Ира в самом деле приехала в Петербург из маленького сибирского городка, название которого я, как и тетя Люся, услышала впервые. У нее здесь были дальние родственники, поэтому выбор и пал на Петербург. Но можно считать, что на самом деле в Питере никого не оказалось: родственники не горели желанием видеть Иру у себя. Она не поступила в Первый медицинский, как хотела, прошла в медучилище и поселилась в общежитии. Денег катастрофически не хватало. Пошла работать в поликлинику — вечерами бегала по адресам, делала уколы. Платили мало, но хоть что-то.

Девчонки из общежития тоже крутились как могли. Потом Ира стала замечать, что у некоторых (а все были из бедных семей) стали появляться хорошие шмотки, украшения, кто-то съехал на съемные квартиры.

В комнате их жило четверо. Две стали подрабатывать своим телом, устроившись в одно из многочисленных агентств, рекламируемых в «Рекламе-Шанс». Пойти на это Ира не могла, она тогда вообще еще была невинна, да и дома получила соответствующее воспитание. Она продолжала делать уколы, стаптывая ноги, бегая из дома в дом, как и ближайшая ее подруга, Светка. Когда две их соседки пропадали на ночной работе, Ира со Светой плакались друг другу или рыдали в подушку.

Затем Света познакомилась с парнем. Случайно, на улице. Через некоторое время узнала, что он наркоман. Чисто из жалости, видя его ломки, она несколько раз сама вколола ему наркосодержащие препараты, заменив ампулами с обычными анальгином или димедролом те, которые должна была вводить пациентам. Откуда еще она могла взять наркотики? Парень, по всей вероятности, рассказал об этом друзьям. К подружкам стали то и дело приходить наркоманы, умоляя продать ампулы. Вначале девчонки держались. Но затем один молодой человек принес такое красивое золотое колечко с несколькими крохотными бриллиантиками, что Ира не смогла удержаться. Тем более парень отдавал колечко за ампулу. Она тогда не подумала, что то колечко — ворованное, они со Светкой вообще не хотели ни о чем думать. Все сходило с рук, а девчонкам так хотелось шмоток, сладостей, просто денег. И тут не надо было торговать своим телом.

В один прекрасный (вернее, черный) день, правильнее будет сказать — вечер, Ира возвращалась в общежитие из поликлиники. Шла усталая, еле передвигая ноги. Правда, в сумочке лежало несколько «сэкономленных» ампул. К краю тротуара приблизилась какая-то иностранная машина (тогда Ира еще не разбиралась в марках), стекло у переднего места пассажира поползло вниз.

— Вас подвезти, девушка? — заплетающимся языком спросил тип вполне определенной внешности.

Ира вежливо отказалась. Ее стали уламывать. Как назло, на улице не оказалось прохожих, да и кто заступится в теперешние времена? Тем более против бритоголовых молодцев на «жирной» иномарке?

В общем, парни хотели развлечений. Из салона вылетали алкогольные пары, гремела музыка. Водитель остановил машину, тот, что сидел на переднем месте, и еще один с заднего сиденья выскочили и затолкали Иру в машину. Она отчаянно сопротивлялась, но что могла поделать против здоровенных бугаев?

Ее отвезли на какую-то квартиру, изнасиловали всем колхозом и оставили одну в комнате, закрыв дверь. Ира уже не пыталась никуда идти.

Как выяснилось утром, парни исследовали содержимое сумочки. Ее оставили в той квартире под наблюдением одного из бугаев, остальные куда-то отбыли, прихватив с собой ампулы.

К следующему утру они уже знали про Иру все…

Они провели свое расследование, кое до чего додумались сами, потом выбили из Иры все детали.

Ире пришлось заняться тем, от чего она хотела откреститься всю сознательную жизнь. Ее вынудили стать проституткой, объяснив, что ее ждет в случае, если ампулы с ее отпечатками пальцев попадут в следственные органы. Более того, когда Ира выдавала все детали своего «бизнеса», крутилась магнитофонная пленка.

