* * * В государстве великих разлук ходовая монета — пространство. Начинают с того, что кладут между мной и тобою моря. Проходи по чужим городам, под чужими созвездьями странствуй И как в шахте глубокой томись в непочатых слоях словаря. А еще через несколько лет только праздники помнишь и флаги, И в воскресном театре души мемуарные фильмы идут. Заливает, как темной водой, котловины твои и овраги, Заливает пространства твои колокольного времени гуд. За последней березой закат истончается желтой полоской: Это занавес ночи на нас опускает свою бахрому. Как ни горько признаться, а всё ж оказалась земля моя плоской. И я вместе с театром моим уплываю куда-то во тьму. Нет, не родину страшную я потерял в суматохе вокзальной, — Из-под лапищ ее никуда не уйти мне со словом моим, — А кусочек пространства, где я на поверхности мира зеркальной На рассвете июльского дня отражением плыл молодым. В уцелевших просторах моих ветер времени дует по строчкам, И я целую жизнь напролет от себя самого ухожу, И разбитое зеркало я всё пытаюсь сложить по кусочкам, И всё кажется мне, что себя я из этих кусочков сложу. * * * Сергею Бонгарту Кривая ветвь совсем не за ограду, А протянулась во вчерашний день За птицею, которая по саду Рассыпала рулады дребедень, За птицей, упорхнувшей в день минувший!.. И сказочно и празднично и страшно, Как будто мы на части время рвём, Когда живой кусок из тьмы вчерашней Выламываем кистью иль пером. Как будто время трескается с хрустом, Как будто всё идет наоборот, И при волшебном фонаре искусства Из будущего прошлое встаёт. Снег столько раз ложился на карнизе, И сколько раз седой была трава, А вот Наташе на твоем эскизе Всё те же солнечные двадцать два! И в юности моей, во время оно, Когда ещё писалось горячо — В стихах звезда сорвалась с небосклона И до сих пор летит она ещё. Когда-нибудь из сумрака столовой Я прямо в твой пейзаж перешагну — На озеро, где по воде лиловой Ты чайной розой расплескал луну, Войду туда, где в бешеном нахлёсте Светящиеся влеплены мазки. И непременно ты заглянешь в гости Когда-нибудь ко мне, в мои стихи. * * * Как им заплатит воля равновесья? Гумилев А называют землю Колыма. (Того убили, тот сошел с ума.) А есть еще другая — Воркута. (Не сыщешь ни могилы, ни креста.) Под снегом примиряющим России Вповалку спят чужие и родные. А где-то в дальних США, за океаном, Есть кладбище с названием престранным. Есть кладбище. Животные на нём В своих могилах спят последним сном. Вот памятник, заботливой рукою Воздвигнутый над свинкою морскою. А вот мемориальная плита Над прахом незабвенного кота. А рядом что-то наподобье раки С останками возлюбленной собаки. И вот теперь раздумываю здесь я О гумилевской воле равновесья. А на уплату равновесья хватит? Или оно, смеясь над нами, платит За ужас общей ямы с братской давкой Плитою намогильною над шавкой? * * * Опять кругом слезливая зима. От непрестанно гаснущих снежинок Стоят, как маслом вытерты, дома, Как будто ряд переводных картинок. На западе — разваренный крахмал С вишневой растекающейся пеной. Мне кажется, что Бога замещал Какой-то пейзажист третьестепенный. Я с головой почти что в шубу влез, В калошах, в шапке, с шарфом до колена… Не пушкинский пророк, не сын небес, Бряцающий на лире вдохновенно, А очень неуклюжий человек, — Весьма несовершенное творенье, — Шагающий неловко через снег В очередное сверхстолпотворенье. У каждого есть множество обид. Любой из нас — проситель с челобитной. И, может быть, всех громче говорит Тот, кто на свете самый беззащитный. * * * Ты сказал мне, что я под счастливой родился звездой, Что судьба набросала на стол мне богатые яства, Что я вытянул жребий удачный и славный… Постой — Я родился.под красно-зловещей звездой государства! Я родился под острым присмотром начальственных глаз. Я родился под стук озабоченно-скучной печати. По России катился бессмертного «яблочка» пляс, А в такие эпохи рождаются люди некстати. Я родился при шелесте справок, анкет, паспортов, В громыхании митингов, съездов, авралов и слётов, Я родился под гулкий обвал мировых катастроф, Когда сходит со сцены культура, своё отработав. Только звёзды оставь. Разлюбил я торжественный стиль. Кто ответит, зачем эти звёзды на небо всходили? По вселенной куда-то плывёт серебристая пыль, И какое ей дело до нас — человеческой пыли. Я ещё уцелел, ещё жизнь мою праздную я И стою на холодном ветру мирового вокзала, А звезда, что плыла надо мной, — не твоя, не моя, Разве только морозный узор на стекле вырезала. Оттого я на звёзды смотреть разучился совсем. Пусть там что-то сверкает вверху, надо мной леденея, — Мне бы дружеский взгляд да очаг человеческий — чем Ближе к небу — как Дельвиг говаривал — тем холоднее. |
