В государстве великих разлук ходовая монета — пространство.

Начинают с того, что кладут между мной и тобою моря.

Проходи по чужим городам, под чужими созвездьями странствуй

И как в шахте глубокой томись в непочатых слоях словаря.

А еще через несколько лет только праздники помнишь и флаги,

И в воскресном театре души мемуарные фильмы идут.

Заливает, как темной водой, котловины твои и овраги,

Заливает пространства твои колокольного времени гуд.

За последней березой закат истончается желтой полоской:

Это занавес ночи на нас опускает свою бахрому.

Как ни горько признаться, а всё ж оказалась земля моя плоской.

И я вместе с театром моим уплываю куда-то во тьму.

Нет, не родину страшную я потерял в суматохе вокзальной, —

Из-под лапищ ее никуда не уйти мне со словом моим, —

А кусочек пространства, где я на поверхности мира зеркальной

На рассвете июльского дня отражением плыл молодым.

В уцелевших просторах моих ветер времени дует по строчкам,

И я целую жизнь напролет от себя самого ухожу,

И разбитое зеркало я всё пытаюсь сложить по кусочкам,

И всё кажется мне, что себя я из этих кусочков сложу.

Кривая ветвь совсем не за ограду,

А протянулась во вчерашний день

За птицею, которая по саду

Рассыпала рулады дребедень,

За птицей, упорхнувшей в день минувший!..

И сказочно и празднично и страшно,

Как будто мы на части время рвём,

Когда живой кусок из тьмы вчерашней

Выламываем кистью иль пером.

Как будто время трескается с хрустом,

Как будто всё идет наоборот,

И при волшебном фонаре искусства

Из будущего прошлое встаёт.

Снег столько раз ложился на карнизе,

И сколько раз седой была трава,

А вот Наташе на твоем эскизе

Всё те же солнечные двадцать два!

И в юности моей, во время оно,

Когда ещё писалось горячо —

В стихах звезда сорвалась с небосклона

И до сих пор летит она ещё.

Когда-нибудь из сумрака столовой

Я прямо в твой пейзаж перешагну —

На озеро, где по воде лиловой

Ты чайной розой расплескал луну,

Войду туда, где в бешеном нахлёсте

Светящиеся влеплены мазки.

И непременно ты заглянешь в гости

Когда-нибудь ко мне, в мои стихи.

А называют землю Колыма.

(Того убили, тот сошел с ума.)

А есть еще другая — Воркута.

(Не сыщешь ни могилы, ни креста.)

Под снегом примиряющим России

Вповалку спят чужие и родные.

А где-то в дальних США, за океаном,

Есть кладбище с названием престранным.

Есть кладбище. Животные на нём

В своих могилах спят последним сном.

Вот памятник, заботливой рукою

Воздвигнутый над свинкою морскою.

А вот мемориальная плита

Над прахом незабвенного кота.

А рядом что-то наподобье раки

С останками возлюбленной собаки.

И вот теперь раздумываю здесь я

О гумилевской воле равновесья.

А на уплату равновесья хватит?

Или оно, смеясь над нами, платит

За ужас общей ямы с братской давкой

Плитою намогильною над шавкой?

Опять кругом слезливая зима.

От непрестанно гаснущих снежинок

Стоят, как маслом вытерты, дома,

Как будто ряд переводных картинок.

На западе — разваренный крахмал

С вишневой растекающейся пеной.

Мне кажется, что Бога замещал

Какой-то пейзажист третьестепенный.

Я с головой почти что в шубу влез,

В калошах, в шапке, с шарфом до колена…

Не пушкинский пророк, не сын небес,

Бряцающий на лире вдохновенно,

А очень неуклюжий человек, —

Весьма несовершенное творенье, —

Шагающий неловко через снег

В очередное сверхстолпотворенье.

У каждого есть множество обид.

Любой из нас — проситель с челобитной.

И, может быть, всех громче говорит

Тот, кто на свете самый беззащитный.

Ты сказал мне, что я под счастливой родился звездой,

Что судьба набросала на стол мне богатые яства,

Что я вытянул жребий удачный и славный… Постой —

Я родился.под красно-зловещей звездой государства!

Я родился под острым присмотром начальственных глаз.

Я родился под стук озабоченно-скучной печати.

По России катился бессмертного «яблочка» пляс,

А в такие эпохи рождаются люди некстати.

Я родился при шелесте справок, анкет, паспортов,

В громыхании митингов, съездов, авралов и слётов,

Я родился под гулкий обвал мировых катастроф,

Когда сходит со сцены культура, своё отработав.

Только звёзды оставь. Разлюбил я торжественный стиль.

Кто ответит, зачем эти звёзды на небо всходили?

По вселенной куда-то плывёт серебристая пыль,

И какое ей дело до нас — человеческой пыли.

Я ещё уцелел, ещё жизнь мою праздную я

И стою на холодном ветру мирового вокзала,

А звезда, что плыла надо мной, — не твоя, не моя,

Разве только морозный узор на стекле вырезала.

Оттого я на звёзды смотреть разучился совсем.

Пусть там что-то сверкает вверху, надо мной леденея, —

Мне бы дружеский взгляд да очаг человеческий — чем

Ближе к небу — как Дельвиг говаривал — тем холоднее.