Сочиняю сценарий для фильма.

Первый кадр: золотится закат,

Озаряется озеро Ильмень,

А над озером сосны стоят.

Небольшая домашняя нечисть,

Самодельный критический чёрт.

(Обязательно с чёртом я встречусь,

И он мне наставленье прочтёт!)

«Отчего не берёшь ты Нью-Хемпшир?

Что ты озеро Сквам не берёшь?

Летний день, над водою померкший,

Так для первого кадра хорош!

У тебя в поэтическом фильме

Несуразностей быть не должно,

И не видел ты озера Ильмень,

И в другом полушарье оно!»

Мне подыскивать надо героя —

Без героя и фильма-то нет.

Понемногу наметились трое:

Академик, священник, поэт.

И пойдут они все по дороге,

Что трудна, и крута, и пряма,

Будут правду искать, а в итоге

Эмиграция или тюрьма.

А у чёрта на это в запасе

Нехороший презрительный смех:

«Убирался бы ты восвояси,

На крови спекулировать — грех!

Лучше взял бы ты школу в Вермонте.

На привычные вещи взгляни:

Видишь — там, на ночном горизонте,

Автострадою мчатся огни.

Вот одна из возможнейших версий:

Там — стеклом ветровым отражён —

Твой герой, паренёк из Нью-Джерси,

И зовут его, может быть, Джон…»

Я для фильма искал героиню,

И почти что обрел во плоти:

Я позарился на балерину,

Что на Запад решилась уйти.

Оказалось — совсем не годится:

По примеру блистательных див

Обзаводится виллою в Ницце,

Мой сценарий вконец загубив.

Неудачи преследует демон,

Или бедный талант мой иссяк, —

Только фильмы на русскую тему

У меня не выходят никак.

Я живу всё странней, всё нелепей,

И в бессмысленный сон погружён,

Вспоминаю всё чаще о цепи,

О распавшейся цепи времен.

Вот мне и стало казаться,

Что стихи мои тоже так,

Как солдаты, чётко по плацу

Отбивают за шагом шаг.

А душа моя по-другому,

А душа моя, как назло,

То проскальзывает невесомо,

То волочится тяжело.

Сочинитель, к беде готовься!

Будет участь твоя плоха,

Если не совпадает вовсе

Шаг души с шагами стиха.

Я очень Вас благодарю, Бетаки,

За Ваши негодующие строки.

Люблю стихи, подобные атаке,

Стихи, как партизанские наскоки!

Нас заливают мутные потоки

Газетной злопыхательской клоаки,

Стрекочут нам партийные сороки

Дежурно-показательные враки.

У этих — бронированные щёки

Не заалеют от стыда, как маки.

Кто устыдился — в лагерном бараке

Отсиживает длительные сроки.

Для многих эти времена жестоки,

И многие живут, как на биваке,

В Москве, в Нью-Йорке, в Риме, в Нагасаки

Шумят над нами мировые склоки.

Мы все в литературе одиноки,

И потому так дороги нам знаки

Внимания, и я за Ваши строки

Еще раз Вас благодарю, Бетаки.

Вот я качаюсь — чучело,

А надо мной — вороньё.

До самых бровей нахлобучено

Фетровое рваньё.

А из-под фетра — патлы

Соломенные торчат,

А на портках — заплаты

Голубоватый квадрат.

На шее кругом намотано

Продранное тряпьё.

Качайся по ветру — вот оно,

Чучелово житьё.

Рубаха моя подпоясана

Верёвочкою гнилой.

Ветви осеннего ясеня

Швыряют в меня листвой.

Грубо углём намалёваны

Брови, и нос, и рот.

Раскачиваюсь зарёванный,

Дождь на меня идёт.

И в эту погоду аховую,

На огород водворён,

Я рукавами размахиваю,

Распугиваю ворон.

Ну что же, — обломком угольным

Рожу всю перемажь!

Я тоже в театре кукольном

Трагический персонаж.

Все мы загримированы

И выряжены пестро,

А я ещё нафаршированный, —

Во мне — не моё нутро!

Тырсой набит, соломою,

Войлоком и трухой.

Как будто лицо знакомое,

А стал я совсем другой.

В чучелы угораздило, —

Ну так — теперь держись!

Ловким чучельным мастером

Ты оказалась, жизнь!

Пришиты к лицу неслыханные

Буркалы из фольги,

И даже в череп напиханы

Искусственные мозги!

Покачиваюсь, раскачиваюсь

В сторону из стороны,

Всячески выпендрячиваюсь —

А вороньё хоть бы хны!

Пол-огорода склёвано,

Затоптано, разорено,

Птицами разворовано

Собранное зерно.

Чучелу понаскучили

С бандой ворон бои.

В тысячу раз не лучше ли,

Если мозги свои?

Вставьте в меня, пожалуйста,

Сердце вместо трухи,

Чтоб затевал я шалости,

Чтоб сочинял стихи,

Чтоб трепака отплясывал,

Чтобы глушил самогон,

Чтобы читал Некрасова,

А не пугал ворон.