меня все предали, начиная с отца. Он готов был меня продать, продал мою мать, вступил в соглашение с Багаевым, потом хотел убить и его, из-за отца погибло столько людей… И дядю Леню он оставил в клубе на верную смерть…

— Не исключено, что мы дадим ему возможность уехать за границу, — робко сказал Леонид Тарасович.

— Не надо давать ему никаких возможностей, — процедила я, размазывая слезы по щекам. — Не заслуживает он их. Он — предатель!

Дядя Леня заткнулся, я сходила умылась, по пути заглянула в комнату и вынесла из нее бутылку коньяку, уже значительно мною опорожненную.

— Я вообще-то за рулем, — заметил дядя Леня.

— Куда вы поедете? На часы взгляните! Уж найду место вас уложить.

— А твой?

— Объясню. Нечего шляться до утра. Вы мне лучше скажите, какие именно доказательства нужно представить Исе.

Дядя Леня разлил нам с ним коньяк, мы молча выпили, не чокаясь и не поднимая никаких тостов, потом дядя Леня заявил, что этому самому товарищу, то есть господину, нужно точно знать, кто именно отдал приказ на взрыв клуба: Багаев или мой отец. Или оба вместе? Или это личная Сашкина инициатива (что тоже исключать нельзя)? Далее. Договоренность отца с Багаевым (если она была) — одно дело. Но то, что отец знал, что в тот вечер в клубе будет происходить важная встреча с заезжими эмиссарами, и тем не менее пошел на подобное преступление — совсем другое.

— С заезжими эмиссарами? — переспросила я.

Дядя Леня пояснил, что вторая, элитная половина «Сфинкса» (именно «Сфинкса», а не одного из других клубов) использовалась как нечто типа базы Равиля Байрамгалина. Все деловые встречи проходили там, гостей принимали там, сами веселились тоже там. На ту среду был сделан особый заказ — ждали каких-то дорогих гостей из другого города.

— И они прибыли?

Дядя Леня кивнул с хмурым видом.

— И все…

Он опять кивнул.

— Повезло только Исе, — добавил только, а потом пояснил, что именно Иса должен был в тот вечер развлекать дорогих гостей, Равиль планировал для себя нечто другое. Но Иса по пути в клуб попал в аварию (я не стала говорить дяде Лене, что уже слышала об этом — пусть рассказывает, наверное, ему известно больше подробностей, чем уборщице Любе) — и загремел в больницу, час находился без сознания. Авария была случайной, на перекрестке кто-то там в него врезался. Естественно, он не мог ехать на встречу. Водитель погиб на месте. Один из двух телохранителей, остававшийся в сознании, тут же связался с Равилем и объяснил ситуацию. Равиль бросил свои дела и поехал в «Сфинкс». Дядя Леня еще очень удивился, его увидев: его предупреждали, что будет Иса.