НЕ СОБРАННОЕ В КНИГИ * * * Розу в волосы заколите, Веер китайский подвесьте к руке. Вам бы где-нибудь на Гаити Плясать на столе в ночном кабаке. Только там, у дубовой стойки, Где гавайской гитары стонет струна, Всем неудачникам все неустойки Счастье выплачивает сполна. * * * Всё мудро устроено в мире, – И то, что замужем ты, И то, что в твоей квартире Стоят на столе цветы. И то, что, придя с работы, Твой муж находит уют, И то, что эти заботы Встречаться нам не дают. Но если при редкой встрече Ты мне кивнёшь на ходу, Я эти глаза и плечи — В глубокую память кладу. Я счастлив. И нет мне дела, Что меж нами преграды одни. Как бы ты мне надоела, Если бы не они! * * * Ты не лепечешь по-французски, Ты шёлком не сжимаешь ног. Пушкин. «Калмычке» Только встречу и погляжу — Рвётся душа на части, Ходит по первому этажу Моё калмыцкое счастье. Где кибитки и где холсты, Песнь по степным просёлкам? Ты по-французски лепечешь, ты Ноги сжимаешь шёлком. Устремляется вспять поток, Если плотиной заперт. Будем мы глядеть на восток, А уходить на запад. Нашей беды большой Кто подсчитает убытки? О если б забыться праздной душой В твоей кочевой кибитке! Лагерь UNRRA 1947 * * * В тот тёмный год отца из дома увели. Под рёв ветров заупокойных, Казалось, треть страны в тот год ушло с земли В сопровождении конвойных. Год пыток, год смертей, год сталинских расправ, Процессов, массовых расстрелов, Вожди беснуются, стране хребет сломав, И бед на сотни лет наделав! Год ссылок и разлук, арестов и тревог, Год всероссийского погрома! Я вспоминаю блеск начальственных сапог И грозный окрик управдома. Он всюду, как шакал, вынюхивал беду, И, будучи дельцом прожжённым, Кому-то сразу он, как водится, за мзду Сбыл нашу комнату с балконом. А я, заткнув в полу крысиную дыру, Мой стул, мой стол, одежду, койку Легко перетащил в пустую конуру, Где видишь из окна помойку. Однажды вечером я в свой чулан иду (Я где-то ночевал у друга). Сосед мой, торопясь, кивнул мне на ходу, Глаза скосивши от испуга. А позже я узнал, что в эту ночь за мной Какие-то явились трое. Ещё наслушаюсь я брани площадной Осатанелого конвоя. А в институте всё я рассказал друзьям, Я навсегда прощался с ними, Я думал, что меня сошлют в Сибирь, а там Сгноят в каком-нибудь Нарыме. И вечером, один, сидел я в тишине. Окна темнела крестовина. Ждал, что придут за мной, но с шумом вдруг ко мне Ввалились Жорж, Борис и Нина. У каждого из них какой-то тюк в руке. — Бери-ка тёплые вещицы! — Достали кое-что! Не дело налегке Тебе по холоду тащиться! Но брать мне не пришлось тех сказочных даров. Причиной опасений ложных Была, как раз в ту ночь, проверка паспортов У элементов ненадёжных. Страна, где прошлого тепла ещё зола, Страна, где волны страха катят, Там хватит, может быть, на сто столетий зла, Но и добра на сто столетий хватит. ТОВАРНАЯ СТАНЦИЯ …В поле на рассвете – Женщины и дети. А вагоны на перроне — Это мир потусторонний И в окне вагона — Голова — икона. Не лицо уже, а лик. Смотрит отрешённо Бритый, высохший старик Из окна вагона. Вот и он пропал во тьме. Выживет едва ли — Где-нибудь на Колыме, На лесоповале… Тяжко дышит на ремне Пёс у конвоира. Кто-то что-то крикнул мне Из другого мира. И я вижу: на снегу В стороне записка. Взять её я не могу – Конвоиры близко. Не пройдёшь туда никак, Охраняют рьяно. Спустит на тебя собак Сразу же охрана. Верно, с адресом листок Извещает сжато, Что такой-то дали срок, Что везут куда-то. Но записку ветер сгрёб И понес, загикав… А затоптано в сугроб Сколько этих криков? Но бывает — повезёт Крошечным запискам — Подбирает их народ И относит близким. Это — год тридцать восьмой, Памятный угарной, Зимнею рассветной тьмой Станции товарной. Дым по ветру распластав, Как дракон несытый, Подползал, шипя, состав, Ссыльными набитый. Точно не было конца Траурному дыму. Между ссыльными — отца Я искал в ту зиму. Год прошёл, как поутру, После ночи долгой, Он по нашему двору Уходил с кошёлкой. И с ружьём наперевес Шёл за ним военный, И отец навек исчез Где-то во вселенной. Ни могилы, ни креста, Ни плиты надгробной, Только гиблые места, Только ветер злобный. Только в памяти моей, Где-то за грядою Низвергающихся дней — Он ещеё со мною. На рассвете, на Днепре С ним мы рыбу ловим, И картошку на костре В котелке готовим. А потом, перед костром, Он со мной присядет — И расскажет мне о том, Как покойный прадед В сети тигра брал живьём В зарослях Уссури. И смеётся… сколько в нём Ещё детской дури! А домой придём мы с ним — За вечерним чаем О стихах мы говорим, В шахматы играем… Всё кружится шар земной И скрипит громоздко — Но отец всегда со мной В полушарьях мозга. Чуден памяти тайник, Только странно всё же: Я, отец, уже старик — Ты меня моложе… Жизнь по капле пью… и всё ж Видно дно в сосуде, Только там, где ты живёшь, Не стареют люди. Для чего мы бережём Фотонегативы? С нами памяти альбом, В нём родные живы. |