Часть зарабатываемых ею денег, правда, шли ей — и это было больше, чем она когда-либо получала ранее. Ее подруге Свете пришлось заняться тем же самым. Но Света долго не выдержала — однажды ее нашли мертвой на съемной квартире. Рядом лежали шприц и пустая ампула — девчонка использовала свои познания, полученные в училище, на практике. В Светкиной смерти Ира винила себя. Порой ей становилось уже все равно, она существовала как бы в двух плоскостях, отстраненно от своего тела. Ира совершенно не представляла, как вырваться из порочного круга, но покончить с собой не могла, думая о матери. Она писала родным, что после училища поступила в институт, и даже летом ездила домой, и в ее работе полагался отпуск, правда, каждый раз ее предупреждали, что все равно найдут, если не вернется. Она возвращалась. И не только из страха. Она видела, в какой нищете живут мать и семья брата. Возвращаться навсегда не хотелось. И Ира помогала семье деньгами, естественно, не сообщая, каким образом их зарабатывает.

Мужчин она возненавидела. Она никогда не получала удовольствия в постели. Если в юности мечтала о принце, то теперь — о том, чтобы все мужчины в один прекрасный день пропали с лица Земли. Или хотя бы те, что ее окружают.

Как-то она с подругами оказалась по вызову в бане у Петра Петровича Багаева.

— Ты была дорогой проституткой? — уточнила я.

— Да, — кивнула Ира. — Я считаю, что уж если быть — так лучшей. Неважно, в каком деле. В любом, которым занимаешься или вынуждена заниматься.

Ире помогало то, что выросла она все-таки не на питерском болоте, а в сибирском городке, на натуральных продуктах, какую-никакую, а закалку в детстве получила. После трех лет работы она не выглядела потасканной, наоборот, тратила получаемые деньги на посещение косметических салонов.

Ира понравилась Багаеву, он вызвал ее еще пару раз, затем предложил поработать в одном из его клубов. Она честно рассказала, чем ее держат. Петр Петрович заявил, что вопрос этот решит. Решить-то он решил, но теперь она стала рабой Багаева.

В один прекрасный день Петр Петрович вызвал Иру к себе в кабинет и обрисовал новую задачу: охмурить моего отца таким образом, чтобы он развелся с женой и женился на Ире.

— Делай, что хочешь, но из семьи он должен уйти, — сказал Петр Петрович, а потом добавил: — Тогда ты свободна.

И напомнил про злосчастные ампулы и кассету с записью Ириного признания, хранящиеся, как он сказал, у него в сейфе.

Услышав Ирино признание, я с огромным трудом сдержалась, чтобы не наорать на нее, не вскочить со своего места и не впиться ей в физиономию. Но она сама увидела мое выражение лица…

— Прости, Ксения. Я тогда… ну, на базе Исы, обманула тебя. Я знала, что твоя мать жива, и знала, на что иду. И… я хотела представить себя… в выгодном свете в твоих глазах. Да, конечно, я чувствую себя виноватой… Но я никак не могла подумать, что твоя мама… Ксения, согласись: это ненормально! Ты бы сама стала глотать таблетки, если бы мужик ушел к другой? Ну поревела бы, но травиться?! Тем более оставалась ты. Но все равно прости меня! Пожалуйста! Пойми: мне так хочется счастья, не быть одной… Я хочу, чтобы ты стала моим другом.

Я поднялась со стула, подошла к окну, долго молчала. Ира считает, что моя мама покончила с собой из-за нее? Из-за ухода отца? Я была уверена, что тут какая-то другая причина. Я вновь опустилась на свое место и перешла (вернее, опять вернулась) к менее болезненной для меня (но не для Иры) теме ампул и кассеты.

— Послушай, а ты не узнавала насчет давности лет? — посмотрела я на Иру. — Ты с адвокатом ни с каким не консультировалась?

— Я боюсь, Ксения. — Она посмотрела на меня заплаканными глазами, но, как я видела, была рада говорить об этом, а не о смерти моей матери, в которой себя винила. — А если адвокат продаст? Я никому не верю. Понимаешь, никому! Меня так жизнь научила! Да, адвокат обязан хранить тайну клиента. Но я не знаю точно, должен он или не должен сообщать о преступлении, о котором ему стало известно? За «зелень», конечно, никто ничего сообщать не станет. Например, про своих постоянных клиентов, от которых регулярно идут большие бабки. А если адвокат, к которому я пойду, как-то связан с Багаевым? Или с твоим отцом? Я смогу в нашем городе найти юриста, с которым ни один из них не знаком? То есть наоборот.